Следует оставить все дела этого мира, а Господь сам дарует человеку еду, лечение и прочие надобности. Не это, Боже упаси, истинная служба Всевышнему. Ибо если не заниматься пропитанием, то как сможет существовать тело, а если не интересоваться детьми, то вся служба Всевышнему пропадет. Ибо со смертью этого поколения не придет следующее и служба Всевышнему пропадет вместе с ними. Как может такой человек выполнить заповедь, требующую честного взвешивания при продаже, как он сможет исполнить заповеди справедливого суда, как будет выполнять диетарные заповеди!' (10:15).
Дополнение Ишайя Вольфсон из 'Проблема воздаяния у Саадии-гаона'
Есть глубокие корни в подходе устной Торы к разбираемой проблеме (проблеме воздаяния). Из всего материала, приведенного в Устной и Письменной Торе, мы так и не знаем, сколько стоит на весах Всевышнего каждая заповедь и каждое отдельно взятое преступление. Всякий поступок — это неповторимое событие. Поэтому оно является исключительным. Есть оценка поступков в книгах этики, но цена каждого конкретного поступка, требует специального разбора. В законодательных кодексах есть закон, касающийся каждого случая, но всегда приходится принимать во внимание сопутствующие обстоятельства. Если так на земле, то тем более так у Всевышнего, который знает помыслы человека. И создается правило: намерения и умыслы тоже следует принимать во внимание. Талмуд говорит об этом: 'Добрые мысли Всевышний присоединяет к поступку' (Кидушин 39). Единственное исключение из этого правила — идолопоклонство. Тем самым есть связь между мыслью и поступком. Но нам людям не дано это видеть, а потому 'Судья судит только то, что видят его глаза' (Сангедрин 6б).
Когда мы читаем: 'Преступление, совершенное во имя (Небес), значительней заповеди не ради (Небес)', — мы понимаем насколько трудно судить поступки людей, награду за них и наказание. 'Тамар развратничала (см. Бер. 38) и Зимри развратничал (см. Бемид. 25:1–9). От разврата Тамар произошли цари и пророки. Зимри развратничал — погибли несколько десятков тысяч израильтян'.
Не приступая к столь сложной проблеме, как заповедь, исполненная не ради Небес и преступления ради Небес. Остановимся на выводе, что не только поступок сам по себе определяет приговор суда. Если бы не Талмуд, кто бы посмел заявить сделать столь смелое заявление: 'Тамар развратничала и Зимри развратничал'? Понятно, что здесь речь идет об оценке каждого события. Так комментирует Раши: 'Тамар действовала во имя блага — чтобы восстановить семя мужа', тогда как Зимри искал преступления. Из обсуждения Талмуда явствует, что заповедь, совершенная не ради Небес, и преступление, совершенное ради Небес, — равны. (Следует принять во внимание высказывание, сделанное в ходе обсуждения Талмуда, которое ослабляет наше высказывание: 'Пусть человек занимается исполнением Торы и ее заповедей не во имя Небес; потому как в конце он придет к исполнению во имя Небес' — прим. автора).
Если заповедь, совершенная не ради Небес, и преступление, совершенное ради Небес, — равны, то понятно, что сама тема воздаяния достаточно сложна. В Талмуде нет подробностей, там только зафиксировано правило — каждый поступок человек следует судить отдельно, и каждая подробность влияет на решение суда.
Саадия-гаон подчеркивает этот принцип, когда приводит высказывание Талмуда: 'Всякий, у кого заслуги превышают грехи…'. Он добавляет к нему следующее: 'Речь идет о том, кто совершает и преступления и заслуги. И когда совершает преступления, не жалеет о заслугах, которые совершил. Но тот, кто совершил много заслуг, а потом пожалел о содеянном, — все они пропали для него. Точно так же: тот, кто совершил многие преступления и сожалеет о содеянном, выполнил все законы возвращения на пути Всевышнего, и уничтожил свои грехи. Праведник, который разочаровался в своих добрых поступках, теряет их для мира грядущего, и Всевышний воздает ему за них в мире этом.
