Естественно, его место останется вакантным. Акционеры люди практичные, а еще злопамятные, волчий билет директору обеспечен. И тут вы отчитаетесь перед ними, что, дескать, если бы не вы, не ваши показания, то тень легла бы на всю школу, а не на продажного директора. Вы — спаситель школы, и готовы и далее защищать ее, уже в другом статусе.
Я замолчал. Дон Алехандро задумчиво сопел, потирая подбородок, смотря в одну точку где-то за моей спиной. Наконец, усмехнулся.
— Долго думал?
— Нет. Главное не придумать, главное решиться.
— А мести Кампосов не боишься?
Я отрицательно покачал головой.
— Или я, или Толстый. Третьего не дано.
— Зря, — усмехнулся он. — Виктор Кампос — слишком опасный человек, чтобы упускать его из вида.
— Я сделаю все так, что дело примет официальный оборот. Там он будет бессилен.
— Как бы тебе самому не заплакать от официального оборота!
— Значит, поплачу.
Дон Алехандро вновь осмотрел меня удивленным взглядом. Да что он во мне такого нашел?
— А директор-то тебе что сделал? Его-то ты за что?
— За компанию. Кем-то же придется жертвовать! Да и сам он виноват во всем.
Куратор вновь задумался.
— Да, сам виноват. Приходится жертвовать… А если все же не достучишься? До министерства? И самого отчислят, и ребят подставишь, которые за тобой пойдут?
— Ребята — это край. Для начала попробую своими силами. — Я вздохнул. — А не достучусь — есть еще СМИ. Пока еще есть.
— Чтобы привлечь внимание СМИ, надо устроить в этих стенах нечто поистине глобальное. Революцию, маленькую войну! На меньшее крысы пера не размениваются! Осилишь?
— Осилю.
Он побарабанил пальцами по столу, наконец изрек:
— Вот и замечательно. А пока марш на занятие! Я подумаю.
Парень ушел минут десять назад, а старый куратор все сидел и смотрел то на дверь, то на открытую голограмму планшетки, на которой ничего не было написано, и думал. Наконец, процитировал:
«Кем-то придется жертвовать!»
— Мальчик, кто из тебя вырастет? Кто вылупится? Ты уже способен жертвовать, хотя даже не догадываешься, что это такое. Вот только сейчас пожертвуешь плохими, теми, кто виновен, виноват в собственной трусости, но кто будет следующим? Кем пожертвуешь через год? Через пять лет? Десять? И какова будет Великая Цель, ради которой будет совершаться это?
Наверное, они все же правы, раз пасут тебя столько лет…
Пальцы его притронулись к вихревому полю клавиатуры, на планшетке проявились первые буквы.
— Изоляция. Полная изоляция на все время эксперимента. Никаких контактов с внешним миром, никаких посылок, передач, связей с близкими. Это большие деньги, но согласитесь, за просто так их не платят.
— Я не… — У Войцеха пересохло в горле. — А как же?…
— Никак. — Сеньора решительно покачала головой. — Исследовательская группа будет размещена в специальном охраняемом бункере, местоположение которого засекречено, непосредственно рядом с лабораториями. Еда, предметы быта, простейшие детали комфорта — все будет своевременно доставляться. Допускается изучение новостей, выход в информационные сети, но все в одностороннем режиме: никаких писем, почты, форумов и прочего.
— Это настолько важный эксперимент, что создаются такие беспрецедентные меры?
Сеньора задумалась.
— Ее величество считает, что да. А следовательно, все остальные не могут считать иначе. Я понятно объясняюсь?
Куда ж понятнее! Войцех кивнул. Эта юная выскочка-королева, не успела взойти на престол, а уже устраивает шоу с секретными экспериментами. Ну что может быть эдакого в генном программировании? Да, официальной конвенцией создание модов запрещено. Но все спецслужбы мира, без исключения, тайно проводят подобные исследования, это интересное и увлекательное занятие, если отбросить такие условности, как мораль. Но после революционных открытий Хуана Четвертого в мире не произошло ни одного крупного прорыва в этой области, те опыты стали вершиной генетики, как науки, пусть далеко не каждое государство решиться повторить их.
Мы знаем о генетике и генах почти всё: что где и как вставить, добавить, убрать, чтоб получить тот или иной результат. Еще остались неисследованные области, вариативным подбором «наудачу» можно добиться некоторых результатов, но это мелочи. Ничего глобального, революционного, создать уже невозможно. То есть, вполне достаточно было бы организовать обычные секретные исследования в обычном секретном институте, коих на планете достаточно, а не устраивать шоу с изоляцией персонала. Насколько он знал, это крайняя степень секретности, для самых важных исследований, к которым генетику отнести нельзя.
Девочка на троне считает иначе. Забавно!
Но сеньора права, что бы там ею ни двигало, каковы бы ни были ее цели и как бы к этому не относились он, сидящая напротив безопасница и сотни других людей, которые будут участвовать в проекте, главное то, что считает Сказочница, а не они.
— А если эксперимент займет не один год, что тогда? — задал он единственный по настоящему важный вопрос. Сеньора Морган ни капельки не смутилась.
— Тогда вы проведете в бункере не один год. На тех же условиях.
Затем подумала и добавила:
— Но мне кажется, ее величество не будет против небольшого охраняемого отпуска персонала. Это стандартная отработанная процедура, вы ее знаете.
Войцех не знал, но кивнул. Догадался. Отпуск, в котором за каждым твоим шагом будут следить специальные агенты, а прослушка не выключится ни на секунду.
— Да, никакой свободы, но это лучше, чем совсем не видеться с родными.
Теперь он понял, почему выбрали именно его. Да, он неплохой специалист. Но именно неплохой, не более. Зато он — свободен, холост и ничем не обременен, в отличие от более опытных и ценных кадров. И беден — с удовольствием погонится за лишним центаво. А если речь идет о СТОЛЬКИХ центаво…
Словно читая его мысли, сеньора вынула из нагрудного кармана и протянула стандартную пластиковую карточку без опознавательных знаков. Из «серых», разовых, что не контролируются системой слежения за платежами. Они не требуют идентификации личности или авторизации, но при потере их также невозможно восстановить: потеря — так потеря. Зато удобно скинуть на нее деньги, чтобы идти в ресторан, или за покупками. Хорошая вещь!
— Здесь аванс. Оплата за первые полгода.
Войцех привычно вставил ее в специальный разъем браслета. От суммы, высвеченной на табло, сделалось дурно.
— Но это же…
— Половина. Как я и сказала.
