вдоль тропинки, видно.
И птичьи голоса говорят, что весна где-то совсем рядом. И солнце, что пробивается сквозь крону елей и сосен — на просеки, полянки, на тропку эту, — светит уже особенно, не холодно…
Им тут и расстаться бы: Александру Петровичу направо пора сворачивать, мальчишке — прямо до поселка, и спасибо ему, милому юному спутнику, спасибо за то, что он такой!
Они уже и попрощались.
— Только…
— Что «только»? — спросил Александр Петрович.
— Только я все наврал! Вам наврал!
— Как?
— Ну, дед у меня ни в каких партизанах не был. Старостой был при немцах, им и прислуживал. А отец сейчас летчик. А в войну он не был летчиком. Тогда не мог. Таким же, как я, мальчишкой был. Его на Урал увезли с детским домом. На заводе работал, танки делал, а потом в военное училище пошел. Он и сейчас говорит: «Смывать грязное пятно нам надо». Вот как! А то, что он летчик, я правду сказал. После войны и сейчас.
Александр Петрович растерялся и не знал, что же ему сказать.
Потом наконец спросил:
— Ну, а дивизия Сто сорок четвертая Пронина и Девятая — Белобородова? И эти мины-сюрпризы? И аэродром в Ватулино, артсклад в Можайске? Это-то все откуда? У тебя — откуда?
— Это все правильно. Так и было. Я и по книгам читал, и выписывал, а как сюда переехал, все время хожу здесь, чтобы узнать, как что было…
Александр Петрович молчал.
И мальчишка молчал. Вдруг сказал:
— Вы меня презирать теперь будете?.. Да? Я ведь, если бы вы не рассказали про нее, Октябрину…
— Ну, почему же… Не так это просто — презирать…
— Я, как школу окончу, обязательно в военное училище хочу. Отец говорит: «Самая накладная профессия у нас для страны. Но самая нужная. Пока — самая нужная». Я очень хочу!
— А песня? — вспомнил Александр Петрович. — Как же это она — «Мы — красная кавалерия…»? Дед, говоришь, пел?
— Не дед, а отец. Он правда ее все время вспоминает… Но хотелось, чтобы и дед… Чтоб все так было!
Александр Петрович слушал его, думал и смотрел на лес. Какой он разный. То чащоба непролазная, то просека, то поляна, то тропка, как эта. И все вместе, как жизнь. Выбирай, думай, ищи.
— Презираете меня? Да? — переспросил он.
— Пожалуй, наоборот. Хорошо, что выбираешь, думаешь, ищешь.
Александру Петровичу показалось, что мальчишка обрадовался, услышав это, и потому особенно долго прощался.
А когда они расстались и Александр Петрович свернул направо, он вспомнил, что так и не спросил, как зовут этого мальчишку. Ведь он ничего о нем не знал, ни имени, ни фамилии.
Впрочем, может, и неважно, что не спросил. Ходят же такие мальчишки по земле. И хорошо, что они есть — такие!
