Лондонские тайны

уголок, пока тот совершенно не истрепался. Все выглядело точно так же, как и в прошлом году, разве что на виолончели, похоже, будет играть новая девушка. Любопытно. Оливия покусывала нижнюю губу и размышляла. Сколько, интересно, у Смайт–Смитов кузин? Если верить Филомене, которая в свою очередь ссылалась на старшую сестру, струнный квартет девиц Смайт–Смит выступает ежегодно, начиная с 1807 года. А исполнительницы при этом, ни разу не пересекали двадцатилетний рубеж. Похоже, юная смена постоянно ждет за кулисами.

Бедняжки. Оливия считала, что их просто заставляют музицировать, независимо от желания. Устроители же не могут себе позволить вдруг остаться без виолончелисток, хотя, Бог свидетель, две девушки выглядят такими слабенькими, что едва ли способны самостоятельно поднять даже скрипку.

Музыкальные инструменты, на которых

мне бы понравилось играть,

Имей я способности.

Автор: Леди Оливия Бевелсток

Флейта

Флейта–пикколо

Туба

Приятно иногда делать неожиданный выбор. И, кстати, тубу, вдобавок ко всему, можно использовать, как оружие.

Музыкальные инструменты, на которых она не хотела бы играть, включали все струнные, поскольку даже если бы ей удалось превзойти достижения кузин Смайт–Смит (знаменитых своей игрой, увы, по совершенно нежелательным причинам), она все равно издавала бы звуки, напоминающие умирающую корову.

Как–то раз Оливия попыталась играть на скрипке. Мама быстро приказала, чтобы инструмент навсегда исчез из дома.

Кстати, если подумать, петь Оливию тоже приглашали нечасто.

А, ладно, она, наверняка, талантлива в другом. Она может создать получше–чем–средненькую акварельку и почти никогда не теряется в беседе. И пусть она немузыкальна, ее, по крайней мере, никто не пихает раз в год на сцену, терзать уши неподготовленных слушателей.

Кстати, не таких уж и неподготовленных. Оливия огляделась. Она узнала почти всех гостей – они, без сомнения, понимали, чего им ждать. Музыкальный вечер у Смайт–Смитов стал в некотором роде ритуалом. Ты должен был на него пойти, потому что…

А ну–ка, это хороший вопрос. И похоже, ответа на него не существует.

Оливия снова заглянула в программку, хоть и прочла ее уже три раза. Карточка была кремового цвета и, казалось, сливалась с желтым шелком ее юбки. Сначала она хотела надеть новое синее бархатное платье, но потом подумала, что веселый цвет будет уместнее. Веселый и отвлекающий внимание. Правда, сейчас она хмуро взирала на свой наряд и думала, что желтый вовсе не так уж и отвлекает внимание, и ей как–то разонравились кружева по подолу и…

– Он здесь!

Оливия подняла глаза от программки. Над ней стояла Мэри Кадоган… нет, она уже садилась, прямо на место, которое Оливия вроде как заняла для своей матери.

Оливия как раз собиралась спросить, о ком речь, но тут Смайт–Смиты начали настраивать инструменты. Она вздрогнула, потом моргнула, потом совершила ошибку, посмотрев в сторону импровизированной сцены, чтобы понять, что там издает столь жалкие звуки. Этого ей так и не удалось определить, но жалкое выражение лица виолистки (1) заставило ее отвести глаза.

– Ты что, не слышишь? – воскликнула Мэри, толкая ее в бок. – Он здесь. Твой сосед. – И видя непонимающий взгляд Оливии, практически прошипела: – Сэр Гарри Валентайн!

– Здесь? – Оливия тут же крутанулась на стуле.

– Не оборачивайся!

Оливия крутанулась обратно.

– Почему он здесь? – прошептала она.

Мэри суетливо одергивала свое лавандово–синее муслиновое платье. По–видимому, оно было именно таким неудобным, каким и казалось.

– Понятия не имею. Наверное, его пригласили.

Вот это, без сомнения, правда. Никто в здравом уме не придет на ежегодный музыкальный вечер у Смайт–Смитов без приглашения. Это событие было, как бы это помягче выразиться… оскорблением чувств.

По крайней мере, некоторых органов чувств точно. Для глухих сегодня был удачный вечер.

Что здесь делает сэр Гарри Валентайн? Оливия провела последние три дня с задернутыми шторами, старательно избегая всех окон с южной стороны Ридленд Хауса. Но она не ожидала встретиться с ним вне дома, поскольку была уверена, что сэр Гарри никуда не выходит.

И уж конечно, тот, кто проводит столько времени в компании ручки, чернил и бумаги, обладает достаточным умом, чтобы понять, что уж если ты решил выйти в свет, то можно выбрать что–нибудь получше, чем музыкальный вечер у Смайт–Смитов.

– Он хоть когда–нибудь был на подобном мероприятии? – спросила Оливия уголком рта, не поворачивая головы.

– Не думаю, – прошептала в ответ Мэри, тоже глядя прямо перед собой. Она слегка нагнулась к Оливии, так что их плечи почти соприкоснулись. – С момента приезда в город, он был на двух балах.

– В Олмаксе?

– Никогда.

– А на тех скачках в парке в прошлом месяце, где были буквально все?

Она скорее почувствовала, чем увидела, как Мэри качает головой.

– Не думаю. Но не уверена. Меня туда не пустили.

– И меня тоже, – вздохнула Оливия.

Уинстон, конечно, все ей рассказал, но (тоже, конечно) не смог дать такого детального отчета, как ей бы хотелось.

– Он много времени проводит с мистером Греем, – продолжила Мария.

У Оливии от удивления дернулся подбородок.

– С Себастьяном Греем?

– Они братья. Двоюродные, я полагаю.

Тут Оливия прекратила притворяться, что не ведет никакой беседы и посмотрела прямо на Мэри.

– Сэр Гарри Валентайн – двоюродный брат Себастьяна Грея?!

Мэри слегка пожала плечами.

– Вот именно.

– Ты уверена?

– А почему в это так сложно поверить?

Оливия задумалась.

– Не знаю. – Но она знала. Она была знакома с Себастьяном Греем. Как и весь остальной свет. Именно поэтому он казался такой неподходящей парой сэру Гарри, который, насколько Оливия могла судить, покидает свой кабинет только чтобы поесть, поспать и нокаутировать Джулиана Прентиса.

Джулиан Прентис! Она совершенно о нем забыла! Оливия выпрямилась и незаметно оглядела комнату.

Но Мэри тотчас же поняла, чем она занимается.

– Кого ты ищешь? – прошептала она.

– Джулиана Прентиса.

Мэри сдавленно вскрикнула от ужаса и восторга.

– Он здесь?

– Не думаю. Но Уинстон утверждает, что все не так ужасно, как мы вообразили. Похоже, Джулиан так напился, что сэру Гарри, чтобы сбить его с ног, достаточно было хорошенько дунуть.