американского президента санкционировать создание бомбы. Но вполне реальное известие о том, что это оружие оказалось у Сталина, совершенно их не обеспокоило: напротив, с этого момента они опять стали пацифистами и «борцами против ядерного оружия» — разумеется, западного.
Однако при всем совершенном ими зле Оппенгеймер и компания вызывают у меня гораздо меньше омерзения, чем их нынешние защитники. Первые, по крайней мере, верили в то, что делают, и готовы были рисковать ради своих убеждений, в то время как последние просто защищают свое уютное положение «элиты», нисколько не стесняясь откровенной лжи. Волнует их, конечно, не доброе имя их покойных коллег, а необходимость нести ответственность за общий грех. История участия американских левых интеллектуалов в советском атомном шпионаже — это лишь один пример их соучастия в преступлениях коммунизма. И признай его теперь — пришлось бы признать, что антикоммунистическая кампания конца 40-х — начала 50- х, известная как «маккартизм», была отнюдь не «охотой на ведьм». Можно лишь пожалеть, что, как и все в Америке, она приняла истерические формы, но неоспоримо, что по сути она была вполне оправдана.
Между тем, именно жупел «маккартизма», беззастенчиво эксплуатируемый американскими левыми интеллектуалами добрых 50 лет, и был тем инструментом, благодаря которому самозваная «элита» превратилась в истеблишмент, заняв практически диктаторское положение в американском обществе. Это был своего рода эмоциональный шантаж: они же безвинно пострадали, а стало быть, все теперь перед ними в долгу. Ни возразить им, ни, тем более, напомнить об ответственности за проповедуемые взгляды и думать не смей: это ведь опять «преследование», опять «маккартизм». Все перевернулось вверх ногами: быть просоветским, даже коммунистом, стало почетно, если не сказать обязательно; быть же антикоммунистом — позорно, почти преступно.
Так что нынешнему переполоху американского истеблишмента удивляться не приходится: под вопросом оказалась сама легитимность их господства, весь миф об их «безвинном» страдании. Да и само это «страдание» — не миф ли? Ведь в то самое время, как их духовные братья порабощали целые народы, уничтожали миллионы людей в угоду их общей идеологии, их самих всего лишь спрашивали, причем публично, в присутствии их адвокатов, прессы, с соблюдением всех процедурных формальностей:
— Являетесь ли вы членом какой-либо коммунистической группы?
Только-то и всего. Помню, я был счастлив, когда смог наконец сказать в лицо своим судьям в 1967-м все, что я думаю об их политическом строе, и, получивши за это три года лагерей, «пострадавшим» себя никак не считал. Им же ни лагерь, ни пытки, ни тем более уничтожение не грозили. В худшем случае — потеря работы. И что любопытно: большинство из них «кололись» самым постыдным образом, оговаривали друзей и соседей, лгали под присягой. Таких, что отказались говорить, нашлись лишь единицы. Тоже мне, герои-страдальцы. Но добрых сорок лет размазывается их «трагедия» печатью, телевидением, кинематографом. Десятки фильмов создано Голливудом на эту тему, последний аж в 1990 году: «Guilty by Suspicion», с Робертом Де Ниро в главной роли.
И — ни одного о трагедии сотен миллионов действительно страдавших под игом коммунизма. В самом деле, посмотрите на продукцию этой цитадели американской левизны — Голливуда — за последние сорок лет под таким углом, и вы убедитесь: нет ни одного фильма, честно и серьезно отразившего главную трагедию нашего столетия. Это или откровенная советская апологетика, или ложь более тонкая, изощренная, рассчитанная на невежество широкой публики. Историк, вынужденный судить о нашем времени по голливудским фильмам, не поймет ничего. Скорее всего, он придет к выводу, что мы жили весь век или под перманентной угрозой фашизма, или под угрозой сумасшедших американских генералов. А коммунизм в нашем мире если и присутствовал вообще, то где-то очень далеко, в качестве никому не угрожающего фона. Даже неустрашимый Джеймс Бонд сражается не против КГБ, а чаще в союзе с КГБ, против некоего мифического сверхконцерна, руководимого, как правило, сумасшедшим капиталистом. Даже мысли такой не допускается, что сам коммунизм может представлять какую-то угрозу человечеству — но лишь наша реакция на него. Не противник, а наше сопротивление ему.
