фантастических поступков.
«Этапность» в развитии дарования не отрицают и авторы «Психических особенностей человека»: «Очевидно, следует признать, что актуализирующиеся способности вначале проходят «инкубаторный», скрытый от наблюдателей период развития. Необходима внутренняя работа по переструктуированию психических свойств, их приспособлению к деятельности, чтобы способность проявлялась во всей своей полноте». Иван Губкин тяжелее и дольше многих других перенес инкубаторный период вызревания таланта; об общественных причинах этого говорено немало. Талант в стадии неопределенности еще не дорос до осознания себя; он мечется, кружится, застывает; так водный поток, неожиданно низвергнувшийся из бокового языка снежника в слишком жаркий июльский день, долго бьется с недоуменным бешенством о выступы крепких пород, пока пророет или отыщет себе русло.
Богатый «фонд» психической энергии, познавательская жилка, честолюбие, наблюдательность, умение приспосабливаться к среде и, возвышаясь над ней, подчинять ее себе (не в банальном «иерархическом» смысле, а в том, который вкладывает в это понятие профессор Лазурский) — все это с несомненностью свидетельствует об одаренности Губкина. Добавить сюда нужно его трудолюбие. В.Е. Сыркина в интересной работе «Развитие способностей и характер» проследила влияние труда на развитие способностей. Она считает, что, открывая новые стороны в труде, человек «открывает и новые возможности в самом себе». (Поиски новых сторон в трудовом процессе, по-видимому, тоже показатель одаренности. У некоторых гениев эта черта перерождается в странность. Они испытывают отвращение к самому ходу работы по-старому. Леонардо составлял рецептуру красок, он не мог писать красками такими же, какими пишут все художники. К великому для потомков сожалению, он переоценил свои химические познания. Большинство его картин разрушило время.)
Конечно, судить об одаренности Губкина можно было бы, исходя по меньшей мере из конечного результата. Лучшее доказательство его одаренности! Но одно оно не может удовлетворить биографа, задача которого раскрыть, как герой шел к своему призванию. В главе 14 мы сетовали на скудость биографических материалов «догеологического» периода жизни Ивана Михайловича. Однако, как показано там же, скудость эта не случайна; Тейяр де Шарден обосновал теорию «исчезновения черешка».
Оказывается, можно примерно вычислить скорость протекания психических процессов и передать особенности восприятия природных явлений у личностей, склонных к геологическому мышлению. В главах 16 и 21 мы пытались реконструировать душевную жизнь героя, зарождение интереса к скрытым движениям земной коры. Снегопад в главе 21 по-разному, естественно, виделся бы художнику, композитору или крестьянину. Для геолога падение снежинок суть живой процесс пластообразования. Но так воспринимает снег лишь юный геолог (воображение которого к тому же подогрето чтением Спенсера!). Мы и пытались это показать. Старый геолог, навидавшийся на своем веку пластов, склонен видеть, точнее, ищет видеть игру снежинок и мелодию теней.
Мы реконструировали душевную жизнь, накладывая на представления о психотипе реальные факты биографии и подлинные пейзажи. (Настал момент отчитаться перед читателем в выбранной «методике разведки». «Методика» — обязательная глава геологического отчета. Труд геолога оценивается не количеством пройденных километров или осмотренных точек, а обобщениями, изложенными в отчете. Как правило, это пухлый том, который нужно защитить на особом совете. Больше всего вопросов и споров вызывает глава «Методика разведочных работ». От выбранной методики зависит точность реконструкции формы рудного тела и его размеров, без чего нельзя подсчитать запасы.)
Сделав это откровенное признание, мы теперь можем с облегченной душой высказать несколько психологических гипотез, касающихся причин, повлиявших на формирование характера нашего героя. Кажется, это нужно, чтобы правильно понять последующие его успехи.
Праздный ли вопрос, почему именно нефть стала источником самой сильной его страсти. Не будем, правда, забывать, что ему принадлежит честь открытия курской руды, что на посту начальника Главного геологического управления СССР, который он много лет занимал, он заботился об обнаружении всех полезных ископаемых; все же в пантеоне советской науки на его памятнике выбито: «Основоположник нефтяной геологии».
