– Она ест что-нибудь? – спросила я у Иванова.
– Что вы! В таком состоянии она не может кушать. Мы подаем питание через нос, но этого, конечно, недостаточно для нормальной... жизнедеятельности. И потом, она почти все время спит, мы даем ей успокаивающие препараты.
– А это... не вредно?
– В ее состоянии это единственное, что вообще возможно. Мы и так уже стараемся подбирать лекарства... ну, как бы послабее. Ребенок все-таки. Но...
– А вы не пробовали вообще не использовать лекарства?
– Что вы! Если бы вы видели, как она возбуждена, когда просыпается! И судороги, и бред, и все, что угодно. Признаюсь, я даже затруднился поставить диагноз. Но теперь, когда вы сказали... Нужно будет сделать анализы. Если правда, что ее довели до такого состояния медикаментозными средствами, то мы постараемся определить, что именно ей вводили, и в зависимости от этого уже назначать лечение.
– Только, пожалуйста, доктор, не используйте сильнодействующих препаратов. Ведь буквально несколько дней назад девочка была абсолютно нормальной. Чтобы довести ее до такого состояния, ей и так наверняка вводили какие-то очень мощные средства. А ведь вы сами сейчас сказали, что это ребенок.
– Ну да, ну да. Разумеется, мы... Только что же теперь делать с этими... с мачехой и прочими?
Доктор задал ключевой вопрос.
– Вот об этом как раз я и хотела с вами поговорить, – сказала я, выходя из палаты. – Вы ни в коем случае не должны не то что говорить им, а даже намекать, что вам все известно! Постарайтесь поставить девочку на ноги, теперь, зная предысторию, вы, надеюсь, сможете это сделать. Лично меня больше всего беспокоило, что, не зная всех обстоятельств, вы будете лечить ребенка сильными средствами; и получится, что на один сильнодействующий препарат накладывается другой, и в конце концов у ребенка возникнут необратимые изменения психики, то есть то, чего и добивались ее так называемые родственники.
– Да... да, это вполне возможно... было бы. И потом, существуют несовместимые препараты, и тогда... результат мог бы оказаться совсем... плачевным.
– Вот об этом я и говорю! Но главное сейчас – не дать преступникам возможности догадаться, что нам все известно. Наверняка они еще придут сюда. Общайтесь с ними как обычно, говорите, что девочка очень плоха, и постарайтесь не пускать их к ней в палату. Мне же сразу сообщайте об этих посещениях. А если они заранее предупредят вас о своем визите, то и вы, в свою очередь, предупредите меня, возможно, я... ну, впрочем, там видно будет.
Я продиктовала доктору свой номер и покинула клинику.
Что ж, хоть один луч света в темном царстве. За Настю я теперь была спокойна. Квалифицированная медицинская помощь ей требовалась в любом случае, и было большой удачей, что мы могли совместить две такие противоположные вещи. Теперь девочка получит именно то лечение, какое ей требуется, а Эльвира с чернявым полностью будут уверены, что с Настей делают то, что нужно им, то есть она уходит все дальше от нормальной жизни.
Теперь всю свою энергию мне необходимо было направить на то, чтобы уличить Эльвиру. Здесь могло сыграть свою роль завещание, но подобные вещи всегда можно трактовать двояко. Если и доктору они сказали, что хотят защитить девочку от каких-то врагов, что помешает им заявить нечто подобное и душеприказчикам? И уж тем более на суде, если до него дойдет дело. Скажут, что, наоборот, они заботились о девочке, спешили найти ее, чтобы отдать наследство, но, узнав о смерти отца, она якобы так расстроилась, что потребовалась помощь психиатра. А психиатры подтвердят, что девочка очень больна и нуждается в специальном уходе. Который, конечно же, лучше всего сможет осуществить ее мачеха.
Все это было вполне возможно, и, чтобы уличить Эльвиру в умышленном причинении вреда, мне требовались более веские доказательства, чем предположение о том, что она хочет заполучить вторую половину наследства своего мужа.
И тут вдруг у меня возникло одно соображение, которое до сих пор мне в голову не приходило. В чем конкретно заключался заказ, который я получила от своего клиента? В том, чтобы найти девочку, или в том, чтобы уличить преступников? Насколько я помню, главный упор делался на первый пункт, и его я выполнила. Конечно, поступок Эльвиры и ее агента отвратителен, он не должен остаться безнаказанным, тем более что добиться этого наказания, по крайней мере, для чернявого, мне будет не так уж трудно. Но не мешало бы уточнить.
