Первые четыре годы жизни мамы были не очень благополучными. Очевидно, бабушку Веру с дочкой удалили из семьи дедушки. Мама рассказывала мне, что мама мало заботилась о ней. Как об этом узнал дедушка Нестер, мне неизвестно, но точно знаю, что когда он уже жил во втором браке, то забрал свою незаконнорожденную дочь у бабушки Веры и привез ее в свою семью, где уже воспитывались дети от его первой жены. В то время дедушка был комендантом крепости Свеаборг.
Как жила Вера Ивановна после того, как у нее забрали дочку, мне неизвестно. Но связь между ней и дочкой не была потеряна. Еще до революции бабушка Вера получила наследство от кого-то из своих родственников, состоявшее из небольшой избушки или домика с куском земли возле города Торопец. Мама мне рассказывала, что летом 1916 года, очевидно, после смерти Нестора Никифоровича, она поехала со мной навестить свою мать.
Очевидно, все „смутное время“ – революцию и Гражданскую войну – бабушка Вера провела в этом наследственном „имении“, пока каким-то завистникам не пришло в голову „национализировать“ ее домик. С 1922 года бабушка Вера жила в нашей семье. В середине 1930-х годов ее выслали из Ленинграда в Боровичи как „неблагонадежную“. Теперь, с высоты прожитых лет, ее судьба представляется мне трагичной: без любящей семьи, без хорошей любви – она, как оторванный листок, летала по жизни. После начала войны бабушка Вера вернулась к нам. Здоровье ее было уже подорвано. Она умерла в первую блокадную зиму и была похоронена на Серафимовском кладбище…
Со своей второй женой, француженкой Эрминой Августовной, Нестор Никифорович оставался до самой смерти и прожил, я думаю, счастливую жизнь. Она была намного моложе мужа. Родилась Эрмина Августовна в 1867 году в старинном городке Ношатель в Швейцарии в семье часовщика. О своем детстве она никогда не рассказывала. Трудно сказать, как дочь швейцарского часовщика смогла покорить сердце русского генерала? Объяснить это можно, наверное, ее красотой и добротой.
Приехав в Россию, Эрмина Августовна почти не говорила по-русски. Прожив на своей новой родине более тридцати лет, она все равно продолжала говорить по-русски плохо, с сильным акцентом. Помню, что с мамой она всегда говорила по-французски.
Эрмина Августовна воспитывала двух детей от первого брака Нестора Никифоровича, мою мать (от Веры Ивановны Бадибеловой) и свою дочку – Сашеньку, родившуюся в 1895 году. Сашенька родилась, когда Нестору Никифоровичу было 52 года.
Я и моя сестра звали Эрмину Августовну „бабушка Лесновская“, поскольку после смерти дедушки, Нестора Никифоровича, она продолжала жить в Лесном. Мы очень любили ее. В моей памяти она осталась высокой, дородной, красивой, доброй и очень приветливой.
Я хорошо помню бабушку Лесновскую последние семь-восемь лет ее жизни в России. Она со своей дочкой Сашенькой, которую мы все знали как тетя Шушу, приезжала к нам в гости на Песочную улицу на Аптекарском острове, где мама жила с 1918 года. Бабушка всегда привозила нам что-то вкусное, а главное – игрушки, которые сохранились с детских лет ее Сашеньки. Помню детский кукольный сервиз, кукольную маленькую мебель и куклу с фарфоровой головкой.
Почему я так хорошо помню эти игрушки? Да потому, что мое раннее детство пришлось на Гражданскую войну, голод и разруху. Игрушки, которые привозила бабушка, сохранились с далекого мирного царского времени и казались мне чудесными.
Когда должны были приехать к нам в гости бабушка и тетя Шушу, мама готовила особый обед. Я даже помню, что иногда готовился жареный гусь с яблоками и рассольник с потрохами. Так было до 1925 года, когда случилась беда: неожиданно после пустяковой операции умерла тетя Шушу – молодая, веселая и приветливая…
В 1928 году Эрмина Августовна, будучи иностранной подданной, уехала из России к себе домой в Швейцарию. Там у нее оставались родная сестра и еще какие-то родственники. Говорили, что у бабушки был денежный вклад в швейцарском банке. Последний период своей жизни она провела в пансионе для одиноких, в покое и достатке. Вклад в банке позволил бабушке выбрать себе жилье по желанию. Умерла бабушка в 85 лет. До последних дней она переписывалась с мамой, хотя переписка с заграницей в Советском Союзе, мягко говоря, не поощрялась. Письма бабушки были написаны по-французски. К сожалению, ни одно из них не сохранилось…»
«СНЕЖНЫЙ ДОМ» НА УЛИЦЕ ПРОПАГАНДЫ
…Если спросить у современных петербуржцев, где находилась улица Пропаганды, то абсолютное большинство, без сомнения, с удивлением пожмет плечами. Даже многие любители питерской старины, пожалуй, не смогут точно ответить на этот вопрос. Лишь неопределенно махнут рукой: мол, где-то там, в Лесном. А вот бывшие лесновские старожилы прекрасно помнят свою «малую родину».
Проходила улица Пропаганды параллельно Старо-Парголовскому проспекту от 2-го Муринского до Институтского проспекта. Тихая, милая улица, с чудесными садами, кустами сирени и старыми деревянными домами. Как ни странно, но трасса этой улицы сохранилась до сих пор, превратившись в обычный внутриквартальный проезд, и только уцелевшие кое-где остатки садов помогают прежним жителям этих мест хотя бы условно определить, где стояли их дома.
С конца XIX века улица называлась Новой, а свое «идеологическое» название она получила в 1940 году. Говорят, причиной такого наименования стал тот факт, что до революции в подвале одного из домов, выход из которого был именно на эту улицу, находилась подпольная типография. Организовал ее большевик В.М. Молотов, учившийся тогда в Политехническом институте. В этой типографии печатались революционные прокламации, а потом остатки печатни долгое время еще оставались в подвале. Так это или нет, сказать трудно, но об этом рассказывают многие лесновские старожилы…
Петербурженка Галина Федоровна Гагарина – одна из тех, чье предвоенное детство прошло именно здесь, на улице Пропаганды. До революции ее бабушка, Александра Петровна Александрова, владела
