открывшегося завещания. А если прибавить сюда еще щедро рассыпанные в тексте упоминания о Дашиных вкусах, привычках и интимных подробностях жизни, то можно себе представить, какое впечатление производило на читателя это интервью…
Отшвырнув бульварный листок, словно ядовитую змею, Даша дрожащими пальцами схватилась за другую полосу. Но и там было не лучше. «Семья известного советского ученого Петра Петровича Плотникова делит наследные миллионы», — респектабельным тоном сообщала газета. Сохраняя видимость непредвзятого анализа, автор статьи в смачных деталях сообщал обывателям, сколько и чего осталось для дележки после смерти вдовы академика.
Третье и четвертое издания наперебой кричали: «Скандал в благородном семействе!» и «Золушка двадцать первого века живет рядом с нами!» Пятое глубокомысленно вопрошало: «Останутся ли в России антикварные ценности рода Бахметевых?» Автором этой статьи, размышлявшим о том, как грустно, что целые состояния вывозятся за рубеж, и как непростительно, что антикварные ценности, достояние страны, попадают в руки частных владельцев, был все тот же И. Антонов…
Наконец газетные полосы одна за другой осыпались с Дашиных колен и укрыли пол причудливыми графическими бабочками. Она сидела опустив голову, вновь опустошенная и отчаявшаяся — словно и не было в ее жизни прошедшего утра с его радостными ожиданиями, задорной уверенностью в себе и непринужденной легкостью бытия. Жизнь снова подложила ей почти непосильную ношу и, усмехаясь, подглядывала за ней из-за угла: справишься?… нет?…
— Ну как, прониклась собственной значимостью? — Светлана неслышно появилась из кухни и, приблизившись к Даше, шутливо дернула ее сзади за волосы. — Что ни говори, подружка, а я бы сейчас с удовольствием с тобой поменялась; ты только представь себе — деньги, наряды, путешествия, слава и столько мужиков вокруг!..
— А мужики-то здесь при чем? — невесело усмехнувшись и брезгливо смахнув с дивана оставшиеся газеты, спросила Даша. — Насколько я понимаю, их мне в наследство бабушка не оставляла.
— Ой, не скажи, Дашунь! — возмущенно затрясла головой гостья. — Ты ведь теперь не просто активистка-комсомолка-красавица, ты — богатая и знаменитая женщина! Неужели у самой ретивое не екает?! Особняк в Швейцарии, распоряжение огромными средствами — ух, ни за что не поверю, что ты ко всему этому равнодушна! Как Станиславский: не верю, и все тут!
И, сделав несколько мечтательных пируэтов по комнате, Светлана с размаху опустилась на диван рядом с хозяйкой дома. Та молчала, размышляя о том, как скажется на ее теперешнем положении эта нежданная шумиха, умело организованная Игорем буквально за несколько дней, и не опоздала ли она с задушевным разговором с дядей — как знать, какой будет реакция Сергея Петровича на все эти журналистские изыски?… Чутье подсказывало ей, что осложнений — значительно больших, нежели если бы этот разговор состоялся неделю назад, — не избежать, и Даша тихонько прерывисто вздохнула, в который раз уже с тоской подумав и об Игоре, и о Фонде: «Господи, и за что мне все это?…»
А Светка тем временем вновь успела слетать на кухню, притащила на резном деревянном подносе турку с дымящимся кофе, пару крохотных керамических чашек, вазочку с печеньем, сливочник и сахарницу и, без тени сомнения водрузив все это на Дашин письменный стол посреди ее рабочих бумаг, наконец соизволила бросить взгляд на бабушкино трюмо.
— Это та самая штука? — тоненьким, по-детски сюсюкающим голоском спросила она. — У, какая здоровая! И зачем она тебе?
— Та самая, — эхом, протяжно откликнулась Даша, оставив без внимания второй вопрос. Присутствие гостьи напрягало и раздражало ее, но делать было нечего — не гнать же ее, в самом деле! — и, переставив поднос на маленький журнальный столик поближе к дивану, она проговорила: — Я не буду кофе, что-то сердце побаливает. Может быть, лучше зеленый чай… Присоединишься ко мне?
