грузили солдат и преступников, в них набивались беженцы и голодающие; а так как почти каждый житель страны в тот или иной час побывал солдатом, преступником или беженцем, то можно считать, что мало кто избежал путешествия в теплушке.
Уже к середине следующего века, хоть нравы далеко не везде и не всегда смягчались, теплушки, как и железные дороги, сгинули в погребах истории. Появились иные средства транспорта, внешне куда как более цивилизованные, быстрые и вместительные. Но всеобщий интерес к истории и туризму возродил к жизни образы и некоторые способы путешествия, заимствованные из глубокого прошлого, со значительными отступлениями порой от исторической правды. Стало особым шиком строить заново древние замки и виадуки, копать рвы и сооружать подъемные мосты, чтобы путешественники, прибывшие от ближайшего космического терминала верхом, могли стащить с себя смазанные потом латы и переодеться в шелка для ужина в готическом зале. Там они внимали трубадуру, пожирали бараньи ноги и кидали кости злобным псам, цапающим гостей за щиколотки. Затем, тяжело захмелев от первобытного пива и браги, туристы устраивались спать по двое и по трое на соломенных тюфяках, мучились от сквозняков и дрожали при виде голубых привидений, созданных голографистами за особую плату.
На Кольском полуострове и под Магаданом функционировали ретро-дороги, призванные напоминать любознательным путешественникам о злодеяниях коммунистов и их вождя Иосифа Сталина. Разумеется, все учили в школе о злодеях XX века, и K° еще недавно завалила контрольную по второй мировой войне, решив, что в ней принимал участие Наполеон, который на самом деле участвовал в первой мировой войне, или в какой-то еще, не менее пустяковой.
Будущее всегда снисходительно к прошлому и склонно преуменьшать его достижения и преступления. На значительном расстоянии избиение младенцев царем Иродом может быть оправдано исторической необходимостью или превращено в приключенческий роман, в котором читатель следит за судьбой лишь одного из младенцев — того самого, которому удалось выпутаться из этой истории.
Так что для Ко, которая оказалась на полустанке по необходимости, изобретательность Всемирного туристического агентства представлялась блажью, садизмом и просто глупостью, но путешественники из сытой Дании и благополучной Боливии с наслаждением отдавались мазохистскому началу в своих душах и, листая потрепанные страницы соответствующих русских романов и путеводителей, с душевным трепетом ждали, что же еще ужасное откроется за следующим поворотом.
На этот раз открылся барак — лагерный барак, он же полустанок, разъезд Лагерный. Датские туристы толпились у окошек теплушек, а гиды в шинелях из туристического бюро оттаскивали их от окошек и грозили побоями и даже смертью.
Мало кто из пассажиров обратил внимание на ожидавших поезда Милодара и K°, хотя робот- начальник станции привлек внимание фотографов — в поезде было почему-то запрещено пользоваться современными камерами, и всем желающим выдавали советские аппараты ФЭД и «Смена», которые, как правило, снимать ничего не могли, пленка в них заедала и была перекошена, а то ее и вообще не оказывалось. Но это было не столь существенно, потому что по окончании путешествия аппараты и пленка конфисковывались.
Милодар оглядел Ко. Она уже на самом деле окоченела, из-под очков торчал красный кончик носа, тонкое тело сотрясала дрожь.
Сам комиссар также старался дрожать, и очки его были столь велики, что свободным оставался лишь подбородок.
Поезд на секунду притормозил.
Комиссар и K° вошли в первый вагон, обыкновенный, хоть и старомодный, снабженный узкими окнами. Вдоль вагона тянулся узкий коридор, в который выходили деревянные двери купе. Вагон казался таким старым и запущенным, словно его и на самом деле нашли на свалке, а не соорудили на заводе года два назад.
Бравый усатый проводник, одетый в полувоенную синюю форму и черную фуражку, встретивший новых пассажиров на площадке, без слов провел их в первое купе и так уверенно закрыл за собой дверь, что Ко сразу поняла: он предупрежден, а может быть, служит в том же ведомстве, что и Милодар.
