руки в лохани. Все это нужно было убрать и вымыть. Вечерами Андрей зажигал масляные светильники, свечи. Дел много. Но разве сравнишь их с работой в тюрьме?
Мехмет не раз и не два расспрашивал о своем деде. И Андрей повторял то, что слышал от старика в Кафе. Как татары разграбили станицу. Как были зарублены отец и мать Грицько.
– Старый уже твой дед, Грицько. А помирать, не увидавшись с тобой, не хочет.
Янычар вздыхал.
– Большой… усы. Во сне приходит. Говорит…
Когда Мехмет не понимал что-нибудь, он звал на помощь своего приятеля Масуда. Масуд говорил по- русски куда лучше. Татары поймали его на околице деревни, когда ему было десять лет. Масуд, как и многие в ода, держал в городе лавчонку на подставное лицо, приторговывал фруктами. (В конце XVII века дисциплина и боевой дух в корпусе янычар заметно ослабли. Оттоманская империя напрягала силы в войнах с Венецией, затем с Австрией, Венецией и Россией, и отбор в янычары был не слишком строгим.)
Однажды Масуд зазвал Андрея в кава-ханэ, которых было множество на берегу Золотого Рога. Они сидели на низких деревянных скамьях, покрытых циновками. Пили йеменский кофе. Разглядывали прохожих. В кава-ханэ никому дела нет до того, кто в какого бога верует. Здесь встречаются друзья поиграть в сатрандж – шахматы, подымить чубуками, добавив в табак алоэ и мускус. Звучат восточные мелодии. Танцуют цыганки и черкешенки.
Разговор получился откровенный. Масуд словно исповедовался.
– Михаилом, Мишкой меня звали. Это помню. Отца, мать – помню. Медный крест носил – помню. А откуда родом – не знаю. И никто мне это не скажет…
Рассказывал Масуд, что из славян не только они – янычары, но и многие вазиры, большие начальники, их жены и слуги. Кровь турок разбавлена славянской кровью. Семь лет он провел в аджеми-оглане, корпусе детей-варваров. Там его учили не знать ничего и никого, кроме ятагана, своего аги-командира и казн – судьи. И все-таки не смогли убить чувство родины…
– Не забыл ты русский язык, Масуд, – признал Андрей. – Как это тебе удалось?
– Да как. Говорил сам с собой: вот это дом, а это дерево. Вон человек идет. Вон лошадь бежит. Говорил с друзьями. Тайком. Наказывали за это строго. А потом, мало ли в городе русских?
– Кто же ты? Христианин? Магометанин?
Янычар отвечал задумчиво.
– Не знаю. Турки мы с Мехметом. И зови ты Мехмета – Мехметом, а не Грицько. Не нравится это нашему aгe…
Андрей с любопытством приглядывался к янычарам. Басурмане, а все родом из завоеванных турками христианских стран на Балканах, из Польши и России. Не дураки выпить.
Янычары гордились тем, что, мол, каждый из них стоит семи врагов. Потому именовали себя убийцами семи. Жили на жалованье из казны. Раз в год, в Святую ночь, получали голубую салоникскую ткань на одежду по десяти аршин на брата, отрезы муслина на тюрбаны и рубахи. Когда жалованье задерживали слишком долго и жить становилось не на что, подымали мятеж. В последний кровавый мятеж 1687 года янычары разбили дворец самого султана, разграбили половину Стамбула.
Искреннее изумление вызвали у Андрея яялары. Ну и народ! Свою и чужие жизни они не ставят ни в грош. На теле у многих особая татуировка – суры Корана. С врагами султана яялары бьются, прикрывшись шкурами диких зверей. При осаде вражеских крепостей яяларов первыми бросают на приступ. И эти смертники, одурманенные гашишем, заваливают своими телами рвы, открывая путь янычарам, которые следуют за ними с диким обвальным воплем: «Алла!»
Частыми гостями в казарме были факиры из секты бекташей, «крутящиеся дервиши» из секты мевлеви.
Ах, как пригодились знания и опыт, обретенные в доме месье Ремо! Стал Андрей у янычар домашним лекарем. Между дел учился говорить по-турецки. В свободные часы с интересом заглядывал в соседнюю Галату. Галату турки называют городом неверных. Там хозяева – иноземные купцы. Ходил Андрей по пристаням, глядел, как разгружаются корабли из Генуи, Лондона, Марселя, Бреста и Амстердама. В Галате живут вокруг своих церквей и синагог армяне, греки, евреи. В ее тесных кварталах обитают люди, связанные с морем, – таможенники, агенты купеческих домов и иностранных посольств, писари, матросы, грузчики, сторожа судов и складов. Лепятся матросские кабаки, скандально известные на всем Востоке.
