только и думала об этом. Она была уверена, что нечаянная встреча – добрый знак.
Хлоя Кэмпбелл обратила внимание на промелькнувший дорожный знак. «Оксфорд – 15 миль». Черт побери, почти приехала! Легкая нервная дрожь пронзила позвоночник, Хлоя даже не сразу сообразила, что с ней происходит… Ладно, нечего тут пугаться! Абсолютно нечего! Хлоя нажала на педаль газа и вывела свой великолепный черный маленький «рено гордини» на полосу обгона. Взглянув в зеркало, она увидела, что семейные фургоны остались позади, и расслабила руки, крепко сжимавшие руль.
«Прекрасная машинка, – подумала она. – Спасибо, Колин! Спасибо, но все равно прощай! Подумать только, со скольким мне пришлось распроститься!»
Хлоя, дорогая, а ты не шутишь?
Вопрос был обращен собственному отражению, ненадолго показавшемуся в зеркале. Огромные зеленые глаза с мягкими ресницами, как обычно, аккуратно подкрашены. Волосы цвета темной меди, блестя, ниспадают на уши с бриллиантовыми сережками. Все как всегда… Но где же то остальное, что позволяло ей привычно узнавать себя?
Хлоя в который раз принялась перебирать в памяти случившееся. С тех пор как она покинула Лондон. Хлоя делала это очень часто.
Ну, во-первых, у нее теперь нет работы. Она бросила до смешного высокооплачиваемую работу в шикарном рекламном агентстве. Хотя кроме зарплаты ничего хорошего там не было. Хлое наскучило искать идеальные линии для идеальной домохозяйки, которая колдует в своей великолепной кухне над пакетиком изумительного супа. Как, впрочем, надоело и многое другое.
Любовника теперь у нее тоже нет. Все имеющиеся в наличии осточертели, а мечтать о новом было утомительно. А во всем виноват Лео Доней, черт бы его побрал! Все случилось, конечно, из-за него! Лео был бизнесменом и настоящим англичанином, до мозга костей. Он торговал чем-то на Мэдисон Авеню. Но вскоре крупная совместная компания перевела его снова в Лондон, где он оказался в постели Хлои. Именно Лео сказал ей, когда они лежали обнявшись после долгого вечера, проведенного в постели:
– Тебе не стоит ко всему относиться как к соревнованию. Ты слишком много умничаешь. В этом твоя беда.
– Что? Ерунда! – Хлоя села на постели, и простыня упала с ее шелковых плеч. – Да у меня вдвое больше ума, чем у любой библиотечной крысы с высшим образованием, которые устраиваются секретаршами и печатают мои письма, и отвечают на мои телефонные звонки. В восемнадцать лет я решила жить полной жизнью, а не плесневеть в какой-нибудь пыльной библиотеке.
– Прекрасно, – невозмутимо ответил Лео. – Но насколько я понимаю, ты говорила об образованных девицах, а не обо мне. Что же касается тебя, то тебе уже двадцать восемь. И может быть, хватит «полнокровной жизни», пора бы утихомириться? Испытай себя, свои способности. Тебе это доставит удовольствие.
Лео, естественно, окончил Баллиол и был первым в выпуске.
– Мне это не нужно, – прошептала Хлоя, уткнувшись в его жесткие черные волосы. – Мне нужен ты… Опять!
Его рука снова уверенно скользнула по ее животу и нежным бедрам. В неистовстве наслаждения Хлоя забыла слова Лео, но позже они припомнились ей. Она вспоминала их всякий раз, когда ее охватывало такое привычное чувство скуки. И вспомнила в очередной раз, осознав, что ее вовсе уже не занимает борьба за дальнейшее благополучие в жизни. Все у нее шло как по накатанному, и она уже вовсе ни о чем не думала. Хлоя даже начала опасаться, что и ее влюбленность в Лео – это лишь попытка заполнить пустоту, бездну, зияющую в самой середке ее жизни.
На следующий день она отложила в сторону текст с рекламой очередной модели бюстгальтера и написала письмо ректору Оксфорда. Хлоя выбрала Оксфорд просто потому, что наткнулась на посвященную ему статью в журнале.
«Ладно, – подумала Хлоя. – Хотя, конечно же, мне ответят отказом».
Однако на письмо ее удивительно быстро последовал совсем иной ответ, и Хлоя встретилась с суровой дамой, ректором Оксфорда, в ее заставленной книгами приемной. Затем, наспех прочитав кое-какие книги, Хлоя написала сочинение о романистах викторианской эпохи и о поэтах-романтиках. Ей снова устроили собеседование. Хлоя в шутку говорила друзьям, что, похоже, она проходит конкурс на место президента какой-нибудь крупной компании, а не просит зачислить ее без стипендии в женский колледж.
Наконец ректор изрекла:
– Мисс Кэмпбелл, мы в колледже проводим особую политику: мы стараемся принимать достаточно взрослых людей и тех, кого называют «белыми воронами». Вы, конечно, гораздо старше остальных студентов и вам придется потрудиться, нагоняя их в учебе. Но мы полагаем, вы принесете пользу колледжу, даже если не станете первой ученицей. Как вы смотрите на то, чтобы начать занятия с октября?
Хлоя затеяла всю эту историю с Оксфордом просто так, чтобы подразнить Лео. Ей хотелось доказать ему, что она способна пройти по конкурсу, но что ей на это наплевать и она, не долго думая, откажется потом от места в колледже. Но потом ей вдруг понравилось готовиться к вступительным экзаменам, она с удовольствием спешила домой и, вместо того чтобы ходить на коктейли и званые обеды с друзьями из агентства, доставала из портфеля сборники поэзии. И постепенно Оксфорд, о котором она думала сперва отстраненно и холодно, стал ей казаться полной противоположностью опостылевшему Лондону.
Но все же в последний момент Хлоя была потрясена, услышав свой собственный голос:
– Благодарю вас, доктор Хейл. Я сделаю все, что в моих силах. И с радостью приступлю в октябре к занятиям.
Теперь Лео вернулся в Манхэттен, или отправился к своей великосветской супруге в Ист-Хэмптон, или был еще где-нибудь. А Хлоя Кэмпбелл тормозила перед въездом в Оксфорд; в ее машине лежала груда дорогих, но не слишком новехоньких на вид кожаных чемоданов, кипы неначатых, пустых тетрадей и новых учебников. Сама же Хлоя волновалась, словно чувствительная девочка-подросток, направляющаяся в новую школу. Было уже поздно. Хлоя благополучно проехала по запруженным автомобилями улицам и вызывающе припарковала «рено», заехав передними колесами на пешеходную дорожку моста Фолли. В старинном доме горело только одно окно.
Хлоя поплотнее запахнула мохнатый волчий полушубок и осторожно спустилась по скользким каменным ступенькам. Волосы ее блестели так же ярко, как огни маяка в холодной зимней мгле. Не успела она подойти к двери, в которую днем столько стучалась Элен, как дверь открылась, и на улицу высунулся Джерри Поул.