— Они в третьем купе, места пятое и шестое. После посадки не выходили, если не считать, что девушка дважды посещала туалет.
— Сколько времени вы в пути? — спросил Милодар. Видно, он был забывчив или проверял на забывчивость проводника.
— Два часа сорок минут, — ответил проводник. — Билеты у них были в порядке? — В порядке.
— Так я и думал, — сообщил Милодар. Он был чрезвычайно серьезен.
Нет, Ко понимала, что ситуация сложная и никто не играет в игрушки. Но в каждом, даже самом серьезном, деле нельзя перестараться. А то и похороны могут показаться комичными.
Проводник ждал приказаний, чуть приоткрыв рот. Зубы у него были вставные, модные, жемчужные.
Поезд пронзительно загудел. Через окно было видно, как начальник станции дергает за веревку начищенный колокол.
Из двери в буфет вышел Сталин в сопровождении нескольких неизвестных Ко военных. Он поднял руку, приветствуя поезд. Ко непроизвольно помахала в ответ. — Кто там? — очнулся Милодар. — Сталин, — ответила Ко. — Странно, что я его на разъезде не видела.
— Они с товарищами нас часто провожают, — заметил проводник. Милодар кинулся к окну.
— Голограммы, — сказал он удовлетворенно, словно опасался, что Сталин был настоящим. — Их, видно, к поезду активизируют. Он снова опустился на полку.
— Возвращайтесь к своим обязанностям. Я вас позову, — сказал он проводнику. Когда проводник покинул купе, Милодар обратился к девушке:
— Мы не знаем, сколько у нас времени. Может быть, считанные минуты. Я могу тебе сказать, что с этого момента основную роль в событиях будешь играть именно ты. Я, конечно, этого не хотел, я тебе не доверяю, черт знает, что сидит в твоем теле и твоей душе, но у меня нет выбора. — Что вы придумали, комиссар? — Сейчас ты пойдешь в купе, где сидит Вероника… — Зачем? — Ты заменишь ее. — Как так? — Ты станешь Вероникой, а Веронику мы вернем на
Детский остров.
— Но это невозможно!
— Для ИнтерГпола ничего невозможного нет, — возразил Милодар.
Он стоял спиной к окну, уперев кулачки в бедра, и казался сердитым петушком.
— Хорошо, — сказала Ко, которая, конечно, уже давно поняла, что комиссар возит ее за собой по Кольскому полуострову не потому, что в нее влюбился. — Тогда расскажите подробнее о моей роли.
— Сейчас проводник выманит из купе лжефизкультурника. Ты же пройдешь в купе. У тебя будет минута, может быть, две. Ты должна будешь рассказать Веронике, что настоящий ее возлюбленный лежит в морге в Петрозаводске и при желании она может полюбоваться его телом…
— Комиссар! — сердито перебила его Ко. — Не старайтесь показаться большим циником, чем вы есть на самом деле.
— Я постараюсь, — криво усмехнулся Милодар. — Главное заключается в том, что ты займешь место Вероники. Она сойдет с поезда со мной. А ты отправишься дальше с Лжеартемом. — Да вы с ума сошли! Он меня раскусит. — Замечательный ответ, — обрадовался Милодар. — Любая другая девочка на твоем месте закричала бы, что она умрет от страха, что она упадет в обморок, как только останется с этим монстром вдвоем. А тебя беспокоит лишь деловая сторона проблемы…
— Мне страшно, просто я не успела вам об этом сказать.
— Поздно! Ты уже согласилась. — Нет!
— Подумай, в твоих руках сейчас находится все. И возможность отомстить за смерть Артема, в которого ты была влюблена. И спасти свою подругу, которая в отличие от тебя не приспособлена к подобным ситуациям и погибнет быстрее тебя. — Это значит, что я тоже могу погибнуть? Но позже?
— А почему бы и нет? — удивился комиссар. — Разумеется, первое задание, которое ты будешь выполнять, страшно опасное. Я и сам бы трижды подумал и скорее всего не согласился бы на него. — А я соглашусь?
— Я еще не выложил все аргументы, — сказал Милодар. Он уселся на голую деревянную полку рядом
