он.
Я ему искренне посочувствовал и даже предложил заварить один из своих настоев.
- Давай, - простонал он. - Все равно хуже не будет.
Я вытащил из-за шкафа Кузю, который так успел сдружиться с Димкиным котом, что даже спал с ним в обнимку, причем тот был совсем не против (вот что значит вовремя пригрозить обоих кастрировать, если не прекратят шуметь) и отправил его на кухню, снабдив его травами и инструкциями по приготовлению настоя.
- К обеду будет готова, - пообещал я.
- К полудню я сдохну, - немного невнятно из-за подушки ответил мой сосед.
- Это только так кажется.
- Заткнись!
Я усмехнулся, знакомое состояние. Ничего, переживет, к вечеру уже и думать забудет о боли. А может и сейчас, судя по стуку, к нам пришел кто-то очень злой. Открывая дверь, я надеялся, что это все-таки не Серпуховской и не Сир, пришедшие сообщить мне, что мое обучение окончено, сессию я могу не сдавать, а после окончания курса отправляться на все четыре стороны. Пока это, к счастью, была всего лишь Оксана. Она подскочила к Димке и, ткнув ему под подушку что-то круглое, спросила:
- Где ты это взял?
- Купил.
Я, наконец, смог разглядеть то, что она держала в руках. Это оказался всего лишь подарок, который он вручил ей, не забыв при этом сказать, что покупал вроде как бы от имени всех, но потом всем этот подарок не понравился и они решили купить ей какое-нибудь украшение.
- Дим, вылазь давай и скажи где ты его взял?
- Говорю же, купил на базаре. За три серебряные монеты, - продолжал бурчать Димка, все глубже зарываясь в одеяло.
- Артефакт истинного пути за три серебряные монеты?! - не знаю, что это за артефакт такой, но, судя по ее глазам и вытянувшемуся лицу, такую вещь просто так на базаре не купишь.
Однако, обсудить это нам не дали, в комнату вломился Марк с известием, что Сир срочно собирает всех в двенадцатой аудитории. Из-под одеяла донесся недовольный мат, потом он все-таки зашевелился и вылез на свет божий. Ничего не скажешь, красиво его Казаринов приложил, если бы не Василиса, то остался бы он на всю жизнь со шрамом, рассекающим висок и скулу. Да, и стало бы в нашей комнате на одного психа больше, потому как обычно такие удары без последствий не обходится.
Мы немного задержались, Димку шатало как какого-нибудь запойного алкоголика. Я пытался уговорить его остаться в спальне, но он наотрез отказался, аргументировав это тем, что раз мастер приказал, значит надо идти. По мне, так он тоже думает, что сюда приперся кто-то из этой долбанутой семейки (вчера в медпункте, пока нас осматривали, я рассказал ему о том, кто такой Казаринов и почему он на меня набросился) и своим видом хочет показать, кто и в чем в данной ситуации виноват. Я, конечно, не против, даже готов сказать ему спасибо за такое самопожертвование, но мне же его потом обратно тащить, а он не такой уж и маленький.
Как оказалось, все ждали только нас, точнее, меня, Димке указали на дверь, а потом, подумав, предложили отправить его прямо в кровать. Однако, тот как упал на парту, так и отказался двигаться. Ребята тоже были настороженны, особенно им не нравилось присутствие Бориса Казаринова, отца Макса, как, впрочем, и мне. Однако, ему удалось нас удивить.
- Я пришел, чтобы принести свои извинения за поступок своего сына, - начал было он, дождавшись, пока шум немного утихнет, но его нагло перебили:
- Вы считаете это поступком? - фыркнул Сир. - Это даже проступком назвать сложно, причем виноваты в этом, если разобрать, вы.
Казаринов бросил на вампира уничижительный взгляд, гордо вскинул подбородок и продолжал:
- Сейчас Максим находится в больнице, где им занимаются лучшие специалисты. Надеюсь, вы понимаете, что он, так же как и вы, всего лишь жертва...
- Вашей гордости, - вновь перебил его Сир. - Извините, но если вы закончили, то я попрошу освободить помещение, у нас здесь сейчас будет проходить классный час.
