литературы поляков и чехов сделаются доступными для западно-европейских читателей. Но в настоящем труде я коснусь литературы одной лишь ветви великой славянской семьи, а именно русской, или восточной, ветви; и даже при этом ограничении я принужден буду умолчать о южнорусской или украинской литературе и песнях. Я буду говорить лишь о литературе великороссов, или, проще, о русской литературе. Из всех славянских языков великорусский пользуется наиболее широким распространением. Это — язык Пушкина и Лермонтова, Тургенева и Толстого.
Подобно всем другим языкам, русский воспринял в себя много иностранных слов: скандинавских, турецких, монгольских, а позднее — греческих и латинских. Но, несмотря на ассимиляцию многих племен урало-алтайского или туранского корня, которая была уделом русского народа в продолжении многих веков, его язык сохранился в замечательной чистоте. Приходится только удивляться, что перевод Библии, сделанный в IX ст., на языке, которым тогда говорили в Болгарии и Македонии, до сих пор в общем понятен даже русскому простолюдину. Грамматические формы и конструкции фраз этого перевода совершенно различны от теперешних; но корни слов и даже значительное количество слов — те же, которые были в употреблении тысячу лет тому назад.
Должно, впрочем, сказать, что даже в этот ранний период язык русских славян достиг уже высокой степени совершенства. Очень немногие слова евангельского текста сохранены по-гречески, причем это обыкновенно названия предметов, неизвестных южным славянам; но в то же время ни одно из отвлеченных понятий и ни один из поэтических образов оригинала не подверглись искажению, и переводчики нашли для них надлежащие выражения. Многие выражения перевода отличаются поразительной красотой и сохранили эту красоту до настоящего времени. Каждому памятны, например, затруднения, которые испытывал ученый доктор Фауст, в бессмертной трагедии Гете, при переводе фразы: «В начале было Слово». «Слово» — Das Wort — в современном германском языке показалось доктору Фаусту чересчур низменным для выражения идеи: «Бог был Слово». Но «Слово» в старославянском переводе, помимо своего коренного значения, заключало гораздо более глубокий смысл, чем немецкое «Das Wort». Оно отчасти сохранило его и до настоящего времени; в старославянском же языке в понятие «Слово» включалось также понятие о «Разуме» — немецкий «Vernunft», и вследствие этого оно давало читателю идею достаточно глубокую, чтобы во второй части евангельского стиха не чувствовать противоречия.
Я глубоко сожалею, что не могу дать английским читателям понятия о красоте и строении русского языка, который был в употреблении в начале одиннадцатого века на севере России и образчик которого сохранился в проповеди новгородского епископа (1035 г.). Короткие предложения этой проповеди, рассчитанные на понимание их новообращенною паствою, поистине прекрасны; в то же время христианское мировоззрение епископа, вполне свободное от византийского гностицизма, очень характерно и до сих пор понимается массой русского народа.
В настоящее время русский язык (великорусский) в замечательной степени свободен от провинциальных поднаречий (patois). Малорусский или украинский, являющийся языком почти пятнадцатимиллионного народа и обладающий собственной литературой (как народной, так и литературой в собственном смысле этого слова), несомненно, представляет отдельный язык, в той же степени, как норвежский или датский отдельны от шведского или португальский и каталонский отдельны от кастильского или испанского. Белорусский, которым говорят в некоторых губерниях западной России, также необходимо рассматривать как отдельную ветвь русского языка, а не как местное наречие. Что же касается великорусского, или русского, то им говорит компактная масса почти 80 000 000 населения из северной, центральной, восточной и южной России, а также на Северном Кавказе и в Сибири. Произношение слегка разнится в различных частях этой огромной территории; но все же литературный язык Пушкина, Гоголя, Тургенева и Толстого понятен всей этой огромной массе народа. Русские классики расходятся по деревням в миллионах экземпляров, и когда, несколько лет тому назад, истекли права издателей на сочинения Пушкина (50 лет спустя после его смерти), полные издания его сочинений — некоторые из них в 10-ти томах — были распроданы в сотнях тысяч экземпляров по невероятно низким ценам; в то же время отдельные издания его поэм, сказок и т. д. продаются теперь сотнями тысяч, по копейке и по 3 копейки за экземпляр, разносимые по деревням коробейниками. Даже полные издания сочинений Гоголя, Тургенева и Гончарова в 12-томных изданиях иногда расходились, в виде приложения к «Ниве», в количестве 200 000 экземпляров в течение одного года. Преимущества подобного интеллектуального единства нации вполне очевидны.
