Кургинян: Лучшего специалиста нет.
Сванидзе: Это очень важно. Пожалуйста.
Емельянов: Известно, что в дальнейшем… Да, подозрения было подброшено, затем были вброшены сфабрикованные документы, основанные на обмене телеграмм чисто торгового характера, которые, как сейчас установили, доказали то, что деньги поступали из Петрограда в Стокгольм и не имели никакого отношения для немецких денег. Но этими телеграммами Керенский и другие бряцали для того, чтобы доказать, что Ленин получал деньги из Германии.
Сванидзе: Спасибо. Спасибо. Благодарю Вас. Пожалуйста, сторона обвинения может задать вопрос свидетелю защиты.
Млечин: Юрий Васильевич, Вы рассказали интереснейшую историю о заговоре британском. Он увенчался успехом каким-нибудь, нет?
Емельянов: С удовольствием отвечу на этот вопрос. Уильям Сомерсет Моэм говорит: «Я не прошу верить мне на слово, но я убежден, что если бы я не попал в цейтнот, то через неделю-другую я бы преуспел в достижении своего заговора. Но большевики меня опередили».
Млечин: Что ж за чудовищная у нас страна? Приезжает будущий писатель, замечательный, мы его ценим, все поклонники британской художественной литературы, и может организовать заговор, который у нас сокрушит страну. Еще какой-то шпион — и тоже может сокрушить страну. Что же у нас за несчастная страна? И Вы верите, что один британский агент способен…
Емельянов: Леонид Михайлович, ну, позвольте…Ну, помилуй бог…
Млечин: Нет, не позволю, этого — не позволю точно.
Емельянов: Вы не знаете, значит, английской…
Кургинян: Странная история, Леонид Михайлович что-то не позволил…
Млечин: Не позволю.
Емельянов: Погодите, погодите…
Млечин: Нет, нет, ну, что же это…
Кургинян: Возьмите автомат…
Емельянов: Неужели Вы не знаете английской…
Млечин: У нас замечательная страна, замечательный народ…
Кургинян: …застрелите свидетеля. Застрелите свидетеля.
Млечин: …и один какой-то шпион как может?
Кургинян: Юпитер, ты сердишься…
Емельянов: Леонид Михайлович, но Англия это страна с великой традицией, где писатели выполняли роль блестящих разведчиков.
Млечин: Да. И никогда не знаешь, то ли они придумывают, то ли сочиняют…
Емельянов: Грэм /Грин/, Ян Флеминг…
Кургинян: Это опубликовано, Вы знаете.
Млечин: Это чудесный романист, чудесный романист, я обожаю Сомерсета Моэма.
Кургинян: Нет, нет. Это опубликовано. Это архивные данные — о роли Моэма в разведке.
Млечин: Да, чудесно. Но представить себе, что этот человек может совершить переворот в нашей стране…
Емельянов: Разумеется…
Млечин: …это считать нашу страну какой-то вообще ничтожной. Ну?
Емельянов: Ну, не принимайте меня за идиота, но… Естественно, Моэм опирался на разведчиков, на разведывательные связи, он просто был во главе вот этого заговора, который… А не просто приехал на экскурсию писатель и организовал переворот.
Кургинян: Он же сам это описывает…
Млечин: Я сейчас совершенно серьезно спрашиваю, без всяких шуток. Вы действительно полагаете, что иностранная разведка может в такой стране как Россия, большой, организовать заговор, который изменит здесь власть, политический строй? Вы действительно так полагаете?
Кургинян: А немецкая может?
Емельянов: В том состоянии, в котором находилась Россия к августу 1917 года, когда Моэм приехал, страна находилась в этом состоянии благодаря деятельности Временного правительства, это было возможно.
Млечин: Сторона обвинения всего лишь хочет объяснить свою позицию. Мы не считаем возможным предполагать, что в нашей стране какая бы то ни было разведка хоть немецкая, хоть британская, хоть американская способна совершить переворот государственный и изменить политический строй. Все, больше ничего мы сказать не хотим. Благодарю Вас.
Кургинян: Отлично. Мы полностью поддерживаем эту политику. Но мы хотим обратить внимание на то, что вся история последних…
Сванидзе: Сергей Ервандович, Сергей Ервандович…
Кургинян: …20 лет держится на том, что Ленин — немецкий шпион. Вся история держится на этом. Значит, либо обе разведки могут организовать переворот, либо — ни одна. Я лично считаю, как и господин Млечин, что ни одна.
Сванидзе: Пожалуйста, сторона обвинения, Ваш тезис, Ваш свидетель.
Млечин: Ваша Честь, мы хотели бы представить доказательства, связанные с корниловским мятежом.
Сванидзе: Прошу Вас. Доказательство обвинения.
Материалы по делу.
Из радиограммы Керенского с обращением к народу:
«26 августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Гос. Думы Вл. Ник. Львова с требованием передачи Временным правительством ген. Корнилову всей полноты гражданской и военной власти с тем, что им, по личному усмотрению, будет составлено новое правительство для управления страной. Вместе с тем приказываю:
1. Генералу Корнилову сдать должность Верховного Главнокомандующего…
2. Объявить город Петроград и петроградский уезд на военном положении, распространив на него действие правил о местностях, объявленных состоящими на военном положении…
Министр-председатель, военный и морской министр А. Ф. Керенский».
Млечин: Могу ли я допросить Андрея Николаевича Сахарова?
Сванидзе: Прошу Вас.
Млечин: Андрей Николаевич, будьте добры, по поводу корниловского мятежа, что из него следует?
Сахаров: Я здесь слышал слова насчет диктатуры Корнилова, насчет того, чтобы залить кровью страну и так далее, и так далее. Я усомнился в том, являются ли свидетели противной стороны людьми, которые знают программу Корнилова? Знают реально — с какими лозунгами шел Корнилов на Петроград? Возьмите 14 пунктов Корнилова, где все написано — за Учредительное собрание, за гражданские свободы, за свободу слова, печати, собраний и митингов и так далее, за все идеалы Временного правительства шел Корнилов! Ни о какой диктатуре, ни о каких расстрелах, ни о каких репрессиях речи не было. Главное, что считал необходимым сделать Корнилов, это предотвратить захват власти большевиками. Это была программа абсолютно буржуазно-демократическая, Временного правительства, но антибольшевистская по сути по своей.
Сванидзе: Прошу прощения, я задам уточняющий вопрос. А почему тогда Временное правительство испугалось Корнилова?
Сахаров: И когда, и когда Керенский почувствовал, что приходит сильный человек, который сможет идеалы Временного правительства и его собственные идеалы осуществить без него, без