— Ни за что! — отчеканила Светлана, быстро наливая себе горячего ароматного напитка, и, уже с набитым печеньем ртом, пробубнила: — Терпеть не могу эти травяные чаи. И как ты только пьешь эту бурду?
Даша пожала плечами.
— Дело привычки, наверное. Подожди минутку, я сейчас. И, скрывшись на кухне и машинально заваривая себе чай, она неосознанно тянула и тянула время, надеясь, что, может быть, гостья сама сообразит, как не ко времени оказался ее визит и какую плохую новость принесла она приятельнице… «Впрочем, я, наверное, должна быть ей благодарна, — внезапно подумала она, сообразив вдруг, что без Светланы, пожалуй, узнала бы о газетной шумихе значительно позже — возможно, только в понедельник. Даша не слишком-то жаловала прессу, изнанка деятельности которой была ей хорошо знакома, и в выходные, как правило, легко обходилась без газетного допинга. — Теперь у меня по крайней мере есть время, чтобы подготовиться к разговору с родственниками».
Однако девушка ошибалась. Времени у нее уже не было… И об этом ей яснее ясного заявила череда требовательных, на удивление громких телефонных звонков. Непонятно почему, но эти мелодичные знакомые трели на сей раз показались Даше угрожающими и даже нахальными, и, не успев осмыслить собственную реакцию, она торопливо и испуганно крикнула гостье:
— Не бери, прошу тебя! Не надо!
Буквально в следующую секунду она оказалась в комнате и успела остановить Светлану, с невинным выражением лица уже потянувшуюся к трубке.
— Но почему? — недоумевающе спросила приятельница, хлопая большими красивыми глазами. — Ты что, боишься чего-то?
Даша молчала, продолжая прижимать к рычагам телефонную трубку и глядя на Светку в упор, до тех пор пока звонки не прекратились. Потом она медленно отняла руку и негромко сказала:
— Аппарат был выключен. Это ты включила его?
— Ну да, — пожала плечами гостья. — Я думала, это случайно… думала, просто вилка выпала из розетки. Так вот почему мы… то есть я никак не могла до тебя дозвониться! — И, виновато глянув Даше в лицо, она зачастила: — Ты извини, пожалуйста, но мне должен был позвонить Паша, и я ждала, ждала — дай, думаю, телефон проверю… Наверное, это он и был. А ты не дала мне с ним поговорить!
Последнюю фразу Светлана произнесла уже капризным, нарочито обиженным тоном. Даше не хотелось препираться, и еще меньше ей хотелось сейчас объяснять приятельнице правила приличного поведения в чужом доме.
— Я вообще-то хотела поговорить с тобой, — решительно приступила вдруг к делу Светка, и Даша интуитивно поняла, что именно ради намечающегося разговора и затеян был весь этот неожиданный визит. — Нам с Пашей кажется, что у вас с Игорем что-то происходит…
Подумав было, что друзья собираются приступить к бессмысленной процедуре примирения, девушка беспомощно, словно прося о пощаде и пытаясь остановить говорившую, отгородилась обеими ладонями. Этот жест, как бы воздвигающий между ними стену, был настолько нехарактерен для всегда открытой и приветливой Даши, что гостья невольно запнулась, но тут же, улыбнувшись, продолжила:
— Нет-нет, кажется, ты меня не так поняла. Я же не к тому, что вам надо помириться… То есть надо, конечно, — смутилась она, споткнувшись об удивленное молчание хозяйки дома, — но сейчас не об этом. Видишь ли, мы решили, что вы сейчас… пока несовместимы, что ли. Игорь, конечно, человек сложный, а ты такая милая, доверчивая, тебе с ним трудно…
Даша продолжала молчать, и Светлана занервничала, чувствуя явную уязвимость своих доводов. Однако, понизив голос, она продолжила:
— Словом, мы решили предложить тебе свою помощь.
— Вы? Это кто же?
— Ну как же — кто! Я и Паша! — тон был укоризненным и почти искренним — если Светка и переигрывала, то только слегка. — Ты же знаешь, он отличный адвокат. И если ты позволишь ему представлять твои интересы…
— Спасибо, у меня уже есть адвокаты. В Швейцарии. Бабушка обо всем позаботилась. — И Даша, мило улыбнувшись, решительно принялась составлять обратно на поднос посуду, которая почему-то
