оправданным, поскольку ГАМСАХУРДИЯ полностью раскаивается в совершенном им преступлении. ГАМСАХУРДИЯ является сыном известного грузинского писателя, имеет широкие связи в среде творческой интеллигенции, в связи с чем его разоблачительные выступления, в частности, покрытие неприглядной роли установленных американских разведчиков, действующих под крышей посольства США в Москве, вызовут выгодный для нас резонанс. Разоблачения со стороны ГАМСАХУРДИЯ обеспечат, и свою очередь, условия для проведения судебного процесса по делу ГИНЗБУРГА, а затем и ЩАРАНСКОГО.
Поскольку ЩАРАНСКИЙ обвиняется в измене Родине, то процесс над ним выгодно совместить с процессом по делам ФИЛАТОВА и НИЛОВА, что дополнительно создаст серьезные позиции для разоблачения проводимой ЦРУ на территории СССР шпионской деятельности. Этим процессам будет предшествовать предание гласности материалов, изъятых у американских разведчиков ПЕТЕРСОНА и КРОКЕТА при захвате их с поличным в 1977 году и свидетельствующих о подрывной деятельности разведки США на территории СССР.
Это был полным разгром, полная сдача позиций Западом в самый ключевой момент нашей истории. В результате и так называемый Хельсинский процесс потерял смысл, выродившись в пустую говорильню. Ведь, вопреки положениям Хельсинского соглашения, Запад уже «не связывал права человека с разрядкой». Такому повороту в политике Запада, конечно, было много причин (о них мы еще поговорим в главе пятой), но вряд ли кто может отрицать роль в этом и советской дезинформации, и, как бы тупа она ни была, поразительной готовности, даже желания Запада ей верить.
Между тем, наше движение так никогда и не оправилось от этого разгрома. Через год, в 79-м и начале 80-го, без особого шума и протестов подобрали последних, расправились и с Сахаровым, вторглись в Афганистан все это под одобрительный рев толпы на Олимпийских играх в Москве. Даже этого редкостно циничного шоу не смог Запад остановить — советский образ мышления восторжествовал повсюду. Победила их «правда», их представления о добре и зле. А столь дорогая сердцу Запада «разрядка» («детант») так же незаметно и бесславно исчезла: «не связанная с правами человека», она и смысла не имела, превращаясь в обыкновенную капитуляцию.
Характерно, однако, что советские вожди выдержали свою игру, не дрогнув, до самого конца. Даже много лет спустя, в разгар «гласности и перестройки», они от своей легенды не отказались и настояли-таки на том, чтобы Щаранский был освобожден как настоящий шпион — в обмен на реального советского шпиона и на том самом мосту в Берлине, где шпионов обменивали. Эти ребята своего не упускали. Ну, а Запад… утерся и засиял в полном восторге от своего нового друга Горбачева.
Как говорят англичане, с такими друзьями и врагов не нужно.
Можно не сомневаться, что уж если в таком важном вопросе да столь примитивная гебешная дезинформация тем не менее могла сыграть столь роковую роль, то в вопросах менее существенных, привлекавших гораздо меньше общественного интереса, она была еще эффективней. Особенно учитывая, что чекистские «меры по компрометации» очень часто довольно искусно строились вокруг чисто человеческих особенностей, слабостей характера, нестандартных отношений, используя и амбиции людей, и их бесправное положение, и малую осведомленность Запада. Разработки эти бывали на редкость подлы. Вот, например, в том же деле Щаранского мало было чекистам привесить ему ярлык шпиона, надо было залезть и в личную жизнь:
…в связи с тем, что официальные власти США активно используют в антисоветской кампании бывшую советскую гражданку Штиглиц под видом жены Щаранского, поручить совпослу Добрынину А. Ф. передать президенту Картеру материалы, раскрывающие аморальный облик Щаранского, в том числе личные письма отца Штиглиц, категорически отрицающего супружество дочери с Щаранскнм и выступающего против ее провокационной деятельности. В последующем эти материалы можно будет передать для опубликования в зарубежной прессе.
