пригрозил. Но сосед — парень в теме, да еще и аккуратный, этот вряд ли испортит.
— Идет! Ну, я пошел, через полчаса жди!
Он прикрыл дверь, обулся и тут же проскочил мимо меня вниз.
У мамы, когда она меня увидела, сошла с губ радостная улыбка.
— Опять что-то случилось?
Я вкратце пересказал свою историю, не акцентируя внимание на том, кого и где видел и сколько на самом деле стоит подаренный мне диск. Выслушав, она вздохнула и покачала головой.
— И что мне с тобой делать?!
— Мам, не начинай. И так тошно.
Я побрел на кухню, еле передвигая ноги. Очень хотелось повеситься. Или утопиться. Или сделать все сразу.
— Тебя весь день искала какая-то девушка, — донеслось мне вслед. — Несколько раз заходила, внизу сидела, ждала.
— Что за девушка? — мне не было интересно. Я догадывался, кто это. Но она свой выбор сделала, пускай сама расхлебывает последствия, что бы ей не двигало.
— Высокая такая, смуглая. — Глаза матери ехидно блеснули. — Очень высокая!
…И очень настойчивая!..
Я так и застыл с открытым ртом. Блин, я же говорил Эмме что-то про сегодняшний день! Как раз перед дракой с бандой Толстого в фонтане! Без особой надежды дожить до субботы! Зная надоедливость Шпалы, можно констатировать, что просто так она теперь от меня не отстанет.
Наконец, остался один. Мне не хотелось ничего, совершенно. Даже раздумья о грядущем, как бы полегче и поинтереснее его встретить, не прельщали. Я лежал и тупо пялился в потолок, ни на что не реагируя. В голове крутилась только одна мысль:
Пришел сосед, притащил проигрыватель — нечто допотопное и архаичное, без виртуального управления, но внушающее уважение качеством выходного сигнала. Я, трясущимися руками, подсоединил его к своей звуковой системе, запустил вращающийся круг, как делал это мистер Смит, и положил на него пластину диска. Затем осмотрев перо, на конце которого оказалась обычная тонкая игла, опустил его на край каемки.
Весь остаток вечера и половину ночи меня не было — я летал. Маленькая аристократка права, есть в этой музыке нечто, чего нет у нас — то, что наши предки неблагоразумно потеряли во времена Третьей мировой, объявив крестовый поход существовавшему тогда миропорядку.
Этой музыке больше четырех сотен лет. Да, клавиши звучат, как помесь органа и пианино; гитары… Тоже отстают в развитии; но вот вокалист понятия не имеет, что они такие старые — его голос слышался так, будто они играют рядом, в соседнем клубе, в соседней комнате.
Несмотря на архаичность звучания, музыка, которую рождала группа, не ведала о своем возрасте. Она была вне времени, вне пространства. Я лежал и слушал, как из глубины веков доносятся октавы, ноты и слова, рвущие душу на части точно так же, как рвали души людей столетия назад. Музыку вечности.
Утром меня растолкала мать, огорошив спросонья:
— К тебе пришли. Девушка.
Сердце сжалось от проснувшейся на мгновение надежды. Она нашла меня?
И тут же опало. Это оказалась Эмма. Всего лишь Эмма.
— Чего тебе? — недовольно потянулся я.
— Ты говорил, чтобы я зашла, — бодро ответила она, входя и демонстративно разуваясь.
— Эмм, не сейчас. Давай в другой раз?
Я обернулся и поплелся в свою комнату в надежде, что там можно спастись. Напрасная надежда!
— А когда? Ты обещал!
— Так, я пошла к донье Татьяне, — засобиралась вдруг резко мать.
— Мам, Эмма уже уходит, не надо!
— Мне самой лучше знать, что мне надо! — отрезала та. — Пока.
Ну-ну, и мама меня бросила. Предала, оставила наедине с этой длинной горгульей.
И что теперь делать? Вышвырнуть ее? Совесть не позволяет. Все же она не сдала меня тогда у Витковского. Пускай, не от любви ко мне, по собственным мотивам, но ведь не сдала же!
Я присел на пол у кровати, кивнул ей на кресло перед домашним терминалом. Она протянула мне планшетку и села, поджав ноги. И невольно напомнила мне этим Бэль.
— Эмма, я не в настроении. Честно. Будешь приставать — вышвырну.
— Я сделала все, как ты просил, — проигнорировала она угрозу. — Перебрала все фамилии золотой сотни, и еще несколько десятков из второй сотни.
— И что? — я развернул планшетку и попытался сосредоточиться на том, что там написано.
— Такой девушки нет. Блондинос больше пяти десятков, но так, чтобы совпадало всё — нет ни одной.
Приехали.
— Может, тебе показалось и ее на самом деле не существует? — В ее глазах читалась уверенность в этих словах. Дескать, Шимановский, кончай колотить понты и колись. Я в ответ громко рассмеялся.
— Эмма, я вчера провел с ней весь день. Незабываемый день! — я прикрыл глаза, вспоминая свою аристократку. То, как пахнут ее волосы, как плавно она двигается, когда танцует… — И она, правда, аристократка.
Эмма продолжала скептически кривиться.
— Ты не поверишь, кого мы только вчера не видели! — решил убедить ее я. Наверное, для того, чтобы самому не разувериться, что это действительно было. — Даже инфанту!
— Инфанту? — в глазах Эммы замелькали искры интереса. Я кивнул.
— Она стояла в метре от меня. И Сильвию. Дочь Октавио Феррейра…
И я вкратце поведал ей историю вчерашней неудачи. Всю, в подробностях.
Почему я рассказал ей это — не знаю. Накипело. Эмма — не лучший собеседник, но на тот момент у меня не было никакого. Хуан Карлос… Хороший парень, но он не годится в духовники. По той простой причине, что мы не друзья. Да, мы товарищи, но не друзья, и я никогда не доверю ему самое сокровенное.
А Эмма? Пожалуй, тут сработал тот же закон, что и с Бэль. Она не сделает мне плохо просто потому, что ей это не надо.
— Они уехали. Я же развернулся и убежал. Вот и всё.
Я закончил. Эмма задумчиво молчала. Долго молчала, несколько минут. Затем выдавила:
