Это должно было занять ее на некоторое время. Нелегко вот так взять и отказаться от розысков мужа, даже если он был не прочь поругаться и заложить за воротник.
В спортзал Аркадия пропустили не сразу. Пришлось набрать номер сотового Щипачева и, передав старшему из охраны трубку, дать ему выслушать мнение Виктора Сергеевича об умственных способностях охранника, высказанное отменно вежливым тоном, от которого, однако, у простого смертного начинали бегать по спине мурашки и краснели уши. Умел Генерал, что и говорить, несколькими словами довести человека до нужного состояния.
Генерал. Этим почетным прозвищем Виктор Сергеевич Щипачев был обязан ему, Аркадию, «лицу армейской национальности», как в шутку и всерьез называл его покойный Илларион. Прозвище пришлось по душе даже такому недоумку, как Женечка Стихарев, и пошло в народ. Слышал Аркадий со стороны, пользоваться им начали люди даже из ближнего окружения Генерала.
В зале для игры в сквош Виктор Сергеевич оказался один, и это было кстати. Сюрпризы, с которыми явился сюда Трегубов, не терпели посторонних ушей.
– Долго собирался! – крикнул ему разгоряченный игрой Виктор Сергеевич, отбивая ракеткой мяч, отскочивший от стенки, и при повторном отскоке послал его в Аркадия. – Тут о тебе столько наговорено!
Жесткий теннисный мяч попал Аркадию в грудь, он подхватил его рукой и с силой послал в стену.
– Кем наговорено? Вашим опричником? – спросил, потирая ушибленное место.
– Моим, моим! – добродушно согласился Генерал, присаживаясь на лавку и вытирая полотенцем вспотевшие лоб и шею. – Садись! – хлопнул ракеткой по скамье рядом с собой. – И начинай каяться. Есть в чем.
– Есть!
Аркадий сел, где было велено, сцепил пальцы и сжал зубы.
– Два года назад, когда я нашел тебя на бирже труда для отставников, в Доме офицеров, ты имел похожий вид, – негромко проговорил Щипачев. – Но одет тогда был попроще и выглядел, как это выразиться, несколько бледнее, что ли?
Аркадий коротко глянул на него – не в обычае Генерала козырять своими благодеяниями.
– Ты, помню, ухватился за идею создания псарни обеими руками, а меня заинтересовала твоя идея о необычном собачьем рационе. Как ты тогда выразился, хорошая сторожевая это та, для которой человек является дичью?
– Это не мои слова. Это Сакаэда Содзюн сказал, японец, почти два века назад, – уточнил Аркадий.
Щипачев поморщился, встопорщил тонкие седые усы.
– И что по-настоящему хороший пес должен знать и любить вкус дичи. Это тоже Сакаэда?
– У вас прекрасная память.
– Не жалуюсь. Да сними ты наконец пальто! Глядеть на тебя жарко!
И Аркадию было не холодно от злого дружелюбия хозяина. Поэтому пальто он снял без возражений и положил рядом.
– Сакаэда Содзюн был прав. Таких псов, как у меня, больше нигде не найти.
– С собаками у тебя все благополучно и даже более того.
Виктор Сергеевич привстал, вытянул из-под лавки оранжевую сумку, покопавшись в ней, добыл синюю, тонкую сигарету. Аркадий щелкнул зажигалкой, поднес огонек к лицу хозяина. Тот пыхнул прозрачным дымком, отстранился.
– Собаки настолько хороши, что, если бы не их специфика, пожалуй, я не удержался бы и похвалился ими перед друзьями. Удивительно, как таких результатов могли добиться настолько никчемные людишки. Сколько их у тебя, тех, что за собаками смотрят?
– Двое. Я третий.
– Всего-то? – обрадовался хозяин. – Я-то думал, по крайней мере, человек пять-семь. Это упрощает дело. Но ты, Аркадий, как ты с твоим опытом и способностями не справился всего-навсего с двумя, – он сделал паузу, давя в зародыше возникающее раздражение, – кретинами? Я не буду устраивать тебе здесь разноса. Ты из тех, кто в них не нуждается. Скажи только, что думаешь предпринять? Или уже предпринял?
– Конечно, предпринял.
Аркадий взял с лавки ракетку Генерала и повертел ее в руках.
– Эти двое теперь всерьез уверены, что после еще одного, пусть даже малейшего, проступка я скормлю их собакам.
– Вот как? Не круто ли?
– В смысле, не побегут ли со страху в милицию? Нет! Скорее повесятся. Слишком они в дерьме вымазаны.
Виктор Сергеевич поморщился от такой грубости, но простил – сказано было исчерпывающе.
– А сам-то ты понимаешь, что, если случится еще один прокол, подобный этому, с черепом, на псарне придется поставить крест и избавляться от людей всерьез?
– Будет жаль! – Аркадий вздохнул. – Дело хорошее, прибыльное. Но прокол, похоже, уже состоялся.
– Что? – Генерал внимательно посмотрел на Трегубова. – Есть еще сюрпризы?
– Для того чтобы за трупы из моргов платить дешевле, Стихарев связался с уголовниками. Теперь они требуют за свои услуги утилизации мертвецов собственного производства. Мы рассекречены.
Виктор Сергеевич поднял голову, осмотрев потолок, потом опустил ее так, что подбородок коснулся груди, и только после этого глянул на Аркадия.
– Ты не справился с двумя, – улыбнулся он одними губами, – а я с одним дураком. Давай быстро, как на сдаче норматива в армии: родственники, близкие или дальние, у твоих идиотов есть?
– Нет. Подбирал таких, как было велено. И оба далеко не молоды. Один из них вообще чуть ли не бомж. С образованием, правда.
– У Стихарева тоже одни дружки-собутыльнички.
Виктор Сергеевич бросил сигарету под лавку, сцепил пальцы и хрустнул ими.
– Слышал звук? – спросил негромко.
– Да, я все понял, – ответил Аркадий. – Только кажется мне, по степени вредности Стихарь куда как превзошел моих. Уголовники народ несговорчивый, привыкли добиваться своего, и запугать их трудно.
– Ну, это уж мое дело, – вздохнул Генерал.
Виктор Сергеевич упер лоб в ладонь, закрыл глаза и задумался ненадолго. Аркадий затаил дыхание, понимая, что сейчас решается и его судьба тоже, и, не шевелясь, смотрел в пол перед собой.
– А как, ты полагаешь, следует поступить? – со свойственной ему манерой, не высказывая соображений, спросил Генерал. Аркадий ответил по-военному четко:
– Сменить клиентов, перебазировать псарню и зарегистрировать ее на ваше имя.
– Сменить, перебазировать, – оценивал предложения Щипачев. – Конечно. На мое имя? Нет, Аркадий, это невозможно. Я на виду. Регистрировать на этот раз будем. Но на подставное лицо. Не на тебя. Возможность новых проколов подобного рода не исключена, а я слишком дорожу тобой. Вот такие наши планы.
– А как насчет людей? – потемнев лицом, спросил Аркадий.
– Твои остаются на твое усмотрение. А со своим... со своим я решу сам. И если решу, то ты сделаешь. А?
– Вы спрашиваете? – поднял голову Аркадий.
– Нет! Приказываю! – рассмеялся Щипачев, и у Трегубова полегчало на сердце от того, что не усомнился хозяин в его готовности исполнить приказ, не стал добиваться ответа на вопрос, пожалел только, но с облегчением:
– Ч-черт, суеты-то сколько!
– Все суета сует, – ответил Щипачев библейской цитатой. – И во всей суете этой, – подчеркнул он
