приступами тошноты. Когда он рассказывал о своих переживаниях, кровь приливала у него к лицу и голове, он потел и краснел. Говоря об этих чувствах, он связывал их с одним событием, которое произошло, когда ему было восемь лет.
Когда он в одиночестве возвращался с прогулки в горах, на него напала стая из трех диких собак, и эти собаки сильно покусали его правую ногу. Он вспоминает ощущение укуса, пробуждение на руках соседа, и у него появляется образ отца, входящего в дверь и выражающего свое недовольство им. Он чувствует горечь обиды, злость и боль оттого, что отец отверг его. Он вспоминает, особенно то, что его новые штаны были порваны и испачканы кровью. Описывая это, он заметно расстраивается. Я прошу его побольше рассказать мне о штанах. В то утро мама подарила ему эти штаны: она специально для него сшила их из меха белого медведя. Его переживания явно и разительно меняются: теперь он испытывает гордость и удовольствие. Чувствуя возбуждение, Мариус держит руки перед собой, словно ощущая мягкий мех и наслаждаясь теплом своих новых штанов: «Они были точно такими же, какие носили мужчины — охотники из нашей деревни».
Он все больше возбуждается и живо и ярко описывает каждую подробность, связанную с этими штанами.
Он воображает, что прикасается к ним своими руками.
«А теперь, Мариус», — прошу я его, — «попробуй почувствовать, что твои ноги находятся внутри этих штанов».
«Да, я чувствую это, мои ноги очень сильны, как у мужчин, которые охотятся».
По мере того, как разворачиваются переживаемые образы и телесные ощущения, он начинает видеть вокруг себя бескрайнюю каменную гряду. Я прошу его почувствовать надетые на него штаны и посмотреть на камни.
«Мои ноги хотят прыгать; они легки, а не зажаты, как обычно. Они — как пружина: легкие и сильные». Он говорит, что видит длинную палку, лежащую у большого камня, и поднимает ее.
«Что это такое?» — спрашиваю я.
«Копье».
Он продолжает: «Я преследую большого белого медведя. Со мной есть и другие мужчины, но именно я должен убить его». (Можно заметить слабые движения мускулов его бедер, таза и торса, в то время как он совершает воображаемые прыжки с камня на камень, идя по следу). «Сейчас я вижу медведя. Я останавливаюсь и нацеливаю свое копье прямо на него».
«Да», — говорю я ему, — «прочувствуй это всем своим телом, почувствуй, как твои ноги стоят на камнях, почувствуй всю силу своих ног, изгиб спины и рук, почувствуй всю свою силу». (Эта игра во «времени грез» помогает стимулировать его инстинктивное, агрессивное поведение, которое было приостановлено, когда он был шокирован неожиданной атакой собак. Это позволяет «заправить двигатель» реакциями хищника, которые со временем станут ресурсами при нейтрализации коллапса иммобилизации и оцепенения, который случился в момент атаки).
«Я вижу, как летит мое копье», — говорит он. И снова в его теле можно заметить легкое изменение осанки, его руки и ноги слегка дрожат. Я побуждаю его почувствовать эти ощущения. Он говорит о волнах возбуждения и удовольствия.
«Я сделал это. Я попал в него копьем!»
«А чем сейчас заняты остальные люди?» — спрашиваю я (вновь надеясь пробудить в нем хищника).
«Они вспарывают ему живот, вынимают его внутренности, а затем снимают с него шкуру… для того, чтобы… шить из нее штаны и куртки. Потом они отнесут мясо вниз, в деревню».
«Мариус, почувствуй свои штаны, положи руки себе на ноги». Я продолжаю помогать ему создавать свои ресурсы через ощущения в его ногах. Впоследствии эти ресурсы будут нарастать с течением времени, постепенно увеличивая возможность бегства. (У Ненси же была только одна возможность: либо все получить, либо все потерять).
Слезы появляются у него на глазах.
«Можешь ли ты сделать это?» — спрашиваю я.
«Я не знаю… мне страшно».