Борис Николаевич - если я, конечно, не ошибаюсь, - выдавил из себя улыбку, прошипел нашему вампиру что-то на ухо, явно обещая обрушить на его голову всевозможные кары, после чего удалился. Сир с легкой улыбкой на губах (даже мне страшно стало) оглядел нас и, усевшись на край стола, произнес:
- Ну что, соловьи-разбойники, опять вляпались?
- Судя по тому, что говорят люди, нам за это, как вы выразились, 'вляпались' только спасибо скажут, - с энтузиазмом ответила Рада.
- Скажут, - согласилась Оксана, - отдельное 'спасибо' от моих предков за испорченный вечер и отдельное от Казариновых, за испорченную репутацию и увольнение из Совета.
А вот это уже новость не очень, правда, приятная, но греющая душу. Сир успокоил взбудораженных ею ребят, потом обратился ко мне. Сказал, что Кощей просил подробно описать случившееся вчера и предоставить ему мой рассказ до завтрашнего утра. А когда я понял, зачем это ему, то вообще выпал в осадок. Нет, ни Казаринова, ни его семью мне жалко не было, сколько они мне крови попортили, страшно даже подумать. Просто сразу почему-то всплыли в голове воспоминания о Школе и о том времени, когда я проходил обучение там. С Максом мы не сошлись сразу же, устроили драку первого сентября, нас едва растащили. И то только с помощью Веры, сестры Димки. Да и потом мы постоянно сталкивались, причем, что, по словам все той же Веры, которой на втором году обучения передали меня на поруки, все остальное время он вел себя вполне адекватно, не бросаясь на людей по поводу и без.
- Ты можешь сейчас сказать, что именно произошло, и почему он на тебя набросился?
Я пожал плечами:
- Мы всегда не очень ладили. Еще в Школе, что ни день, то либо просто ругаемся, то бои устраиваем.
- А почему он остановился? - продолжал напирать Сир.
- Я сам его остановил... ну, сказал, чтобы он не делал так!
- И?
- Он остановился.
- Просто взял и остановился? После того как ты его об этом попросил?
- Скорей уж приказал, - очнулся Димка. - Кстати, я не знаю что, но точно не остановиться. Это вообще было сказано не на русском.
- Это цыганский, - теряя терпение, ответил я, предупредив очередной вопрос вампира. - Дословный перевод: плохо, не делай так.
Да, а как бы им еще объяснить, что я сам не понимаю с какого перепуга заговорил на цыганском? И как вообще вспомнил, здесь на нем и разговаривать-то не с кем, разве что ругаться можно, никто не поймет, но общий смысл уловят точно. Я даже дома на нем почти не говорил, мы ведь не в таборе жили, в простой квартире, у меня отец русский, а научила меня этому бабушка, одна из последних настоящих шувани.
В детстве я очень часто болел, жили мы в Сибири, где и лета-то как такового и не бывает, поэтому отдыхать меня отправляли в деревню к бабушке Надье. Мама покупала билеты на поезд, всегда отходящий вечером в пятницу, и отвозила меня к ней, гостила день и в воскресенье, рано утром уезжала домой. Бабушка растапливала баню и загоняла меня туда. Это всегда сопровождалось игрой в догонялки, потому что мне не нравилось ее привычка изгонять из меня хвори веником. Потом мы садились за стол с ее подругами. Они пели песни, вспоминали молодость, а иногда к бабушке приходили 'молодушки', как она их называла, и она садилась гадать. Раскладывались карты, в которые она почти не смотрела, звучали непонятные для меня слова, кто-то уходил в слезах, кто-то улыбаясь, но все всегда благодарили бабушку, чтобы она им не сказала. Мне все это очень нравилось, я садился рядом с самоваром, пил чай и слушал тихий голос бабы Надьи. Когда она начинала гадать, все замолкали, потому что в противном случае бабушку было просто не услышать.
В год, когда мне исполнилось восемь лет, ее не стало. Просто легла спать, а утром не проснулась, я даже не сразу понял, что с ней что-то не так, долго играл сам с собой, а когда проголодался, попытался ее