Расчет тут столь же простой, сколь и подлый — известно, что Картер человек глубоко религиозный, баптист — имеет представления о нравственности супружеских отношений гораздо более строгие, чем принято в нашем мире. И это, без всякого смущения, передается по «обычным дипломатическим каналам», через посла в США. Можно только гадать, какие же гадости передавались «по каналам КГБ», закулисно:
По имеющимся в Комитете госбезопасности сведениям, противник рассматривает издание новой книги С. АЛЛИЛУЕВОЙ «Только один год» как одну из мер по расширению антисоветской кампании, приуроченной к 100-летию со дня рождения В. И. ЛЕНИНА. (…) Учитывая вышеизложенное, в целях отвлечения мировой общественности от клеветнической кампании, проводимой противником с использованием книги С. АЛЛИЛУЕВОЙ «Только один год», предлагаются следующие мероприятия:
В связи с письмом Иосифа АЛЛИЛУЕВА и Екатерины ЖДАНОВОЙ в Политбюро ЦК КПСС, в котором выражается возмущение по поводу изменнического поведения их матери, считаем возможным подготовить и опубликовать за рубежом открытое письмо детей С. АЛЛИЛУЕВОЙ, адресованное известному политическому обозревателю Г. СОЛСБЕРИ, заместителю главного редактора газеты «Нью-Йорк таймс», который неоднократно брал интервью у С. АЛЛИЛУЕВОЙ и в личном плане относится к ней с оттенком презрения.
Это мероприятие будет подстраховано публикацией упомянутого письма и интервью с детьми С. АЛЛИЛУЕВОЙ в одном из ведущих европейских журналов.
Продвинуть в западную печать тезисы о том, что новая книга С. АЛЛИЛУЕВОЙ является результатом коллективного труда таких лиц, как Д.КЕННАН, Л.ФИШЕР, М.ДЖИЛАС, Г.ФЛОРОВСКИЙ, А.БЕЛИНКОВ, и других, зарекомендовавших себя ярыми противниками СССР и специализирующихся на фальсификации истории Советского государства. Одновременно включить в эти материалы имеющиеся в распоряжении КГБ сведения, компрометирующие упомянутых лиц в личном плане.
Направить в адрес С. АЛЛИЛУЕВОЙ письмо от видных представителен советской интеллигенции, лично знавших С. АЛЛИЛУЕВУ (писатель СОЛОУХИН, кинодраматург КАПЛЕР, главный редактор журнала «Советский экран» ПИСАРЕВСКИЙ, профессор МЯСНИКОВ — научный руководитель С. АЛЛИЛУЕВОЙ при защите ею диссертации и др.), в котором содержался бы мотивированный протест против фальсификации фактов из истории Советского государства, клеветы на В. И. ЛЕНИНА. Такое письмо могло бы быть передано С. АЛЛИЛУЕВОЙ через возможности КГБ и с таким расчетом, чтобы оно стало достоянием зарубежной печати.
И такие «меры по компрометации» сопровождали буквально каждое событие, от публикаций книг до арестов и судов, от побегов за границу деятелей искусства до международных происшествий крупного масштаба. Разумеется, далеко не все эти «мероприятия» были удачны, но и отрицать их значение было бы крайней наивностью: ведь в результате создавалась гигантская машина дезинформации, целая система «агентов влияния», против которых у Запада не было никакой защиты. Напротив, демократия была вынуждена защищать право своих заклятых врагов распространять заведомую ложь. Во многих странах, например в США, закон практически даже не защищает вас от клеветы в печати: вам, а не клеветнику надлежит доказывать в суде наличие у клеветника умысла вас оклеветать. А если вы, не дай Бог, человек известный, клеветать на вас считается священным правом прессы.
К тому же, большинство этих «агентов влияния» не были в буквальном смысле агентами КГБ. Просто кто-то распространял советскую дезинформацию из идейных соображений, кто-то — выплачивая, так сказать, старый «должок» этому ведомству или, наоборот, ожидая некой ответной поблажки, услуги, а кто- то — и вовсе не ведая, что творит. Ведь часто «нужная» КГБ «информация» была одновременно весьма интересна вашему конкуренту, завистнику или просто склочному человеку, а задачей КГБ становилось всего лишь подсунуть ее такому заинтересованному лицу.
Да мало ли какие возникали сюжеты. Скажем, большинство западных специалистов по России — советологов, славистов — оказались в зависимости от режима просто в силу того, что им необходимо было время от времени ездить в СССР. Без этого специалист в здешнем академическом мире не считался за специалиста. Любой мог бросить ему упрек в том, что он дисквалифицировался, оторвался от действительности. А возможность туда поехать плотно контролировалась в те годы Лубянкой. Но ведь
