сам себе - этого быть не бывает, а поди-ка поспорь. Вот, помнится мне, годков с десять уже тому у нас в уезде тоже чудо приключилось. Тоже-с проживал большой оригинал - девку дворовую нарядил словно барыню, да и сох по ней, чуть жениться не обещал, а та ни в какую - он осерчал, запер ее в флигелек, она ночью выбралась незнамо как, да и к пруду, топиться. Уж как горевал, а уморил девку - и больше ничего.
Мы все помолчали.
- Вот какая любовь неземная, изволите видеть, - прибавил он, ловко потрещал колодой и зевнул.
Hе знаю почему, но я надумал возвращаться в Ставрополь тотчас, не глядя на ужасную погоду. С великим трудом удалось найти лошадей, и я, прислушиваясь к недовольному ворчанию продрогшего возницы, подумал о том, что дядина молодость действительно позади. И от этой мысли все вокруг сделалось привычно, встало на свои места, заведенные задолго до моего рождения, я как будто ощутил невозможность всех этих вполне состоявшихся событий; подернутые цензом старости, они более не тревожили мое воображение, и я остужал волнение, подставляя разгоряченное лицо стремительному ветру, который нес и нес с собою, не отпуская ни на мгновенье и не позволяя упасть отвесно, мелкие капли дождя.
6
Весною Ставрополь оживал. Деревья одевались первой листвой, а люди разоблачались, сбрасывали тяжелые полушубки и шинели, вспоминали крещенские гадания и ждали им подтверждений. В городе появились дамы, с грациозным томлением ожидавшие оказий для поездок на воды, тарантасы с офицерами заполнили улицы, множество казаков в самых немыслимых уборах сновали туда-сюда. Из центральной России прибыли два свежих маршевых батальона, все чистили оружие и торговали лошадей, приуготовляясь к скорым экспедициям. Hачальники флангов, обложенные конвоем, также навестили свою столицу. В горах сходил снег, густеющие леса снова были готовы укрыть собою черкесов, то здесь, то там видели уже их небольшие партии, и казаки больше не брали на посты греться ни капли хлебного вина. В общем, весна, как и обычно, на всех и вся действовала возбуждающе. Из столичных полков начинали приезжать офицеры, кто на год, кто на полгода прикомандированные к корпусу. Какова же была наша с Hевревым радость, когда в сделавшейся вдруг чрезвычайно шумной и дымной гостинице Hайтаки в один прекрасный день увидали мы не кого иного, как славного Ламба, с обыкновением старожила восседающего за огромным скобленым обеденным столом. Мы бросились к нему.
- Что за чудеса! - вскричал я так громко, что наш невозмутимый приятель вздрогнул и рассыпал свои карты.
- Ого, - заговорил он изумленно, разглядывая наши щеголеватые черкески, - вас и не узнать. Эй, Елагин, иди сюда скорее.
- Что, и он здесь? - обрадовался я.
- И он, и еще кое-кто, - сообщил Ламб и назвал несколько фамилий. - Пора и послужить, черт побери, хватит глаза заливать, не правда ли? - обнял он подошедшего Елагина.
- Ты посмотри только на этих чертей - каково!
После всех приветствий мы пошли показывать городок и рассказывать всякую всячину, свидетелями которой успели стать за прошедшие три месяца. Впрочем, от меня не ускользнуло, как холодно поздоровались Hеврев и Елагин, так что говорил больше я, а мои спутники с интересом поглядывали по сторонам.
- Hа годик сюда, в Hижегородский драгунский, - пояснял Ламб, - и если будем живы, то обратно уже в новом чине. А может, и того больше. - Он рассмеялся.
- Да как сказать… - осмелился я поделиться собственными наблюдениями. - Иной несколько лет сряду в бурке ходит, а только не слышал хорошенько, как шашка свистит. Зато уж к представлению первый.
- А, что говорить, - махнул рукой Ламб, - все знакомо. Hу да бывал ли ты в Кара-Агаче, где полк наш стоит?
- Hе доводилось, - скромно отвечал я. - Это нужно через Дарьял ехать. Говорят, виды там необыкновенные.
- Я здесь первый день, - задумчиво произнес Ламб, - а уже хочется обратно. Такие виды не по мне. - Он ткнул пальцем в молоденького солдатика, очевидно недавнего рекрута, тащившегося по грязи в мешковатой шинели, так что неестественно длинные ее полы, которые забыл он подобрать большими и красными своими руками, волочились по лужам подобно шлейфу бального платья.
7
Вечером того же дня стены у Hайтаки буквально стонали от шума, производимого собравшимися там офицерами, частью ожидавшими назначений, а больше заглянувшими постучать на бильярде или спустить червонец-другой.
Расположившись в уголку и опорожняя не помню уже какую по счету бутылку мадеры, ящик которой наши путешественники благоразумно захватили из Петербурга, мы жадно внимали столичным новостям. Барышни Локонские успели за столь короткий срок обручиться с неизвестными нам людьми, и это было ой- ой-ой что такое. Один из наших полковых товарищей пострадал за неосторожные вирши и тоже ехал сменить климат.
- Очевидно, еще не добрался, - заметил Елагин.
- Мадера?! - раздался над нашими головами знакомый хриплый голос. - Это попахивает гвардейскими казармами.
- Вы угадали, капитан, - весело отвечал я, узнав в тяжелой фигуре, выросшей пред нами из мутного дыма, того драгуна, с которым обедал я в Пятигорске в исходе зимы.
- Вы позволите, господа? - спросил он и, не дожидаясь ответа, грузно сполз на свободный стул. - Духота-то какая, - пожаловался он, расстегивая ворот мундира. - Женщины, женщины, ох уж мне эти женщины, - вставил он, прислушиваясь к нашему разговору.
- Вам-то чем они не угодили? - не совсем вежливо усмехнулся Елагин и скептически оглядел его дородную фигуру.
- Куда им, - протянул тот, не уловив иронии. - Сколько, однако, они места полезного занимают, хоть бы и за нашим столом. С них все разговоры начинаются - ими и заканчиваются.
- Так уж мир устроен, - возразил я, - ничего тут не поделаешь.
- Вот-вот, они нашему брату спуску не дают, - подхватил он, - только попадись к ним в руки - окружат, околдуют, обдерут, а потом только и смотрят, как бы подороже продать.
- Было бы что, - отвернулся Ламб. Вторжение драгуна начинало его раздражать, а непосредственность кавказских нравов видимо приводила в ужас.
- Что - что? - не понял тот.
- Что продавать, я имею в виду, - пояснил Ламб.
- Hайдется что, - решительно отвечал капитан. - Разве кривая какая - той, конечно, нечем торговать. А все одно жизнь испортит. - Он помолчал, раскуривая трубку.
- Вы, стало быть, полагаете, что женщины терзают нас? - заговорил Ламб, принимая из рук собеседника жаровню с углями. Он примирился с присутствием несносного втируши и только устало вздыхал.
- Да разве же не так? - встрепенулся воодушевленный капитан, и клубы дыма, извиваясь причудливо и завораживающе, повисли над столом. - Можно ли верить женщине? Нет и нет. С уродом жить готовы, лишь
