перевезли в Новгород»… Познакомился Рахманинов с Федяшиным в ноябре сорок первого года, когда переслал в советское консульство четыре тысячи долларов: «Это единственный способ, каким я могу выразить мое сочувствие страданиям народа моей родной земли…» Рахманинов именно тогда рассказал о письме Ванды Тосканини, дочери великого дирижера, вышедшей замуж за пианиста Владимира Горовица: «Концерт моего отца и мужа в Лос-Анджелесе в пользу русских воинов возбудил большой интерес публики, и полагают, что доход составит около двадцати тысяч долларов. Сумма огромная для такого города, как Лос- Анджелес…».
Громыко всегда помнил, сколько грусти было в глазах Стравинского, когда тот сказал:
— Мне порой тычут: «Эмигрант, эмигрант»… А ведь я из царской России уехал-то, мне наши салонные традиционалисты руки выламывали, а никакие не комиссары. Да разве мне одному?! Почему Дягилев свой балет создал в Париже, а не в Санкт-Петербурге?! Все потому же, Андрей Андреевич, потому же: самодержавие, православие, народность, не смей искать, делай, как прежде, попроще да попривычней… Хоть Победоносцев и умер к тому времени, а все равно его крыла были распростерты над несчастной Россией… Труден путь художника. Голгофа…
…Громыко пролистал свое расписание на следующий день: беседа с американским представителем в ООН Джонсоном, встреча с дирижером Сергеем Кусевицким (подружились еще два года назад в Вашингтоне), пресс-конференция, затем составление отчета о сегодняшнем и завтрашнем заседаниях; судя по всему, предстоит сражение; спустя полтора года после разгрома Гитлера у его союзника Франко появились могущественные покровители; если отбросить в сторону словесную шелуху, станет ясно: постановка «испанского вопроса» явно нежелательна для большинства его коллег по Совету Безопасности.
Приехав в здание ООН, понял, что его предположения правильны, особенно когда выслушал речь английского представителя сэра Александра Кадогана:
— У правительства Соединенного Королевства нет сведений о каких-либо германских военных преступниках или нацистских лидерах, которым было бы предоставлено убежище в Испании. Мы не можем чем-либо подтвердить недавно сделанные в газетах заявления, будто нацистский генерал Фаупель находится в Испании и возглавляет какое-то иберийско-американское учреждение.
Посольство Соединенного Королевства в Мадриде сообщило в январе, что нет никаких доказательств того, что немецкие ученые в Испании занимаются научно-исследовательской работой, относящейся к разработке новых методов ведения войны, и у нас нет в настоящее время сведений, которые подтверждали бы такое утверждение. Союзные миссии в Мадриде следят за немецкими техническими специалистами в Испании, и если бы последние занялись нежелательной деятельностью, то об этом, по всей вероятности, стало бы известно. В действительности большинство находящихся в Испании немцев ведут спокойный и скромный образ жизни.
Я не могу признать, что обвинения, которые до сих пор были выдвинуты против испанского правительства, подтверждают существование угрозы миру, нарушения мира или акта агрессии, и поэтому не считаю, что было бы правильно требовать сейчас коллективного разрыва дипломатических отношений. Исходя из только что мною сказанного, я также не считаю, что такой шаг был бы благоразумен.
Я уже указал, что в Испании что-то делается для искоренения немецкого влияния. Это делается по настоянию наших дипломатических миссий, которые внимательно следят за всеми действиями испанского правительства и постоянно оказывают на это правительство давление, требуя выполнения им своих обязательств. Если бы эти миссии были отозваны, то немцам в Испании было бы предоставлено свободное поле деятельности, и у нас не было бы возможности за ними следить.
По всем этим причинам я не могу голосовать за резолюцию, внесенную в Совет Безопасности представителем Польши.
Громыко выступил сразу же после Кадогана в своей обычной манере — суховатая сдержанность и доказательность каждого положения:
— Господин Кадоган пытался доказывать, что обращение польского правительства и тот сигнал тревоги, который это правительство подает, являются будто бы необоснованными и что положение в Испании якобы не представляет никакой угрозы для дела мира и безопасности. И далее делается вывод, будто Совету Безопасности незачем предпринимать какие-либо практические шаги в связи с обсуждением этого вопроса.