Что ж до противника, то ничего, кроме симпатий, он не вызывает. Ну, в крайнем случае, сочувствие, сострадание, как «обманутые идеалисты» («Reds»). Даже «Доктор Живаго» Пастернака, за чтение которого сажали в тюрьму в СССР, превратился у них в этакие сочувственные сопли. Ни малейшего сострадания к миллионам жертв этих «идеалистов», тем более — раскаяния. А там, где уж никак не умолчать о жертвах, — не просто ложь, но ложь чудовищная. Лучший тому пример — «Killing Fields» — фильм о наиболее известном преступлении коммунизма уже в наши годы — в Камбодже. Тут черепов не спрячешь, но зато можно не объяснить зрителю, кто же такие эти «красные кхмеры», истребившие добрую половину населения своей страны. Иди гадай: откуда они взялись да почему уничтожают людей? На протяжении всего фильма никак не выяснишь, что они просто коммунисты, причем, видимо, еще большие идеалисты, чем их московские (или вьетнамские) коллеги: те хоть стыдливо зарывали черепа в землю, а не выставляли напоказ всему человечеству.
Да и вся задача фильма чисто дезинформационная. Во-первых, оправдать оккупацию Камбоджи Вьетнамом. Дело, мол, отнюдь не в коммунизме, ибо вьетнамские коммунисты прекратили истребление людей в Камбодже. Благодарите и радуйтесь. Во-вторых — оправдать предательскую роль американских левых в этой трагедии. И вот главный положительный герой фильма — леволиберальный корреспондент американской леволиберальной прессы, спасающий камбоджийскую семью. Забудьте, что именно они обеспечили победу коммунистов в Юго-Восточной Азии своей истерической антивоенной кампанией, что благодаря им исчезли с лица земли три страны, а «красные кхмеры» смогли нагородить пирамиды черепов. Все это мелочи по сравнению с прекрасным человеческим поступком — спасением одной семьи. Слезы умиления застилают зрителям глаза: какое благородство! И Геббельс бы разрыдался, посмотрев этот фильм.
Сложившаяся на базе лжи и предательства да еще и воспитанная на такой пропаганде, американская «элита» была естественным союзником СССР задолго до начала «детанта». В США, в отличие от Европы, основой послужили не столько идеологические симпатии — подавляющее большинство американских «интеллектуалов» и понятия не имело о том, что такое коммунистическая идеология, даже те, кто гордо именовал себя марксистом, — сколько «оппозиционность» по отношению к своему правительству. Война во Вьетнаме, хотя она по сути ничем не отличалась от войны в Корее всего за полтора-два десятилетия до того, послужила катализатором этих настроений в обществе. Как ни парадоксально это звучит, Америка конца 60-х — начала 70-х была просоветской, потому что стала антиамериканской: раздутая левой «элитой» антивоенная истерия, доходящая до паранойи, расколола страну, сделав антиамериканские настроения более распространенными, чем в Европе. Но если «элите» эта истерия была необходима для самоутверждения, для захвата господствующих позиций в обществе, то миллионы молодых американцев, как библейское стадо свиней, в коих вселились бесы, устремились туда же из чистого конформизма. Марихуана, рок, вечно раскрытые рты, незамутненные глаза, сияющие идиотским энтузиазмом, и «протест». «Бунт» стал модой, такой же обязательной для «успеха», какой потом стали утренние пробежки, экология, одержимость здоровьем.
Для всего же остального мира это была катастрофа: он не просто остался без лидера — это бы еще куда ни шло, — но оказался этим лидерам предан.
6. Мирное наступление
Конечно, все это происходило не без советской «помощи» и уж тем более не ускользнуло от их внимания. Как сама война в Юго-Восточной Азии, так и антивоенная истерия подогревались и поддерживались Москвой, а успех и в том, и в другом показывал, что настала пора решительных действий. Предложенная европейской социал-демократией игра в «детант» пришлась, таким образом, очень кстати: не оставалось практически никаких препятствий на пути советского «мирного наступления». Как сказал Брежнев, запуская свою «Программу мира» на XXIV съезде КПСС в марте 1971 года:
«Соотношение сил на мировой арене сместилось в сторону сил социализма».
Нужно, однако, помнить, что в коммунистической новоречи «мир» означал вовсе не то, что под этим словом обычно понимают нормальные люди, а всего лишь победу коммунизма во всем мире. Документы ЦК не оставляют сомнения в том, что «классовый характер внешней политики СССР» ничуть не изменился в
