глядя на толпу, но сетки, скрывавшей лицо, не откинул.
Он уселся на трон, поднял руку.
Тролль с трубой вышел вперед и прогудел в трубу.
Второй тролль встал рядом.
— Начинаем показательный суд! Никто не уйдет от справедливой руки закона. Ура!
— Урра! — завопили значительные лица.
— Ура, — потянули отдельные голоса в толпе.
— Не слышу радости! — рассердился тролль.
— Урра! — уже громче крикнула толпа.
— Преступники, подойдите сюда! — приказал Четырехглазый.
В пещере была такая удивительная акустика, что каждое его слово доносилось до последнего человека в толпе.
— Пошли, что ли? — спросил Пашка. Он храбрился, но на самом деле ему было страшно. Алисе тоже. Этот сумасшедший диктатор может действительно казнить их. А желающих исполнить его приказание здесь больше чем достаточно!
— Преступление их ужасно! — сказал Четырехглазый.
— Смерть! — закричали значительные лица. Ящерица попыталась укусить Пашку, летучие мыши расправили крылья и принялись хлопать ими, тролли скалились…
— Есть мнение — смерть, — сказал Четырехглазый. — Есть другие мнения?
— Нет! — закричали приближенные. Толпа молчала.
— Есть другое мнение, — сказал Пашка. — Во-первых, я не знаю, в чем нас обвиняют.
— Позор! — закричали значительные лица. — Он издевается над нашим судом! Он ставит под сомнение слова повелителя.
— А вы скажите, скажите! — не сдавался Пашка.
— А почему бы и не сказать? — перекрыл общий шум голос Четырехглазого. — Я скажу. У нас все открыто, демократично. Вы прибыли сюда без приглашения, по сговору с нашими злейшими соседями, презренными неандертальцами, для того, чтобы свергнуть законную власть, вы вели агитацию против моей персоны, вы склонили к предательству ничтожных гномов, вы, наконец, намерены открыть тайну нашего великого государства чудовищам, что живут наверху. А как все знают, наверху нет разумных людей. Там нет порядка, нет счастья. Вы — лазутчики, которые хотят отнять у нас наши славные чертоги! Которые хотят съесть все наши продукты и отобрать драгоценности!
Какой шум подняли тут значительные лица, трудно вообразить! Больше всего испугала их опасность расстаться с драгоценностями. Троллям пришлось защищать пленников от их гнева.
Кое-как угомонив приближенных, Четырехглазый произнес:
— Судить этих негодяев будет народ. Как у нас принято. Я не буду вмешиваться в голос народа. Вот ты!
Палец Четырехглазого уперся в лемура, который стоял в одном из первых рядов, прижимая к груди маленькую коробочку.
Его сразу же вытолкали из толпы, и, перепуганный, ничего не соображающий, он оказался на пустом пространстве.
На площади наступила гробовая тишина.
— Как зовут тебя, глас народа? — спросил Четырехглазый.
— Забыл, — прошептал лемур.
Значительные лица покатились от хохота. Одна из летучих мышей даже взмыла над площадью, но Четырехглазый погрозил ей пальцем, и мышь ринулась обратно так быстро, что сшибла с ног троллиху, что, конечно, только прибавило веселья.
— Замечательно, — сказал Четырехглазый. — Ты существо без имени, и имя тебе народ. Требуешь ли ты от имени народа, чтобы мы казнили этих мерзавцев?
Лемур стоял неподвижно, лишь рот его открывался и закрывался, а хоботок вздрагивал.
— Молчание — знак согласия, — произнес Четырехглазый. — Итак, народ потребовал смерти пришельцев, и мы, конечно же, подчиняемся столь недвусмысленно высказанному требованию. Теперь скажи нам, представитель народа, отдадим ли мы их дракону или кинем в пропасть, чтобы они умерли от голода?
Лемур выпучил от ужаса глаза и пошатывался, как ванька-встанька.
— Правильно, — сказал Четырехглазый. — Кинем. Пускай помучаются перед смертью. Но крови не прольем, не такие мы жестокие, как некоторые распускают о нас слухи. Решено. Единогласно. Кто не согласен, поднимите руки и пеняйте на себя!
И вдруг раздался громкий звон.
Все неандертальцы подняли свои волосатые могучие руки.
— Что? — Четырехглазый подпрыгнул на троне и застучал в бешенстве ногами о пол…
Нет, поняла Алиса, не ногами! Он стучал деревянными ходулями! Она хотела сказать об этом Пашке, но тот сделал быстрый шаг вперед, остановился на верхней ступеньке и закричал:
— Жители подземелья! Честные гномы и неандертальцы! Угнетенные лемуры и другие тролли! Объединяйтесь! Да здравствует революция! Долой диктатуру Четырехглазого! Час освобождения близок!
Значительные особы сначала опешили от такой наглости. Четырехглазый все еще в гневе стучал деревяшками по полу, а в ответ на Пашкин призыв из толпы донесся тонкий, но отчетливый голосок гнома:
— Да здравствует свобода!
— Найти! — кричал Четырехглазый. — Уничтожить!
Началась суматоха. Лемуры кинулись в толпу, разыскивая гнома, другие избивали беспомощных неандертальцев.
— А вас… вас, мерзавцы… — Четырехглазый не находил слов от возмущения. Он поднялся на ходулях, потеряв равновесие, уцепился за шапку троллихи, шапка слетела, обнажив лысую бугристую голову.
И вдруг Четырехглазый громко ахнул и замер.
Голова его медленно поворачивалась, растопыренные пальцы трепетали. Алиса проследила за движением его головы и увидела, что над площадью медленно порхает какое-то насекомое, похожее на ночную моль, только больше размером и совсем прозрачное.
Как во сне, повелитель подземного царства медленно двинулся к моли.
Догадавшись, что привлекло внимание диктатора, значительные лица кинулись вперед, стараясь поймать моль.
— Нет! — закричал Четырехглазый. — Не смейте! Вы повредите ей крылья! Ее нет в моей коллекции! Сачок! Срочно сачок!
Но сачка ни у кого не было.
Все замерли, глядя на моль, которая как ни в чем не бывало порхала над толпой. Четырехглазый прыгнул за ней, упал, но куда проворнее оказался Пашка. Во вратарском прыжке он кинулся за молью, та не успела увернуться и попала в ладони Пашки.
Лежа, Четырехглазый кричал:
— Осторожнее! Не помни крылья! Убью!
— Убью! — кричали значительные лица.
Пашка осторожно держал моль в ладонях.
Тролль достал из-за пояса коробочку и молча подставил Пашке.
Пашка положил туда моль, тролль закрыл коробочку и передал ее диктатору, который одернул свою мантию, чтобы не были видны ходули, и с трудом поднялся. Он приоткрыл коробочку, заглянул в щелку и сообщил:
