Центром внимания этой выставки стал портрет Татьяны Чижовой кисти Бориса Кустодиева. Образ Девушки Нового мира, решительной и рафинированной одновременно, озаглавил живописную галерею летчиц, актрис, разведчиц и домохозяек, запечатленных Пименовым, Герасимовым, Самохваловым, Дейнекой и другими заслуженными мастерами соцреализма.
Известно, что произведение и сама модель были бесконечно дороги художнику, который не расставался с портретом и хранил его в мастерской до последних дней жизни. В 1980-х годах сотрудники музея разыскали героиню портрета, которая к тому времени переехала из Петербурга в Москву. Татьяна Николаевна Чижова (в замужестве Эристова) подарила музею графический эскиз, сделанный Кустодиевым при работе над живописным портретом, и поведала бурную историю своей яркой, насыщенной впечатлениями жизни, рассказала про свое знакомство с художником, про дружбу с его детьми Ириной и Кириллом и – очень деликатно – о чувстве к ней самого Бориса Михайловича.
Портрет 19-летней Тани Чижовой, воплотившей для Бориса Кустодиева эталон девушки новой эры, является неофициальным символом Ивановского художественного музея. Образ молодого, но уверенного в своих силах человека, привыкшего быть центром внимания, оказался наиболее созвучен экспозиционной активности, ставшей главным кредо музея. Сегодня Ивановский художественный музей превратился в генератор культурных событий, выходящих далеко за рамки провинциального контекста. Ивановские музейщики сумели обратить типичную для региональных музеев перенасыщенность фондов – при столь же типичном отсутствии необходимого выставочного пространства – в повод для непрерывной проектной деятельности.
Главная цель – опровергнуть надоевший образ музея – кладбища культурных ресурсов, превращенных в безликий набор единиц хранения. Провоцируя постоянный «круговорот вещей в проектах», авторы и кураторы дают право каждому предмету музейного собрания обрести свой индивидуальный голос. Этот подход стал методологической основой самых ударных проектов музея последнего времени: «Русский Манчестер. Текстиль в контекстах», «Паспорт Бурылина», «Утопический город», «Героини», «Девушка моей мечты».
Отказ от анемичной статики традиционного музейного консерватизма – в виде основного рабочего принципа – сделал Ивановский музей по-настоящему живой, мобильной структурой, готовой к активному взаимодействию с любым культурным материалом или средой. Верность подобной стратегии сняла напряжение и еще в одном, крайне болезненном для провинциальных музеев вопросе: что делать (или не делать) с современным искусством? Естественный отбор среди соискателей заветного пропуска в музейное пространство происходит сам собой. Так, странность наличия в провинциальном музее подлинных осколков античной культуры была выявлена в проекте «Вторжение в музей» с участием известного московского художника Валерия Кошлякова. Мучительные для художника вопросы об условиях существования шедевров после превращения их в туристические фетиши обрели форму художественного эксперимента в музейном пространстве. Его работа с историей искусств как с фактурой материала дополнилась возможностью немедленной эстетической рефлексии на «первоисточники». Образцово-показательное соединение художника и музея свершилось именно в Ивановском художественном музее и до сих пор напоминает о себе огромными скотчевыми проекциями-тенями с изображением античных богов и героев.
Ивановский областной художественный музей
Адрес 153002, Ивановская область, г. Иваново, пр. Ленина, 33.
Телефон (0932) 32-65-04, 30-16-41.
Режим работы: ежедневно с 11.00 до 18.00, кроме вторника и первого понедельника каждого месяца.