В тот момент, когда наши мудрецы вводят понятия раскаяния и разочарования, тут же пропадает простой арифметический подсчет в вопросах заслуг и прегрешений. Весь вопрос воздаяния становится сложным. Заслуги могут пропасть, преступления — потерять свое значение. Обычно мы приводим раскаяние, как пример духовной деятельности в религиозной жизни. В бездушной жизни и даже в мире животных, нет подобного явления. Я не уверен, что у народов мира, даже среди их религиозных авторитетов рождались идеи такого рода, и что такие идеи нашли столь точное выражение. Особо важно подчеркнуть, что эта идея родилась среди наших ученых, подчеркивающих значение именно поступка, заповедей и запретов.
Обычно, мы обращаем внимание на раскаяние, и полностью пренебрегаем разочарованием в совершенных добрых поступках, которое ставит под угрозу заслуги праведника. По-видимому, авторитеты иудаизма не приняли это положение, или, во всяком случае, не рассматривают разочарование на том уровне, на котором они рассматривают раскаяние. Но с точки зрения простой логики, р. Саадии есть на что опереться, придавая разочарованию в добрых поступках решающее значение, подобное расскаянию. В результате такого рассмотрения его построение, ставящее раскаяние напротив разочарования, приобретает симметрию, производящую сильное впечатление.
Конечно, если мы следуем распространенным у нас мнениям: 'Многомилостивый' — это значит, что весы склоняются в сторону милости, то мы теряем право придавать раскаянию такой же вес, как и разочарованию в добрых поступках. Потому как невозможно счесть, что положительная сила имеет тот же вес, что и отрицательная. Но мы здесь не занимаемся решением судебной или галахической проблемы (иными словами: мы свободны в принятии любого решения). В любом случае раскаяние и разочарование будут играть существенную роль в вопросах заслуги и наказания, а тем самым в проблеме воздаяния.
Из своего построения по поводу раскаяния и разочарования р. Саадия делает далеко идущие выводы. Он пишет: 'Таким образом, может получиться, что праведник, полный благих дел, награда за которые уготована ему для мира грядущего, если разочаруется в своих поступках, то пропадут они 'со счета' мира грядущего. Тогда Всевышний заплатит ему за некоторые из них в этом мире. Тогда люди увидят, что с того дня, когда человек начал грешить, начались блага его и решат, что им тоже следует грешить. Но блага эти приходят ему не за нынешние грехи, а за прошлые заслуги. Может быть, злодей, преступления которого 'лежат на счету' мира грядущего. И когда он раскается в них, то 'снимут их со счета' мира грядущего и заставят оплатить их в этом мире. И увидят люди, что беды начали преследовать человека, когда он отвратился от своего дурного пути. И закрадутся в сердца людей сомнения' (5:3).
Лекция 10 Неоплатонизм, и представления о душе
В прошлой лекции мы говорили о неоплатоновском представлении о Вселенной и кончили на том, что всякая вещь в мире состоит из четырех стихий и имеет душу в соответствии с ней.
По мере удаления света от источника в Первичном Разуме он становится все грубее и грубее, что не мешает его распространению до самой грубой земли, до камней, и земли. Но свет не исчезает, хотя бы малая его частица пронизывает все на свете и связывает любой предмет с высшим светом.
При этом по мере отдаления от источника света, душа в нашем мире принимает аналогичные высшим душам качества, а именно душу говорящую (или разумную) ниже нее душа животная и еще ниже растительная. Эти три души в нашем мире имеют полную аналогию с небесными душами. Душа растительная — это душа определяющая жизнь вещи: питание и размножение (растения питаются и размножаются). Душа Животная — реакция и движение (животные, в отличие от растений, двигаются и реагируют и у них есть вполне явно выражаемый некоторый эмоциональный мир). И душа разумная — это то, что отличает человека от животных — люди говорят, а животные только издают звуки. Понятно, что все сказанное верно лишь до определенной степени, потому как человек имеет все три души, в тоже время и животные имеют в той или иной степени душу разумную, но она выражена намного слабее, чем у человека.
Из всего вышеизложенного следует чрезвычайно важный вывод: все на свете связано с верхними мирами и в той или иной степени имеет душу. Камень имеет душу и живет какой-то своей непостижимой