Ранняя народная русская литература, которая лишь отчасти хранится в памяти крестьянского населения, отличается поразительным богатством и полна глубокого интереса. Ни одна западноевропейская нация не обладает таким поразительным богатством народного творчества, в форме преданий, сказок и лирических народных песен, — причем некоторые из них отличаются необыкновенной красотой, — и таким богатым циклом эпических песен, относящихся к седой древности. Конечно, все европейские нации когда-то обладали такими же богатствами народной литературы; но значительная часть их богатства была утрачена ранее, чем научные исследователи поняли их ценность и начали собирать их. В России эта драгоценность осталась сохраненной в отдаленных, незатронутых еще цивилизацией, деревушках, особенно в области, расположенной вокруг Онежского озера; и когда фольклористы в конце XVIII и в XIX веке обратили на нее внимание, они застали еще в северной России и в Малороссии сказителей и певцов, ходивших по деревням со своими первобытными струнными инструментами, распевая былины, происхождение которых терялось в глубокой древности.
Кроме того, значительное количество очень старых песен поется до сих пор в русских деревнях. Каждый крупный годовой праздник — Рождество, Пасха, день на Ивана Купалу — имеет свой собственный круг песен, в которых слова и напевы относятся еще ко временам язычества. При свадьбах, сопровождаемых очень сложным обиходом, и при похоронах женщины-крестьянки поют также весьма древние песни. Многие из этих песен, конечно, подверглись с течением веков значительным искажениям; от некоторых уцелели лишь отрывки; но, памятуя народную пословицу, что «из песни слова не выкинешь», женщины в многих местностях России продолжают петь эти древние песни, хотя смысл многих слов уже недоступен их пониманию.
Помимо песен имеются также сказки. Многие из них общеарийского происхождения; параллельные сказки можно найти в собраниях сказок братьев Гримм; но некоторые имеют монгольское и тюркское происхождение[1]; некоторые же по основе своей — чисто русские. Вслед за тем идут песни, распеваемые странствующими певцами, каликами перехожими; песни эти также очень древнего происхождения. Они почти целиком заимствованы с Востока, и героями и героинями их являются представители других народностей, как, например, «Акиб, ассирийский царь», «Прекрасная Елена», «Александр Великий», «Рустем Персидский» и т. п. Понятно, какой интерес представляют эти русские версии восточных легенд для всякого исследователя в области фольклора и сравнительной мифологии.
Наконец, крупное место в русской народной словесности занимают эпические песни, былины, которые соответствуют исландским сагам. Даже и в настоящее время их можно иногда услышать в деревнях северной России, где их поют так называемые «сказители», аккомпанируя себе на специальном инструменте, также имеющем очень древнее происхождение. Старик-сказитель произносит речитативом одну или две фразы, аккомпанируя себе на инструменте; вслед за этим следует мелодия, в которую каждый певец излагает собственные модуляции, и затем снова начинается спокойный речитатив эпического рассказа. К сожалению, эти старые барды быстро вымирают; но около 35 лет тому назад некоторые из них были еще живы в Олонецкой губернии, и мне удалось услышать одного из них, привезенного в Петербург А. Гильфердингом; старый певец пел свои удивительные былины в Собрании Русского географического общества. Собирание эпических песен, к счастью, было начато заблаговременно — еще в XVIII веке этому делу посвятило себя несколько специалистов, — и в настоящее время Россия обладает едва ли ни самым богатым собранием подобного рода песен (около четырехсот), спасенных от забвения.
Героями русских эпических песен являются богатыри, которых народное предание объединяет вокруг стола киевского князя, Владимира Красное Солнышко. Одаренные сверхъестественной физической силой, эти богатыри — Илья Муромец, Добрыня Никитич, Микула Селянинович, Алеша Попович и т. д.,
