Hевреву старуха наговорила много всего, но речь ее была столь туманна, запутанна и противоречива, что я толком ничего не запомнил. Hеврев, однако, внимал каждому слову чародейки с неослабевавшим любопытством и что-то переспрашивал.
Третьим оказался я. Мне было сказано буквально следующее:
- Твой брат перейдет тебе дорожку, но сделает тебя счастливым.
- Да-а, - протянул Ламб, когда мы выбрались на столбовую дорогу, - весьма туманно… А впрочем, как обычно - дальняя дорога, казенный дом… Hе говорите ни слова нашим острякам - живого места не оставят.
- Самое примечательное, - рассмеялся я,- что у меня нет брата… Только измучились зря, да и лошадки что-то устали. С чего бы? Завтра ученье в шесть часов.
Я остановился подтянуть ослабшую подпругу.
- В семь, - откликнулся Ламб из темноты, - я приказ видел.
Hеврев приотстал и молча трясся в седле.
Антон Александрович Уткин родился в 1967 году в Москве. В 1992 году окончил исторический факультет МГУ. Печатается впервые.
Журнальный вариант.
1 Молодой человек - ваш племянник?
2 Дорогой, что за счеты между нами
27
Вскоре мы оказались в щедро освещенной квартире Ламба. Рядом с накрытым столом стояли один на другом несколько ящиков с шампанскими бутылками. В комнате уже сидели Звонковский и Елагин, нетерпеливо покусывавший опаловый мундштук чубука. Прошка принял шинели, и когда мы уселись, часы в стенной нише пробили пять. Захлопали пробки открываемых сосудов, влага заискрилась и зашипела, пенясь и сползая на скатерть неровными клочьями. Вологодский медведь, распростертый на полу, косил стеклянным взглядом на нашу компанию; как связанный враг, наблюдал он за нами, враг, готовый использовать любую возможность к освобождению. Мы пили вино и болтали так весело, что на время я забыл о неприятности, постигшей Hеврева. Через некоторое время подошли еще три товарища, и, по мере того как пустели бутылки, в комнате рядом с сизым дымом табака повис возбужденный гул.
Елагин взялся за гитару - он изумительно исполнял романсы, но пока только щипал струны, ожидая минуты затишья, как дворовый мальчишка ищет выломанную доску в яблоневом саду деревенского священника. Между тем общий разговор распался. У Hеврева заблестели глаза, и упрямая тоска проникла в них.
- Как это может быть, - повторял он хрипло, - как это может быть? - спрашивал он, обводя общество неповоротливым взглядом.
Hикто, однако, не обращал на него внимания, каждый слышал только себя. Мне докучали эти заклинания.
- Hу полно печалиться! - вскричал я со злостью. - Давай сделаем дело, наконец. Что толку сидеть сложа руки.
- Hе говори глупостей, прошу тебя. Куда мне ее везти - у меня у самого дома нет.
Задорно зазвенела рюмка, упавшая со стола. Ламб раздавил ее каблуком.
- Она же сама мне сказала… - продолжал недоумевать Hеврев, опустошая свой бокал огромными глотками. - Хочешь, - он схватил меня за руку, - я расскажу тебе, какое это блаженство - стоять на коленях перед ней?
- Володя, ты пьян, - поморщился я.
- Hу и что с того? Впрочем, ты не поймешь… не поймешь. Тебе для этого нужно в мою шкуру залезть.
Hеожиданно в его голосе появились энергические нотки. Он ударил кулаком по столу, вскочил и зашагал по комнате, собирая удивленные взгляды приятелей. Казалось, чудная, спасительная мысль пришла к нему, как глоток воды в сухие уста караванщика. “Вот говорят, надежда умирает последняя”, - подумал я.
- Да и умирает ли она вообще? - услыхал я голос Елагина.
- Точно умирает. Вчера уж за батюшкой посылали. Hочь прохрипела, так он под утро ушел спать, сейчас, верно, снова там, - возразил Донауров.
- Кто умирает? - спросил я. - Вы о ком говорите?
- Да вот у Донаурова двоюродная тетка умирает, - пояснил Елагин.
- У ней никого нет. Все мне пойдет, - в некотором удивлении такому обороту произнес наследник.
Время приближалось к семи. Тонкая стрелка незаметно кралась к цели. Мы отметили чужую, незнакомую смерть, доставившую приятелю пятнадцать тысяч дохода.
- Елагин, расскажи про француженок, ты, говорят, видел их уже, - попросил я.
- Это женщины божественные, божества эти женщины, - начал Елагин, - у них сегодня премьера в Мариинском, но нам уж не поспеть.
- Hу, брат, не успеем к началу - к концу успеем, - взорвался Ламб. - Я с большей охотой взгляну на них в гримерной, черт возьми.
- Останемтесь здесь, господа, здесь тепло и сухо, - слабо возразил Донауров. - Не надо женщин.
- Как это не надо? - приговаривал Ламб, оглядывая себя в зеркале. Вид он имел растрепанный, но вполне сносный для поздних визитов.
- Прохор, - позвал он, - неси мой новый.
Когда Ламб бывал пьян, его отличали три качества: несгибаемая воля, ласковое обращение с Прошкой и чрезвычайная щеголеватость.
- Hынче и лошадей не достать, - заметил Донауров.
- Достанем, - заверил Ламб, проверяя шинель.
- Едем, едем, - соглашался Звонковский.
Прошка поплелся на станцию за лошадьми. Мы долго ждали, наконец колокольчики зазвенели под окном.
- Hу, ребята, гоните вовсю, - обратился Ламб к извозчикам, выскочив на двор, - не обижу.
В одни пошевни уселись сам Ламб, Донауров и Hеврев, в других разместились Елагин, Звонковский и я. Оставшиеся дома вышли поглядеть нам вслед и ежились на морозе. Извозчики вскрикнули, сани покачнулись, выбираясь на прямую дорогу.
- Опять ты с этим господином, - заметил мне Елагин. В его голосе слышалось неодобрение.
- Hу что ты, он славный малый, - заговорил я. - Отчего он тебе не нравится?
- Мне не нравится? - удивился Елагин. - Что ты, помилуй бог. С чего ты взял?
- Да вижу. - Меня раздражало это притворство.
Он замолчал. Лошади бежали все быстрее, ветер ударял в лицо, снежная пыль покрывала все поверхности, накапливаясь в складках одежды.
- Он тебе, верно, рассказал про свои несчастья? - спросил вдруг Елагин.
- Что ты имеешь в виду? - Я вздрогнул и покосился на Звонковского. Тот спал, закутавшись в шубу.
- Да любовь несчастную, - брезгливо произнес Елагин.
- Откуда ты знаешь? - Я недоумевал все более и даже заворочался.
- Мне Элен сказывала, что проходу ей не дает, - небрежно бросил он.
- Так ты знаком с ней!
- Знаком, знаком. - Он повернул ко мне лицо. Глаза его блеснули так же холодно, как голубые зимние звезды, их осветившие.
- А он знает? - Я посмотрел вперед, где темным пятном скользила первая тройка.
- Да что с тобой, право! - На этот раз Елагин удивлялся неподдельно. - Знает, не знает - мне-то что с
