А теперь уничтожен весь фундамент. Он уничтожен вообще, вы слышите? Его вообще нет, вообще! И строить-то его надо заново. А строить его в психологии «хочу в 80-й год»… Ну, хоти.
У меня есть друг ближайший, его отца посадили в 1949-м. Мать уже рожала мальчика, когда отец опять сидел. А перед этим он сидел в 1937-м. Он был очень талантливый человек и очень верный Советскому Союзу, к Сталину относившийся при этом очень трепетно… Когда мать осталась без работы с ребёнком, и ребёнок говорил: «Мама, я хочу велосипед», – мама говорила: «Хоти».
Можно хотеть всё, что угодно, но это нереализуемо. Надо чётко понять, что это нереализуемо. Мне кажется, что те, кто сейчас хотят заниматься политикой, те, кто сейчас входит в этот процесс, те, кого мы собираем под разрабатываемые нами политические модели, – эти люди должны отдавать себе отчёт на 150%, что вернуться в это нельзя. Они не просто должны кивнуть в ответ на эту, произнесённую мною, фразу. Они должны каким-то образом это пережить. Понимаете? Пережить.
Останьтесь наедине с собой и однажды встретьтесь с кем-то очень вам близким – со своим «сверх-Я», со своим идеальным «Я» или с кем-то ещё, кто скажет вам: «В это вернуться нельзя». И пусть это вас обожжёт по-настоящему. Это будет очень болезненный ожог, но, возможно, после него родится новая, высшая воля и новое понимание того, что можно.
Мы можем создать для того, чтобы спасти себя и мир, теперь уже только супермобилизационную схему.
Брежневская расслабуха невозможна не потому, что кто-то её не хочет. Да, я её не любил и не люблю сейчас, но я согласен на неё и бороться за неё согласен, всё, что угодно делать, чтобы она восстановилась вместо этого ужаса. Но это невозможно. И в этой невозможности есть трагический крик. О невероятно суженном коридоре возможностей, о трагическом коридоре возможностей…
Дальше. Ни во что это нельзя возвращаться. Но…
Возвращаться можно только в жадно читаемые сводки.
А мы называли грядущим будущее
(Грядущий день – не завтрашний день)
Автор текста хочет завернуть селёдку в нечитаную газету «Правда», а автор приведенных строк [Борис Слуцкий] говорит:
Ему не нравятся террористы, проститутки, рэкетиры и всё прочее, да? Пусть лучше одна партия, чем многие… И так далее, и тому подобное.
Ну… У нас есть талантливые писатели, которые в этом жанре работают. Но вы понимаете, что это постмодернизм?
Теперь дальше.
Он не хочет отвечать, он ни за что не хочет отвечать!
Ну, красиво. Красиво. Едко. Думай. Всё так просто.
А если до последней капли крови надо будет не в очередях стоять? А ведь надо будет. Ведь если не понятно, что надо будет, то лучше не затеваться вообще.
И дальше он говорит уже:
Нельзя в таком настроении… «Ты не продашь слона», как говорят в анекдоте. Там говорят:
– Как у тебя-то дела?
– Ты знаешь, я очень беден, мне плохо, но у меня есть слон. Это такое счастье! Это такое огромное существо, он меня так хоботом ласкает, он столько дел за меня делает!
– Слушай, продай мне его!
– Да, нет! Никогда! Ну, это же мой брат! Это мой друг.
– Ну, за миллион долларов! Я богат, но несчастен.
– Нет, ну, что ты!
– За три!
– Нет, нельзя!..
– За десять!
– Ну, хорошо. За десять – возьми.
Через сколько-то времени:
– Ну, что? Как слон?
– Отвратительно! Нагадил на паркет, разломал всю мебель, раздавил любимую собаку.
– Слушай, ты меланхолик, мизантроп. В таком настроении ты никогда не продашь слона!
Так вот, в таком настроении никуда не вернёшься.