достоинства, что по нашим понятиям — отвратительно. А он с этим живёт и вкладывает в своё благоговение перед жизнью свой, ускользающий для нашего понимания, смысл. Его семья и Родина — безграничный нагуаль — Родина его духа. В долги он попросту не влазит, а все обязанности лежат у него на пути сердца и потому не отягощают его. Его понимание собственного достоинства — вне нашего синтаксиса и связано с глобальным постижением реальности. А понятие свободы находится в другой плоскости её рассмотрения, чем у обычного человека. Поэтому взаимопонимание между ними затруднено.
Возвращаясь к императиву времени, можно резюмировать сказанное таким образом: его неумолимый ход есть суммарный итог саморефлексии в различных жизненных обстоятельствах. Где-то понервничали, за кого-то попереживали, расчувствовались, вспомнили неприятное или приятное, но всё же расточительное и … время тут как тут — отмеряет продолжительность жизни. Оно всегда появляется там, где произошла не совсем безупречная самоидентификация. Или как сказал поэт: «напоминает время о себе, то шорохом, то мыслью суматошной».
У толтеков время и смерть, а точнее, напоминание смерти о своём постоянном присутствии — идентичные понятия. Они касаются человека в моменты, когда он не безупречен, указывая на зацикленную самопроявленность, на тяжёлую самоидентификацию, на эго. У «пупов земли» время бежит быстрее. У них слишком грубое, «выпяченное» самосознание. Неумолимый ход времени всегда убыстряется, через наше негативное мироощущение, которое в целом задаётся культурой всей Цивилизации.
Таким образом, время, как и дыхание смерти, мы ощущаем «через очки великих художников» мира людей, через коллективное бессознательное. Так создаётся модальность того или иного времени, целой эпохи. Но, очевидно, что взаимовлияние в человеческом сообществе огромно, оно определяет мировоззрение каждого его члена, и потому среднестатистическая величина суммарной саморефлексии у нас примерно одинаковая. Складывается она из элементов судеб всех людей в эгрегоре Цивилизации. А так как саморефлексия инициирует ход времени, то его скорость протекания тоже усредняется. И по петле обратной связи время становится эталонным для всех людей. Впрочем, таким же образом стабилизируются параметры человеческого восприятия в целом. Для наглядности представления, сказанное пояснит следующий гипотетический пример.
Представим себе, что после какой-нибудь глобальной катастрофы на Земле выжила небольшая группа людей, в распоряжении которых остались чудом уцелевшие библиотеки, компьютеры, кинотеатры, откуда они могли бы черпать все необходимые знания накопленные Цивилизацией. Но даже в этом случае эти «счастливчики» вряд ли остались бы прежними людьми. И вот почему.
Их нельзя было бы назвать человеческими существами, потому что эгрегор Цивилизации, поддерживаемый до катастрофы сознанием множества людей неизбежно вскоре распался бы вслед за гибелью большинства человечества. И за сонастройку с реальностью оставшимся в живых пришлось бы брать на себя полную ответственность. А так как сегодняшнее положение точки сборки у каждого из нас энергетически коррелирует с её положением у всей массы людей, то при отсутствии общего «силового поля», оставшаяся группа, скорее всего, испытала бы сдвиг парадигмы восприятия. Недостаточная насыщенность их ноосферы, по всей видимости, не справилась бы с фиксацией точки сборки в её утверждённом положении до катастрофы. Это — новое племя чудом выживших, было бы, мягко говоря, странным по сравнению с ранее живущими на планете людьми.
С позиции толтеков можно утверждать, что, сколько человек входит в наше соглашение о реальности, такова и его стабильность. Но с другой стороны такова и зависимость от него — от этого коллективного эгрегора акцентированного восприятия.
Когда «муравейника» с его полем влияния нет, точка сборки становится наиболее подвижной и современный человек в условиях одиночества, видимо, начнёт сходить с ума, спонтанно трансформируясь в другой подвид. Или из-за большой подвижности восприятия он может неконтролируемо сгореть изнутри в потоке высвобождаемой энергии. Поэтому инкубационный период стабилизации в специальных энергетических условиях под колпаком «садов эдема» на заре человеческой юности нам, видимо, был жизненно необходим для устойчивой конфигурации человеческой формы.
