Филатов: Ну, сегодня не издевались, на этом заседании. Вообще, к сожалению…
Кургинян: Я протестую. Никогда из моих уст Вы не услышите ничего плохого по поводу свободы.
Филатов: Кургинян, я Вас не обвиняю, все, не надо…
Сванидзе: Продолжайте, пожалуйста, Сергей Александрович.
Филатов: Извините, если я Вас обидел этим словом, прошу прощения…
Кургинян: Вы не обвиняете, а, прошу прощения, клевещете.
Филатов: Слово «свобода», я знаю, что много раз применяли для того, чтобы дискредитировать вообще все то, что несет демократия, к сожалению. Поэтому, конечно, в каком-то смысле, это произошла революция. Она не готовилась никем, она произошла стихийно, но трагические результаты здесь значительно больше, чем то, что мы получили вот после ГКЧП.
Млечин: Спасибо.
Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваш вопрос стороне обвинения.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, а сколько было черных лимузинов, которые назывались «членовозами», или вот этих ЗИЛов, какие там, 130… 130-е, да, я прошу прощения, я уже не помню… сколько этих бронированных лимузинов было у советского руководства? Ну, примерно? Девять.
Филатов: В Кремле надо узнать.
Кургинян: Девять. Значит, мы освободились от девяти отечественных ЗИЛов…
Филатов: Не девять, сколько там в Политбюро…
Кургинян: …мы получили, мы получили тысячи бронированных шестисотых «Мерседесов» с гудящими охранами, мы получили вакханалию всего того, от чего, как Вы говорите, ушли! Мы ушли от каких-то номенклатурных дач, которые у них отбирали, мы пришли к виллам размерами до десятков тысяч квадратных метров. Вы все время говорите так, как будто мы существуем в 92 году и мы не знаем, куда пришли! А мы уже знаем! И так говорить, по-моему, нельзя.
Теперь я спрашиваю, если это… давайте к теории, к хорошим вопросам, это настолько очевидно. Скажите, пожалуйста, если это революция, то чья? Каков характер этой революции, она буржуазно- демократическая, какая? Какова ее классовая база, или опорный слой, это на разных теориях, что это за революция?
Филатов: На самом деле, встретились две силы: сила, которая хочет для страны демократию и новые экономические условия, и силы, которые пытаются оставить и сохранить старое. Вот противодействие этих сил через ГКЧП, они создали ситуацию революции, когда победила первая сторона.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, но Вы же видите, что победила худшая часть номенклатуры…
Филатов: Нет, Вы говорите о сегодняшнем дне или говорите?…
Кургинян: Да сразу же…
Филатов: Нет, но сегодняшний день…
Кургинян: Да сразу же…
Филатов: На сегодняшний день после ГКЧП прошло три смены власти
Кургинян: Это фазы одной революции?
Филатов: Да нет, конечно…
Кургинян: Значит, была революция, а потом наступила контрреволюция, да?
Филатов: Я не знаю, контрреволюция или что…
Кургинян: А как?
Сванидзе: Время истекло.
Филатов: Но во всяком случае, ситуация менялась с приходом к власти разных людей.
Кургинян: Эта революция создала новый базис, новые производительные силы? Эта революция спасла нас от бездомных детей?
Филатов: Нет, ну не надо такие слова…
Кургинян: Эта революция спасла нас от криминалитета?
Филатов: Не надо такие слова применять, как «спасла», потому что, Вы знаете, что всякая революция имеет очень тяжелые последствия своего развития, дальнейшего развития страны.
Кургинян: На ближайшие 200 лет, да?
Сванидзе: Спасибо.
Филатов: Не знаю, это Вы вот так говорите «200 лет».
Кургинян: Понятно.
Филатов: Это, кстати говоря, это можно… это можно было бы сделать все и быстрее, если бы не было противодействия, в том числе, и тех сил, которые защищали ту номенклатурную систему.
Кургинян: Значит, да, это…
Филатов: И во власти сегодняшней тоже…
Сванидзе: Так, спасибо, коллеги.
Кургинян: Вы знаете, как это называется, «пережитки предыдущего строя», да?
Шейнис: Нет. Вы исходите из того, что все, что мы имеем сегодня — это последствия августа.
Филатов: Да.
Шейнис: На самом деле…
Кургинян: А как еще?
Шейнис: …реальный процесс был намного сложнее.
Филатов: Сложнее, конечно.
Шейнис: И я с Вами в оценке того, что существует сегодня, по-видимому, соглашусь, если не на 100…
Сванидзе: Спасибо.
Шейнис: …то на 95 процентов.
Сванидзе: Спасибо, спасибо, коллеги. Мы продолжаем, все-таки, наши слушания. Сергей Ервандович, Вам слово, Ваш тезис, Ваш свидетель.
Кургинян: Все, что мы видим, слишком печально, для того чтобы иметь право называться революцией. Мы видим оскудение культуры, не сумевшей создать за 20 лет не только ничего великого, но и ничего по-настоящему крупного. Мы видим, как разваливается индустрия, мы теряем уже не только интеллигенцию, но и рабочий класс. Если нам говорят, что главная задача — модернизация, значит, за 20 лет никакой модернизации нет. А что сделано? По моей оценке, запущен новый виток регресса. Он был, может быть, стабилизирован, но не преодолен.
И я хочу спросить Александра Руцкого, согласны ли с моей точкой зрения? И я прошу Вас, если не согласны, то опровергните ее.
Руцкой: Ну, Вы знаете, говорить о революции… я бы предложил бы говорить все- таки…перейти в плоскость государственного строительства. Дело в том, что Советский Союз — это было государство, с которым считался весь мир и благодаря которому поддерживался политический и военный баланс сил в мире. Не надо об этом забывать. Сегодня пытались ГКЧП ввести в плоскость преступников, то есть путч, совершенный этими людьми — это преступление. Тогда, естественно, возникает вопрос: а Беловежский сговор троих — Шушкевича, Кравчука и Ельцина — это не преступление? Если ни один из них не имел конституционного права подписывать подобный договор, и никем не был уполномочен подписывать данный договор. Так вот после подписания Беловежского сговора, о котором вице-президент узнает по радио, собираясь ехать на работу: все делалось в тайне, готовились документы в тайне…
Филатов: Не по радио… Я приехал, Вам сказал, да.