А позвоню-ка я господину Семенову! Выясню интересующие меня подробности и заодно сообщу, что насчет Насти он может не волноваться.
Но клиент опередил меня. Едва лишь я вытащила из сумочки телефон, как он зазвонил, и из трубки донесся голос Семенова:
– Здравствуйте, Татьяна. У меня плохие новости.
«Что там такое опять?» – нахмурив брови, подумала я, уже предполагая все самое худшее. Но все оказалось еще не так плохо.
– Звонил мой знакомый из Финляндии, – расстроенным голосом говорил Семенов, – к сожалению, ему не удалось ничего узнать. Он нашел ту адвокатскую контору, которая занимается завещанием Дмитрия, но содержание самого завещания ему не удалось выяснить даже приблизительно. Он говорит, что чего только не придумывал, и я ему верю, потому что придумывать он мастер, я уже рассказывал вам... Но увы, все было тщетно. Не родственник, не упомянут в завещании – значит, никакой информации. Частное дело. К тому же ему приходилось соблюдать ограничения, ведь вы сами сказали, что необходимо избежать огласки и стараться действовать так, чтобы как можно меньше людей знали, что этим документом интересуются. В общем, учитывая все эти обстоятельства, узнать условия завещания ему не удалось.
– Понятно. Что ж, будем использовать то, что есть. Впрочем, думаю, даже без завещания стратегия действий преступников мне ясна. Кстати, теперь нам точно известно, кто стоит за этим пресловутым агентом, который развернул и здесь, и в Тарасове такую бурную деятельность. Оказалось, что это мачеха Насти, вторая жена Дмитрия Колобкова и его вдова!
– Да? Что ж, я предполагал это. Эльвира – самая близкая родственница Дмитрия, а соответственно, и Насти, и ей проще других было бы провернуть все это. Но ведь она уже получила свою долю наследства, как опекунша своего сына, и мне не верилось, что, заполучив солидный капитал, она захочет обездолить одинокую девочку. Вот ведь какие бывают люди!
– Да, действительно... Впрочем, не это сейчас самое главное. У меня для вас есть новость гораздо важнее и, главное, приятнее – я нашла Настю.
– Нашли?! Ну, наконец-то! Когда я могу забрать ее?
– Не так быстро. Девочка нуждается в медицинской помощи и...
– Что они сделали с ней?! Негодяи!
– По-видимому, ей кололи сильные психотропные препараты, чтобы представить как психически ненормальную. Здесь, в Петербурге, ее поместили в лечебницу, по всей видимости с тем, чтобы в дальнейшем врачи дали заключение о том, что она нуждается в специальном уходе и этот уход лучше всего поручить мачехе как единственной ближайшей родственнице. Поэтому...
– Ах, мерзавка!
– Поэтому сейчас вы не сможете забрать ее. Во-первых, она должна находиться под наблюдением врачей, а во-вторых, чтобы уличить Эльвиру, мне необходимо, чтобы еще некоторое время она думала, что все идет по ее плану. И в связи с этим у меня к вам есть вопрос. До какого пункта должно продолжаться расследование, заказанное вами? Достаточно ли вам того, что я нашла Настю, или вы поручаете мне также найти факты, уличающие преступников?
– Разумеется! Разумеется, поручаю, Татьяна. Так издеваться над беззащитным ребенком, и потом все как с гуся вода? Ну уж нет! Пусть получат на полную катушку. Здесь и вопроса никакого не может быть. Мне даже странно, что вы спрашиваете. У вас закончились деньги?
Мне понравился ход его мыслей, но обманывать клиента я не стала.
– Нет, вы дали мне достаточно крупную сумму, финансовых проблем я не испытываю. Просто я хотела сказать, что для того, чтобы уличить Эльвиру, мне потребуется некоторое время, а вам нужно будет запастись терпением.
– Хорошо. Нет проблем. Главное, чтобы с Настей за это время ничего не случилось.
– Эта сторона дела у меня под контролем. Она находится под присмотром опытного врача, и я уже