Оставшимся в живых в приведённом примере, пришлось бы столкнуться с дилеммой, либо стать путешественниками осознания, нарабатывая дисциплину их пошатнувшегося восприятия, либо стать сумасшедшими и погибнуть. Ещё один «безопасный», но странный вариант — быстро деградировать до уровня дикаря. Поясню — почему.
Знания, которые хранятся в книгах или на физических носителях компьютеров — это одно. А огромный опыт, приобретённый каждым из нас без его фиксации человеческим эгрегором, как утверждающей печатью, представляет собой гремучую смесь в разрозненном осознании современного человека. Такой опыт быстрее склонит наше сознание к сумасшествию, нежели примитивный, но более целостный опыт вандала. Умники в таких условиях, с их неустойчивым внутренним миром, скорее станут шизофрениками, нежели дикарь с дубиной и парой незатейливых мыслей в голове: как бы забить мамонта и насытить свой желудок.
Наше нынешнее с грехом пополам собранное 1-ое внимание тоналя, есть продукт коллективный. По отдельности же мы склонны к распаду. Созданная нами сегодняшняя совокупная тональная «опухоль» чужеродна законам Вселенной, потому что она тормозит наше нагуальное творчество. Мы временно создали для себя удобное, но мало-жизненное общее пространство, из которого боимся выйти. Усреднённые долгой историей существования эгрегоры Цивилизации в большей степени определяют нашу устойчивость восприятия, нежели чем мы сами по отдельности. Как указывалось в первой части книги, даже ненормальные по образу существования Цивилизации распадаются намного медленнее, в отличие от малочисленных групп и одиночек. Для их полного распада нужно время.
И видимо, можно переносится в другие галактики, миры, но, всегда ощущать за спиной мощь синтаксиса Цивилизации своего вида, будучи автоматически «подключенным» к её эгрегорам. Таким образом, любой из нас воспринимает мир в обще утверждённом коллективном синтаксисе. Расстояния тут не имеют значений.
Конечно же, в должной мере за фиксацию точки сборки ответственна сама чел. форма, как данность. Наша Цивилизация лишь до-настраивает её до нормативного положения. Но даже эта доля подстройки является весомой в структурировании нашей общей «нормальности» восприятия реальности. За то, что мы делаем со своим 1-ым вниманием, отвечает вся Цивилизация. Как полезные, так и мало пригодные продукты нашего осознания являются специфически человеческими и им, пожалуй, не найдётся аналогов во всей Вселенной. Зачем ей повторяться в своём опыте? Об этом говорят и толтеки, отмечая, что в их видении Орла или Аса, отвечающего за наше рождение, человеческие чаяния отражаются очень слабо, как непродуктивные варианты осознания.
Люди знания в связи с этим ввели различие между понятиями человеческая форма, которую мы не всегда удачно до-настраиваем в процессе жизни, и того первозданного шаблона-матрицы, из которого она оформляется. Возможно, многие религии заблуждаются, заявляя, что мы созданы по образу и подобию с богом. Подобие, может быть, и есть, но в той мизерной его части, в которой мы ещё не умудрились исказить свою естественную природу до неузнаваемости.
Таким образом, наша человеческая форма и издержки синтаксиса всей Цивилизации задают ритм тонального времени. В частном случае, возможности сознания косвенно можно оценивать только по одной форме проявленности, то есть «по одёжке». Например, по разнообразию и усложнённости органов чувств, а так же по мощности буферного компьютера (у нас — мозга), которые соответствуют объёму обрабатываемой информации. Хотя использование его может быть не полным, как, например, в нашем случае — не более 5 %. Но это уже проблемы иного характера, указывающие на инерцию в развитии.
Стоит оговориться, что подобную оценку корректно производить, если форма восприятия мира «спущена» от АСов. Лишь тогда наши Создатели определяют степень соответствия мощности осознания и его облекаемой формы. Но, если конфигурация выбрана субъектом самостоятельно в процессе его самотрансформаций, то в этом случае подобные заключения будут ошибочными.
Например, люди знания могут превращаться в животных или насекомых, что совершенно не означает, что в таком виде они взаимодействуют с Миром через пару усиков какой-нибудь бабочки и три сотни нейронов её головного мозга. Ведь энергетическое тело и соответственно мощность осознания остаются у них прежними, лишь немного модифицируясь.
Конечно же, автор не производил над собой подобные эксперименты, и пока многие утверждения