«Почувствуй свои ноги, почувствуй свои штаны».
Он резко вскрикивает по-эскимосски, тон его голоса повышается. «… Да, я вспарываю ему живот, течет много крови… я вынимаю его внутренности. Теперь я срезаю шкуру, я сдираю ее, она блестит и мерцает. Это красивая шкура, мех густой и мягкий. Он будет очень теплым».
Тело Мариуса вновь вибрирует, подрагивая от возбуждения, ощущения своей силы и победы. Эта активация/ возбуждение довольно сильное, оно проявляется во всем его теле. Оно доходит до уровня, близкого к тому, что был во время нападения собачьей стаи.
«Что ты чувствуешь, Мариус?»
«Я немного испугался…не знаю, приходилось ли мне когда-нибудь испытывать такие сильные чувства… Я думаю, со мной все в порядке…. в самом деле, я чувствую себя, в основном, сильным и полным энергии, я думаю, я могу быть в этом уверен… я не знаю… это сильное чувство».
«Почувствуй свои ноги, свои ступни, дотронься своими руками до штанов».
«Да, теперь я чувствую себя спокойнее, уже нет такой спешки…похоже, я снова ощущаю в себе силу».
«Да, правильно, хорошо. Теперь начни идти обратно вниз, в деревню». (Я направляю человека, снабженного новыми ресурсами, к моменту травмы.)
Проходит несколько минут, тело Мариуса изгибается, и он застывает в неподвижности. Его сердцебиение усиливается, а лицо краснеет. «Я вижу собак… они гонятся за мной».
«Почувствуй свои ноги, Мариус, дотронься до штанов», — решительно требую я. «Чувствуй свои ноги и смотри. Что происходит?»
«Я поворачиваюсь, оглядываюсь назад. Я вижу собак. Я вижу столб, электрический столб. Я бегу к нему. Я не знал, что помню такое». Мариус бледнеет. «Я слабею».
«Почувствуй свои штаны, Мариус», — приказываю я, — «дотронься до них руками».
«Я бегу». К нему возвращается нормальный цвет лица. «Я чувствую свои ноги… они сильные, такие же, как на камнях». Он опять бледнеет и вскрикивает: «Ай!.. моя нога — она горит, как в огне… Я не могу двигаться, я пытаюсь, но не могу двинуться с места… Я не могу… не могу двинуться, я ощущаю онемение… моя нога онемела, я ее не чувствую».
«Мариус, повернись. Обернись к собаке. Взгляни на нее».
Настал критический момент. Я передаю Мариусу рулон бумажных полотенец. Если он сейчас оцепенеет, у него может произойти повторная травма. Он хватает рулон и сжимает его, а остальные члены группы, включая меня самого, с огромным удивлением смотрят на то, с какой силой он сжимает и скручивает этот рулон, почти разрывая его надвое.
«Теперь — вторая собака, посмотри прямо на нее…посмотри ей прямо в глаза».
На этот раз он испускает гневный возглас, в котором слышен триумф. Я позволяю ему в течение нескольких минут прочувствовать свои телесные ощущения, чтобы интегрировать интенсивность этих переживаний. Затем я снова прошу его посмотреть вокруг.
«Что ты видишь?»
«Я вижу их…они мертвы и все в крови». (То, что ему удалось убить и выпотрошить воображаемого белого медведя, подготовило его к этому.)
Его голова и глаза начинают медленно поворачиваться вправо.
«Что ты видишь?»
«Я вижу столб…в него вбиты скобы».
«Хорошо, почувствуй свои ноги, почувствуй свои штаны».
Я уже собираюсь приказать ему бежать, для того, чтобы реакция бегства могла завершиться. Но еще до того, как я успеваю сказать ему что-либо, он вскрикивает: «Я бегу… я чувствую свои ноги — они сильны, как пружина». Ритмичные волнообразные движения становятся заметными даже сквозь его брюки, все его тело дрожит и вибрирует.
«Я лезу, лезу вверх…я вижу их внизу…они мертвы, а я — в безопасности». Он начинает приглушенно
