Так она стала царицей Олимпа. Родила Зевсу Гебу, богиню молодости, а позже, когда остыли их объятия, появился на свет Гефест Зевс все больше от нее отдалялся. Каждый раз, когда он приходил к ней от другой, она плакала, кричала, угрожала. Дело дошло до того, что однажды, охваченный гневом, он схватил ее и повесил за руки у вершины Олимпа. Тогда она разозлилась и стала преследовать всех женщин, на которых Зевс обращал свой взор. По ее вине любовницы Зевса переносили ужаснейшие муки, а его побочные дети имели горькую судьбу.
«Ах, если бы ты знала, Хлорида, если б знала!.. Нельзя шагу ступить, чтобы не встретить какую-то из этих мерзких тварей. Весь мир был словно сплошной гарем Зевса». От глаз Геры ничто не укрылось. Всех знала, всех пересчитала, всех помнила. Память – это ужасное свойство, продлевающее мучения до бесконечности. «А какой он подлый! Совсем недавно, желая соблазнить малютку Каллисто, которая поклялась Артемиде сохранить чистоту, принял на себя облик самой Артемиды и в таком виде вкрался в ложе нимфы. Он принимает любые личины, и любой уголок земли подвластен его вожделению. Такой он сейчас и таким был с первого дня…»
Случалось, что Зевс возвращался к Гере. Памятуя первые улыбки любви, она была снисходительна к нему. Его объятия всегда были для нее желанны, и, когда она вспоминает об этом, стыд заливает ее горячей волной.
Раз она уже покидала Олимп. Сошла на землю и поселилась на острове Эвбея, наполненном конским ржанием бесчисленных табунов, которые там пасутся. Остров этот был особенно ей дорог, ибо там провела она счастливейшие дни своего супружества. Зевс безрезультатно повсюду разыскивал ее. И в нем ожили прежние воспоминания. Он желал ее все сильнее. Наконец узнал, где она, но не сразу пришел к ней. Хотел еще больше разжечь ее ревность. Огласил, что вступает в новый супружеский союз и что свадьба состоится на Эвбее. Прибыл наконец в блеске молний с большой свитой богов. Гости расположились на просторной зеленой равнине вокруг хорошенькой нимфы в одеянии невесты. Гера наблюдала все это из укрытия. Однако когда Зевс приблизился к другой, чтобы взять ее за руку, богиня выбежала и, как ураган, набросилась на соперницу. Ну и смеялись потом, убедившись, что «невеста» – просто манекен. И какие чудесные дни провела Гера с Зевсом на божественной земле Эвбеи.
Но… все это в прошлом. И никогда не вернется. Почему же так бывает? Она ведь не хуже других, и на нее со страстью бросают взгляды другие мужчины. Иксион, привязанный к колесу, мучается вечной мукой в Тартаре за то, что осмелился возжелать ее. Эндимион, прекраснейший из смертных, предпочел вечный сон, чем жизнь без объятий ее белых рук…
Голос Геры становился все тише. Хлорида еле могла расслышать ее слова, мокрые от слез. Но царица неба недолго давала волю слезам: прежняя гордость вернулась на ее чело, и сверкающее тело выпрямилось в олимпийском величии.
Она думала о мести. Не о такой, какую избрала бы другая. Никогда она не откроет своих объятий ни богу, ни герою. Щепетильная в делах небесной иерархии, не может она запятнать свое положение покровительницы супружества. Это произвело бы самое плохое впечатление на жителей земли, где и без того дела идут не лучшим образом. Почти как на небе!..
Здесь Гера вздохнула и открыла свою мысль: Зевс без нее родил Афину, и она тоже хочет иметь ребенка без Зевса. Если земля ей в этом не поспособствует, то спустится она в Тартар за таинственным зельем либо неотвратимыми словами.
Хлорида молчала. В ее благоуханной душе шла борьба. Ибо именно она могла утолить жажду Геры, именно она, такая хрупкая, незаметная, такая незначительная богиня цветов. Только вот очень уж боится Зевса. Один раз она его видела, и этого ей хватит на все ее бессмертие. Сердце Хлориды трепетало при одной мысли о страшном гневе повелителя молний.
Гера поняла ее колебания и поклялась Стиксом, что будет свято хранить тайну.[29] Услышав слова про Стикс,[30] Ирида расправила крылья, готовая лететь с золотым кубком за водой адской реки. Хлорида удержала ее. Хватит заклятия без торжественного испитая черной воды. Богиня цветов действительно знает такую траву, она даже растет в ее садах, занесенная из дальних стран, чудесная, таинственная, могучая. Никто о ней не знает, ибо того, кто ее дал, уже нет в живых. Никому бы не дала, но Гере отказать не может.
Пошли. Хлорида издали показала цветок шафрановой окраски, вырастающий из сдвоенного стебля.
– Видишь, это он. А корень у него, как кусок свежего мяса, из которого истекает черный сок. – После чего шагнула и дрожащей рукой сорвала зелье. Тут земля затряслась под ней и застонала. Хлорида, белее своего белого вышитого звездами платья, вручила Гере цветок, боязливо держа его двумя пальцами.
– Достаточно им только дотронуться, знаешь где…
И отвела глаза в тот момент, когда Гера развязывала пояс, стягивающий ее пеплос. Та поблагодарила и удалилась. Но вернулась.
– Точно ли это поможет?
Хлорида указала ей на цветок, лежащий на земле, увядший и мертвый.
– Нет сомнений. В конце концов я сама его испытала, не на себе, конечно, а на молодой яловой овце. Последствие наступило без промедления.
Хлорида была права. Уже на обратном пути Гера почувствовала себя матерью. А когда пришло время, к всеобщему изумлению, разнеслась по Олимпу невероятная новость: в горах дикой Фракии Гера родила нового бога, Арея. Все богини воскликнули: «Наконец– то!» – а Зевс перестал удивляться, что в оазисе. Аммона его статуи сооружают с рогами на голове.
В СЕТЯХ
В тот расчудесный из всех праздничных дней, когда из морской пены, оплодотворенной кровавыми останками Урана,[31] вышла «услада богов и людей» золотая Афродита и воссела в кругу очарованных ее присутствием олимпийцев, – в тот день одинокое сердце Гефеста потеряло покой. Тем же вечером он попросил у Зевса ее руки. Ему отказали, но сколько ни объясняли, ни растолковывали, все впустую. Гефест пошел на самые хитроумные уловки, чтобы завладеть ею.
Знал, конечно, что за жену берет. И Афродита знала, какого мужа вручила ей непоколебимая воля Зевса. Работа была смыслом его жизни. Весь мир закрывал перед ним дым, поднимающийся от мехов его кузницы. Редко бывал он на олимпийских приемах, и концертам муж предпочитал ритмичный стук молотов своих трудолюбивых циклопов. Он не думал, что супружество может чем-то изменить эту прекрасную жизнь. В то же время не мог и требовать от Афродиты, чтобы она отреклась от мира и позволила своим юным прелестям увядать в чреве огненной горы.
