затворниц, чей символический образ воплощают собой кармелитки. «Диалоги кармелиток» Бернаноса, на сюжет которых написал оперу Пуленк, изображают как раз такую незримую связь между женщиной и обителью.
К концу ХIХ и началу XX века обитель становится окрашенным ностальгией образом средневекового монастырского рая. Как архитектурный шедевр и собрание скульптур, она привлекает внимание богатых собирателей и особенно американских любителей изящного, которые видят в ней высочайшее достижение средневекового искусства. Скульптор Джордж Грей Барнард начиная с 1914 года собирал различные фрагменты европейских средневековых аббатств. В 1925 году Джон Д.Рокфеллер купил его собрание и предложил его нью-йоркскому Метрополитен-музею, который в 1926 году систематизировал их и выставил на обозрение публики в своем филиале на главном холме у берегов Гудзона. Там были восстановлены, почти в полном виде, в частности, обители Святого Гильема-Пустынника и Святого Мигеля де Куксы. Множество скульптур, гобеленов и архитектурных фрагментов окружали эти перевезенные и воссозданные обители. Филиал получил название
Поскольку сегодня большинство монастырей закрыто, а обители опустели, то это место, превращенное своим напоминанием об уединении и рае в миф, служит декорацией для музыкальных мероприятий известного рода. Самый прекрасный пример этого — обитель Нуарлак в Берри. Вот так в современном европейском имагинарном обитель стала как образом утраченного рая, так и примером разрушенной и упраздненной тюрьмы.
КОКАНЬ
Кокань — страна, где все твое, куда ни глянь. Образ этой сказочной страны появляется в начале XIII века в одном старофранцузском фаблио.
Это творение средневекового имагинарного дошло до нас благодаря трем рукописям — собственно первоначальной рукописи, датируемой около 1250 года, и двум ее копиям начала XIV века. Происхождение этого до сих пор не расшифрованного слова остается невыясненным. Старания филологов, пытавшихся доказать его позднелатинское или провансальское происхождение и связать Кокань с образом
Это словечко, первоначально появившись во французском языке, очень быстро оказалось переведено на английский:
Автор возвращается к теме пищи, вновь утверждая, что можно поесть сколько душа пожелает, ибо тут никого не принуждают соблюдать пост. О разнообразных кушаньях без всяких ограничений он уже говорил, а теперь уточняет, что «никто запретить никому и не дерзнет». Невозможно тут не вспомнить лозунг мая 1968-го: «Запрещается запрещать». Так и кажется, будто утопия общества без запретов восходит к стране Кокань ХШ века. В то бурное время умы волновали и другие фундаментальные навязчивые идеи наших обществ — труд и сексуальность. Фаблио о стране Кокань не обходит вниманием и их.
Чтобы закрыть наконец тему еды, заметим еще, что в этой стране три дня в неделю идут дожди из горячих кровяных колбас. Затем автор переходит к фундаментальной критике денег, которые он упраздняет: «Этот край такой богатый, что в полях там и тут можно сыскать кошели, набитые золотом, есть там и монеты из чужих стран, маработены и бизантии, но они ни на что не пригодны, ибо все дается даром, в этом краю ничего не продается и не покупается». Здесь автор фаблио метит сатирическим пером в бурный рост денежной экономики в XIII веке.
Перейдем к сексуальности. Женщины все красивы, будь то девушки или дамы; каждый берет себе ту, которая соглашается с ним пойти, и это никого не смущает. Любой удовлетворяет свои желания себе в удовольствие, как того захочет, никуда не спеша. И этих дам никто не порицает, напротив, они пользуются уважением. А если вдруг некая дама обратит внимание на встречного мужчину, она прямо на улице хватает его и утоляет с ним все свои желания к полной радости обоюдной, так что жители тамошние приносят счастье друг другу. Здесь, как мне представляется, большее удивление вызывает не столько мечта о сексуальной свободе, которую в те времена можно было прочесть, например, в текстах о чудесах Индии, сколько поразительное равенство в сексуальных отношениях мужчины и женщины. Не так давно, в 1215 году, Церковь потребовала спрашивать у женщины ее согласия на брак — на равных правах с мужчиной. Здесь это равенство полов доходит до самого крайнего выражения. Средневековье имело грубый мужской облик, но оно отнюдь не было таким примитивно женоненавистническим, каким его часто изображают.
Самое время приготовиться к изображению наготы и похвальному слову ей же, однако тут нас не ждет ничего необычного. Чудеса начинаются с одеяний. Одежда — вот действительно чудо. В этой стране есть самые услужливые суконщики, которые каждый месяц раздают разные платья. Бурые, черные, пурпурные, фиолетовые и зеленые, как из грубой ткани, так и из тончайшей шерсти, или из александрийского шелка, или из полосатой материи и из верблюжьих шкур. Можно выбрать облачения какие душе угодно, цветные, или серые, или расшитые горностаями; в этой благословенной земле есть очень работящие сапожники, раздающие башмаки на шнурках, сапоги или туфельки, прекрасно подогнанные по форме ноги, всякому желающему, по триста пар в день.
Есть и еще одно чудо — Источник молодости, способный возвратить ее и мужчинам и женщинам. Любой мужчина, каким бы он ни был старым и седовласым, любая женщина с поблекшими или