Я позволяю себе решительным образом не согласиться с подобными утверждениями и постараюсь показать, насколько такие утверждения не имеют ничего общего с действительностью. Я позволю себе остановиться на трех главных вопросах, с моей точки зрения требующих рассмотрения в связи с обращением правительства Польши: во-первых, на природе режима Франко, во-вторых — на вопросе внешней политики Франко во время второй мировой войны и, в-третьих, на вопросе о том, что продолжение существования режима Франко действительно представляет угрозу миру и безопасности.
Вряд ли кто-либо из членов Совета Безопасности возьмет на себя смелость отрицать фашистскую природу режима Франко. К каким бы методам камуфляжа ни прибегал Франко после полного разгрома его покровителей и друзей — Гитлера и Муссолини, эти жалкие попытки не могут ввести в заблуждение мировое общественное мнение. Для всех, кто хочет видеть вещи такими, какими они являются на самом деле, существующий в Испании режим был и продолжает оставаться фашистским со всеми характерными для такого режима атрибутами.
Невозможно подписываться под международными актами, призывающими добиваться искоренения остатков фашизма, и в то же время мириться с существованием фашизма в Испании. Невозможно быть последовательным, если в одно и то же время принимать меры к уничтожению остатков фашизма, например в Германии и Италии, и спокойно допускать существование фашизма в Испании.
Смысл выступлений господина Кадогана сводится к тому, что будто бы можно, не нарушая Устава, в одно и то же время вести борьбу за искоренение фашизма и не обращать внимания на наследие Гитлера и Муссолини, каковым является режим Франко. Если это называется логикой, то тогда нужно договориться о том, чтобы логику и здравый смысл называть абсурдом.
Перехожу к вопросу о внешней политике франкистского режима во время второй мировой войны.
В настоящее время на свет появилось много документов, вскрывающих отношения Франко с гитлеровской Германией, документов, которые ранее были скрыты от общественного мнения мира. Теперь эти документы стали достоянием общественности. Они лежат, в частности, на столе Международного трибунала в Нюрнберге. В числе этих документов имеется донесение гитлеровского посла в Мадриде Шторера от 10 августа 1940 года, в котором изложены условия, выставленные Франко для немедленного вступления в войну на стороне держав «оси». Уже 11 ноября 1940 года тот же Шторер сообщил в Берлин, что министр иностранных дел Испании подписал испано-германское соглашение о вступлении Испании в войну.
Громыко постоянно чувствовал на себе пристальный, тяжелый взгляд американского представителя Джонсона, который тщательно прижимал к уху наушник синхронного перевода. В кулуарах Громыко разговаривал с ним по-английски, язык знает отменно, помнит наизусть почти всего Роберта Бернса; однако на такого рода заседании, представляя ко всеобщему сведению позицию Советского Союза, говорил по- русски, неторопливо, обстоятельно, сдерживая понятное волнение, — только на щеках появились два едва заметных розовых пятнышка, знак чрезвычайного душевного напряжения.
Он выдержал паузу, посмотрел на Джонсона; тот ответил обязательной светской улыбкой, ничего не скажешь, политесу учен. Перед глазами снова возникло лицо Стравинского: «Вы себе не представляете, что было с Пикассо, когда в Испании случилась трагедия; он сильный человек, этот неистовый Пабло, но он не умел скрыть слез, когда Франко начал этот ужас. Его „Герника“
— Если в дальнейшем Испания формально в войну не вступила, — продолжил Громыко, — то это произошло лишь в силу обстоятельств, от нее не зависевших. Я говорю — формально не вступила в войну, потому что абсолютно неверны утверждения, что Испания вообще не принимала участия во второй мировой войне, оставаясь «невоюющей стороной». Достаточно вспомнить о фактах, на которые неоднократно обращало внимание мое правительство, а именно на участие испанской так называемой «Голубой дивизии» в боях против Красной Армии, чтобы стало очевидным, что и формальный довод о том, будто бы Испания Франко не принимала участия в военных действиях против Объединенных Наций, является неправильным.
