пустынь Матамала, в небольшом расстоянии от Эбро и деревни Кинто. Там, судя
по тому, что стояло в книге, находился огромный клад золотых и серебряных
монет. Некромант произнес заклинательную формулу. В то же время послышались
сильные удары грома на холме, соседнем с пустынью. Чародей приблизился,
вступил в переговоры с дьяволами, возвратился к поджидавшим его и велел
копать под алтарем пустыни. Он вернулся на свой пост к дьяволам, пока те
принимались за работу под наблюдением дона Диего. Действительно, нашли
несколько глиняных черепков, но ничего похожего на клад. Дон Диего подошел
тогда к чернокнижнику, поручил ему рассказать дьяволам, что произошло, и
заставить их сказать правду. Происходит новое заклинание. Ответ гласит, что
присутствие клада достоверно, но что он зарыт в землю глубже, на расстоянии
от поверхности в семь или восемь человеческих ростов, и что в настоящее
время невозможно добраться до него, потому что еще не истек срок, пока он
должен оставаться скрытым в силу чар. Выбрали вторую ночь для повторения
опыта в другом уединенном месте, между Велильей и Хельсой {Хельса (Xelsa)
стоит на развалинах большого города, известного римлянам под именем Цельза
(Celsa).}. Повторив прежние заклинания, стали копать в земле. Но за
исключением нескольких глиняных горшков и некоторого количества золы и угля
не нашли ничего. Дьяволы на обращенный к ним вопрос объяснили то же, что и в
Матамале. Очевидно, африканец Маркина был обманщик, желавший позабавить
безрассудного дона Диего обещаниями и надеждами. Было начато предварительное
следствие против него за это преступление, а на следующий год за другое,
именно за то, что он отправил лошадей во Францию.
XX. В политике Филиппа II было важно [649] выдать этот род торговли за
ересь, потому что лошади были предназначены для кальвинистов Беарна,
государь которого (Генрих IV [650], король Франции и Наварры) рассматривался
в Испании как еретик. Этот довод или, сказать по правде, этот предлог
побудил Филиппа принять участие в гражданских войнах Франции в пользу Гизов
[651], которые стояли во главе лиги [652]. Это двойное предварительное
следствие было получено в святом трибунале только девять лет спустя после
совершения заклинаний, потому что доносы были сделаны лишь в результате
продолжительных и щекотливых ухищрений, которые инквизиция должна была
предпринять в глубочайшей тайне, чтобы угодить маркизу Альменара. Последний
действовал против дона Диего в силу тайных приказов Филиппа II, желавшего
наказать этого сеньора за громкую защиту знаменитого Антонио Переса [653],
первого государственного секретаря, задержанного тогда в Арагоне. Пользуясь
вспышкою народных волнений, возникших в королевстве, Перес выбрался из тюрем
инквизиции и укрылся в Беарне. Этот побег был причиной трагического конца
дона Диего де Эредиа и нескольких других дворян, как я буду иметь случай
изложить с большей подробностью в истории процесса этого знаменитого
министра, в назидание людям, которые домогаются королевской милости.
XXI. Главный инквизитор Манрике, осведомившись, что секта колдунов
преуспевает в различных частях полуострова, велел прибавить к указу о
доносах несколько пунктов. Они в сущности гласили, что 'каждый христианин
обязан заявить инквизиции:
1) если он знал или слышал, что кто-нибудь имел приближенного демона и
призывал демонов в кругах, спрашивая их и ожидая их ответов, как
чернокнижник и в силу договора, формального или подразумеваемого; что он
смешивал святые вещи религии с мирскими предметами и воздавал честь
творению, принадлежащую лишь творцу;
2) если кто-нибудь брался за астрологию для открытия будущего через
наблюдение созвездий, бывших в соединении в момент зачатия или рождения
кого-либо, или для возвещения, какое благо или зло должно произойти с
людьми, бывшими предметом его занятий;
3) если для осведомления о сокровенном и грядущем прибегал к геомантии,
гидромантии, аэромантии, пиромантии, ономантии, некромантии [654] или к
колдовству при помощи бобов, игральных костей и пшеничных зерен;
4) если какой-либо христианин заключил формальный договор с демоном,
производил чары магией при помощи инструментов, кругов, черт или дьявольских
знаков; призывал и спрашивал дьяволов в надежде на ответ и с доверием;
предлагал им ладан или курение благоуханными или зловонными веществами;
приносил им жертвы; злоупотреблял таинствами или освященными предметами;
обещал им повиновение и поклонялся или воздавал им внешнее почитание каким
бы то ни было образом;
5) если кто-нибудь устроил или достал себе зеркала, перстни, склянки
или другую посуду для привлечения, заключения и сохранения какого-либо
демона, который отвечал бы на его вопросы и помогал бы ему достигнуть
желаемого; или старался открыть сокровенное или грядущее, вопрошая демонов в
бесноватых; или пытался достигнуть этого, призывая дьявола под именем
святого ангела или белого ангела и спрашивая его молитвенно и смиренно;
совершал другие суеверные действия с помощью стеклянных ваз и пузырьков, на-
я полненных водою и освященных свечой, или через осмотр ногтей и ладони,
натертой уксусом; или пытался получить изображения предметов посредством
призраков или чувствительных приборов, чтобы узнать сокровенное или еще не
бывшее;
6) если кто-нибудь читал и хранил или. читает и хранит в настоящее
время книги или рукописи по этому предмету или относительно всякого другого
вида гаданий, которые не совершались бы средствами материальными и
естественными'.
Статья вторая
I. Несмотря на суровость указов и наказания, которым подвергали
колдунов, они появлялись по временам в различных местностях Испании.
Рассказывают особенно, как очень прославившуюся, историю колдуний долины
Бастан в Наварре. Эти женщины, приведенные в логроньоскую инквизицию,
исповедали величайшие нелепости, которые могли зародиться и бродить в
головах слабых, расстроенных и безумных. Они были приговорены к казни
аутодафе в 1610 году. Их история была опубликована в Мадриде в 1810 году
испанским Мольером, - достойным лучшей участи, чем та, которую он испытал, -
с весьма забавными примечаниями. Я не стану передавать множества этих
подробностей, представляющих в совокупности скучное однообразие.
II. Я не должен, однако, обойти молчанием историю доктора Эухенио