Иногда Масуд или кто-нибудь из янычар давали поручение съездить в город, и Андрей, уплатив пару монеток каикджи – перевозчику, переправлялся на южный берег. На южном берегу – главные склады Стамбула. Сюда прибывают турецкие и греческие суда со строевым лесом и дровами с берегов Черного моря, с зерном из Крыма, Румынии и Болгарии. Отсюда купцы снабжают всем необходимым дворец султана, богатые кварталы Эминеню, Махмуд Паша, Баязид, городские рынки и караван-сараи.
Выполнив поручение, Андрей спешил на Большой базар – один из величайших базаров Ближнего Востока. Войдя в него одними из восемнадцати ворот, он подолгу бродил по тесным улочкам, забитым народом. На Большом базаре таких улочек 67, кроме того, есть еще несколько площадок для общих молитв, пять мечетей и семь фонтанов. Интересно было потолкаться у купеческих лавок, где торгуют парчой, бархатом, узорчатыми шелками. Едва стемнеет, купцы зажигали на прилавках большие свечи в серебряных канделябрах. В районе ювелиров – бесконечные ряды поставленных друг на друга сундуков и сундучков. Богатые стамбульцы покупают здесь драгоценные камни, красивые изделия из фарфора, серебра и золота. Есть ряды, где торгуют коврами. Высоко ценятся здесь русские меха. Да мало ли что еще могут предложить стамбульские и иноземные купцы!
Всегда много народа у мечетей Айя-София, Нур-и-Османия. Сулеймания, Фатиха-Ахмад. Однажды Андрей видел самого султана. Тот ехал верхом на аргамаке. На султане были просторные белые одеяния, хохол на тюрбане сверкал драгоценными каменьями. За султаном маршировали янычары – вооруженные до зубов бородатые великаны. На шапках у них – пучки из конских волос, крохотные галеры с мачтами, реями, веслами и флагами, судовые мельницы.
Народ падал ниц.
На окраинах Стамбула жили арабы, грузины, иранцы, египтяне и курды. Из поколения в поколение кормились дедовскими ремеслами. Смешавшись с толпой, Андрей не без интереса глядел на то, как веселят народ акробаты и канатоходцы, цыгане с учеными медведями, как борются пахлаваны. Любители стравливали на спор мелкую боевую птицу, петухов, баранов и верблюдов.
Любимым развлечением янычар была стрельба в цель из мушкетов и луков. Стрельбища проходили на Ок Майдане – обширном поле среди зеленых холмов за Арсеналом. Мехмет и его люди готовились к ним загодя. Как-то, проверяя лук и стрелы, Масуд сказал Андрею:
– Оттоманский лук бьет не хуже мушкета. Ловкий стрелок за одну минуту выпустит двенадцать стрел, сразит двенадцать врагов на расстоянии шестидесяти шагов.
Сам Масуд был стрелок хоть куда.
На Ок Майдане Андрей видел однажды великого вазира. Тот прибыл с батальоном аджеми-огланов, кандидатов в янычары. На красивых отроках – обшитые черными галунами голубые куртки, сужающиеся к голеням красные штаны, туфли без каблуков и задников. У них свои трубачи и барабанщики, свое знамя.
При каждом удачном выстреле раздавались ликующие возгласы. Отличился Масуд. Вазир вручил ему награду – лук из тиса.
Не хуже стреляли янычары и из мушкетов. Сколько русских солдат погибло под Азовом от их метких пуль!
Однажды ноги сами занесли Андрея на Есир пасари – невольничий рынок, что близ Скотного двора. Пыльная площадь Есир пасари была забита народом. Андрей прошелся по рядам выставленных на продажу невольников. Те сидели на скамьях, повеся головы. Их разглядывали со всех сторон, ощупывали. Состоятельные хозяева из Анатолии командовали:
– А ну-ка встань, гяур! Повернись. Руки покажь.
– Что делать умеешь?
Жались друг к другу укутанные в паранджи русские девушки и юные черкешенки. Тут было особенно много покупателей. Седоусый турок в красной феске, облюбовав товар, спрашивал продавца:
– Красива она?