Вглядимся в почерк его — несуетливый, прямой, скорый; ясная ровная посадка букв, спокойно и с суховатой плавностью перетекающих одна в другую. Они округлы, невысоки и похожи. Вчитаемся в любую его статью. Мысль разгоняется неторопливо и плавно и последовательно забирает все вширь и вширь. Отклонений, резких поворотов почти нет.
Губкин — житель равнины; серебристое дребезжание маленькой Теши и грустный простор Оки; ленивые изгибы зеленых холмов, манящая темь лесов, ядовитая сочность болотных трав — вот его детский мир. Настал момент отчитаться перед читателем и в наших злоупотреблениях пейзажными зарисовками; сейчас без них невозможно было бы обосновать гипотезу; подчеркнем еще раз жирной чертой это слово: не более как рабочая «психогипотеза», с помощью которой попытаемся вторгнуться в загадочное сплетение причин, приведших Губкина к осознанию своего таланта. Защищаем методику разведки!
Нефть — тоже «житель» равнины; как ни причудливы ее залежи, но — жидкость! — она сохраняет плавность контуров, пропитывая осадочные отложения. Геометрия одного нефтяного тела всегда проста: приближение к сфере. Конфигурация же рудного тела всегда вычурна. Кроме того, обитают металлы в горах, красота которых тоже не для всякого глаза.
Далее. Нефтяные залежи, связанные между собой общностью зарождения, возрастом или химическим, составом, захватывают колоссальные территории и мощные пачки пород; учение о нефтегазоносных бассейнах, выдвинутое И.М. Губкиным, объясняет это. Подобной «масштабностью» не может похвастать ни одно полезное ископаемое; это качество присуще только нефти и, думается, должно увлекать умы, склонные к широким обобщениям.
Иван Михайлович слишком долго шел к своему таланту, мучительно его выращивал, и надо ли удивляться энергий, страстности и гневливости, с которыми вставал он на защиту его плодов — от нападок. Первые открытия Губкина поражают тонкостью сопоставлений, увязок и тою дальнозоркой наблюдательностью и скрупулезностью, с которыми сопоставления сделаны. Однако по-настоящему крупных событий в нефтяной геологии он поначалу произвести не мог. Для этого нужны тысячи помощников, тысячи буровых станков, машин и, наконец, громадные неисследованные земли, предоставить которые не может ни одна нефтяная фирма. И ни один зарубежный геолог и ни один наш дореволюционный геолог не могут даже и близко сравниться с Губкиным по «крупности» открытий. Он открывал не месторождения (самое большее, на что могут рассчитывать геологи, работающие в фирме), он открывал и прогнозировал открытия громадных регионов с десятками месторождений; он, если угодно, бессознательно стремился к тому, чтобы другим поисковикам ничего не оставить. Выявление сибирской нефти, полярного газа и бухарского газа (крупнейшие открытия современности) были уже запрограммированы в его трудах.
Незаметно подобрались мы к тому надличному, что связано с именем Губкина. Широчайшая научная осведомленность, широчайшее геологическое мировоззрение, самодисциплина, воспитанное годами искусство работать, полемический дар — вот качества, предопределившие успехи Губкина. Но одних этих качеств могло оказаться недостаточно или они могли бы даже втуне пропасть, если бы революция не положила доверчиво к ногам его миллионы гектаров неисследованных земель, не предоставила технику, лаборатории, помощников. Счастливое сочетание обстоятельств дало жизнь явлению — Губкин.
Значит, не праздный вопрос, почему именно нефть полюбилась нашему герою. Только она (поиски ее, наука о ней) могла помочь проявиться некоторым сторонам его натуры. Путь к своему таланту определяет и отношение к нему; мы привели краткие жизнеописания Шуровского и Черского. Мучительный путь Губкина в конце концов тоже вошел в счастливое сочетание обстоятельств, давших жизнь явлению — Губкин. Оппонентами Ивана Михайловича выступили академики «классического» толка; по правде говоря, сейчас можно утверждать, что ни один из них не справился бы с необычными и громадными задачами, поставленными революцией. Они не обладали той дерзостью, которая необходима была для выдвижения новых поисковых идей, захватывающих колоссальные пространства; они были слишком медлительны, привыкли ходить в маршруты с одним коллектором, а требовалось отправлять в маршруты тысячи людей и обобщать материалы, собранные тысячами людей.
Мы видим, что научные и научно-прикладные открытия, сделанные Губкиным, обязаны диалектическому сочетанию экономических, политических и «личных» обстоятельств, в котором даже