После бурылинской коллекции, положившей начало ивановскому музейному делу, дар художника Морозова – второе важнейшее событие ушедшего столетия, качественно изменившее культурный ландшафт Иванова. Музей художника Морозова – совсем не традиционный мемориальный памятник, скорее дом-натюрморт, подсмотренный автором экспозиции в дневниках и записях, квитанциях и официальных справках, черновиках писем, аудио– и видеозаписях, а также в свидетельствах очевидцев. Родившийся в деревне Вотола Ивановской области, Александр Иванович Морозов большую часть своей жизни прожил в Москве, на Масловке, но все свое творческое наследие завещал Ивановскому художественному музею, выбрав для своих картин дом, с которым у него были связаны самые светлые воспоминания далекого ивановского детства. Судя по образованию, Александр Иванович Морозов должен был стать певцом новых форм, экспериментатором-авангардистом. Сначала – ивановский филиал Петербургского училища технического рисования Штиглица – школы кадров текстильных рисовальщиков и регулярная практика на ивановских мануфактурах, затем – Московский рабфак искусств, ВХУТЕИН – ВХУТЕМАС и учителя – Истомин, Древин, Машков, Штеренберг. Но Морозов стал прекрасным пейзажистом, все свои произведения писавшим с натуры за один сеанс – будь он длиной в час или в день. Как сказал о нем Мартирос Сарьян в апреле 1939 года: «Молодой пейзажист Морозов – поэт природы. У него трепетное восприятие мира, живая, очень индивидуальная свежесть впечатлений, вкус к живописи… У него есть свой взгляд на природу, свое самобытное отношение к ней».
Музей Александра Ивановича Морозова
(филиал ивановского Областного художественного музея)
Адрес 153000, г. Иваново, ул. Багаева, 57.
Телефон (0932) 30-15-91, 30-07-74
Режим работы: музей открыт ежедневно с 11.00 до 18.00, кроме вторника.
Светлана Воловенская, Михаил Дмитриев
куратор проекта Анатолий Голубовский
Большое путешествие: В поисках калашей
Все началось с того, что один наш знакомый англичанин на вопрос «Куда лучше всего поехать в июле?», не задумываясь, ответил: «В горы Пакистана». Горы Пакистана не ассоциировались у нас с чем-то приятным, тем более что места эти, находящиеся на стыке границ трех государств – Афганистана, Таджикистана и Пакистана, самыми спокойными на земле не назовешь. «А где сейчас спокойно?» – спросил англичанин. На это ответить было нечего.
А еще мы услышали от него, что там, в труднодоступных долинах, живет племя калаша, ведущее свою историю якобы от солдат армии Александра Македонского, что калаши действительно похожи на европейцев и что про них известно совсем немного, потому что недавно они были полностью изолированы от внешнего мира. «Не думаю, правда, что вам удастся до них добраться…» – добавил англичанин. После этого не поехать мы уже не могли.
Летим в Пешавар с остановкой в Дубае. Летим немного нервно, потому что пытаемся вспомнить, что хорошего в России связано со словом Пешавар. На ум же приходят только война в Афганистане, талибы и тот факт, что именно из Пешавара 1 мая 1960 года вылетел самолет-разведчик У-2, сбитый советскими ПВО. В Пешавар прилетаем рано утром. Нам страшно.
Но страшно было недолго. После того как нас вполне вежливо пропустили через паспортный контроль, где российские паспорта не вызвали никаких подозрений (хотя нас и отметили в какой-то отдельной книжечке), мы поняли, что наши опасения оказались напрасными – забегая вперед, скажу, что редко в какой стране мира к нам относились более открыто и доверчиво.
Пешавар удивил с первой минуты. Выйдя сквозь таможню в здание аэропорта, мы увидели стену совершенно одинаково одетых людей – длинные рубашки, на головах – шапочки, которые мы видели в фильмах про моджахедов. И вся эта стена – сплошные мужчины.
Большинство населения Пешавара – административного центра Северо-Западной пограничной провинции Пакистана, на самом севере которой находилась конечная цель нашего путешествия, долина калашей, – пуштуны. Они, как известно, не признают границу между Афганистаном и Пакистаном (так называемую «линию Дюранда», проведенную британцами в 1893 году) и постоянно переходят из одной страны в другую. В этой части Пакистана исламские традиции особенно сильны, и все женщины сидят по домам, а если изредка и выходят на улицу, то закутанные с головы до ног в бесформенные одежды. Именно поэтому улицы в Пешаваре – полностью во власти одетых в длинные рубашки и безразмерные штаны мужчин и детей. Пройдя сквозь их ряды, мы были подхвачены гидом и увезены в гостиницу. На протяжении всего путешествия по Северо-Западной пограничной провинции мы ни разу не встретили человека, одетого по-другому. Даже в зеркале достоинства этой одежды, идеально подходящей для местного климата, мы
