Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями]

надеяться, что он будет счастлив: его жена — очаровательная женщина, нежная, умная, глубоко любящая Ваню, который, в свою очередь, горячо ей предан.

Все твои сестры и братья приезжали к свадьбе… Если нам и не доставало твоего присутствия, то мы были глубоко уверены, что ты разделяешь вполне нашу радость по поводу того, что будущее Вани так хорошо и прочно решилось. Твои сестры остались еще здесь на некоторое время. Нина с двумя детьми Наташи здесь, и я предлагала ей написать тебе, но она ленится… Правда, что здоровье ее не совсем удовлетворительно. Ты говоришь в последнем письме о твоей поездке в Париж; кому поручишь ты надзор за малюткой на время твоего отсутствия? Останется ли она в верных руках? Твоя разлука с ней должна быть тебе тягостна. Я тронута радостью, которую ты выражаешь по поводу моей надежды приехать навестить тебя; я не затрудню тебя необходимостью выезжать мне далеко навстречу и устрою тебе сюрприз, приехав в такую минуту, когда ты совсем не будешь ждать меня. Я твердо намерена выполнить мой план, если только позволят средства…

Я в восторге, дорогая Катя, от того, что ты продолжаешь чувствовать себя счастливою; уверенность в этом — для меня большое утешение. Да хранит тебя небо, и да пошлет оно тебе лишь дни счастья и покоя. Надеюсь, дорогая Катя, что твое пребывание в Париже не помешает тебе вспоминать меня и писать мне почаще. Я получила твое последнее письмо в самый день твоего рождения[89], ты знаешь, как я помню этот день. Я вознесла молитву к господу, дабы он хранил тебя всю жизнь.

Искренние пожелания твоему мужу, целую тебя и желаю вам обоим всех благ.

Наталия Гончарова»^{486}.

| |

22 мая 1838 года

А Наталья Николаевна, пользуясь случаем пребывания в Москве, пишет письмо в Опекунский совет на имя графа М. Ю. Виельгорского с просьбой о выкупе села Михайловского у сонаследников:

«Сего 22 майя 1838 года.

Ваше сиятельство граф Михаил Юрьевич.

Вам угодно было почтить память моего покойного мужа принятием на себя трудной обязанности пещись об несчастном его семействе. Вы сделали для нас много, слишком много, мои дети никогда не забудут имена своих благодетелей, и кому они обязаны обеспечением будущей своей участи, я со своей стороны совершенно уверена в Вашей благородной готовности делать для нас и впредь то, что может принести нам пользу, что может облегчить нашу судьбу, успокоить нас. Вот почему я обращаюсь к Вам теперь смело с моею искреннею и вместе убедительною просьбой.

Оставаясь полтора года с четырьмя детьми в имении брата моего среди многочисленного семейства, или лучше сказать многих семейств, быв принуждена входить в сношения с лицами посторонними, я нахожусь в положении, слишком стеснительном для меня, даже тягостном и неприятном, несмотря на все усердие и дружбу моих родных. Мне необходим свой угол, мне необходимо быть одной, с своими детьми. Всего более желала бы я поселиться в той деревне, в которой жил несколько лет покойный муж мой, которую любил он особенно, близ которой погребен и прах его. Я говорю о селе Михайловском, находящемся по смерти его матери в общем владении — моих детей, их дяди и тетки. Я надеюсь, что сии последние примут с удовольствием всякое предложение попечительства, согласятся уступить нам свое право, согласятся доставить спокойный приют семейству их брата, дадут мне возможность водить моих сирот на могилу их отца и утверждать в юных сердцах их священную его память.

Меня спрашивают о доходах с етого имения, о цене его. Цены ему нет для меня и для детей моих. Оно для нас драгоценнее всего на свете. О других доходах я не имею никакого понятия, а само попечительство может собрать всего удобнее нужные сведения. Впрочем и в етом отношении могу сказать, что содержание нашего семейства заменит с избытком проценты заплаченной суммы.

И так я прошу Попечителей войти немедленно в сношение с прочими владельцами села Михайловского, спросить об их условиях, на коих согласятся они предоставить оное детям своего брата, выплатить им, есть ли возможно следующие деньги, и довершить таким образом свои благодеяния семейству Пушкина.

Наталья Пушкина»^{487}.

24 мая 1838 года

Наталья Николаевна с сестрой и детьми уже были вновь в Яропольце, и мать, Наталья Ивановна, передавала от них привет в письме сыну Дмитрию.

25 мая 1838 года

Екатерина Дантес — Д. Н. Гончарову в Полотняный Завод.

«Париж, 25 мая 1838 г.

Давно уже собиралась я написать тебе, дражайший и славный Дмитрий, но всегда что-то мне мешало. Сегодня я твердо решила выполнить это намерение, заперла дверь на ключ, чтобы избежать надоедливых посетителей, и вот беседую с тобой. Я здесь с 5 мая и в восхищении и восторге от всего, что вижу. Париж действительно очаровательный город, все, что о нем говорили, не преувеличено, он прекрасен в высшей степени. И как можно сравнивать блестящую столицу Франции с Петербургом, таким холоднопрекрасным, таким однообразным, тогда как здесь все дышит жизнью, постоянное движение толпы людей взад и вперед по улицам днем и ночью, всюду великолепные памятники, красивейшие магазины. А рестораны, просто слюнки текут, когда проходишь мимо вкусных вещей, которые там выставлены. И потом — полная свобода, каждый живет здесь, как ему хочется, и никто ни единым словом тут его не упрекает.

Так как мы приехали сюда только для того, чтобы развлечься, посмотреть и познакомиться со всем тем, что в Париже есть любопытного и интересного, мы целыми днями бегаем по городу, но не бываем в светском обществе, потому что это отняло бы у нас драгоценное время, которое мы посвящаем достопримечательностям, свет — это до следующего приезда. Многие хотели непременно нас туда сопровождать, все с нами очень любезны, но мы им приводим те же доводы, что я тебе говорила выше. Удовольствия, которых мы однако себя не лишаем, это театры. Здесь их четырнадцать, так что, как видишь, выбор есть; я была почти во всех, но предпочитаю Комическую оперу и Большой оперный театр; к сожалению, я не видела итальянцев, которые играют здесь только до апреля месяца. Все вечера мы проводим или в театре или в концерте.

Я очень часто встречаюсь с г-жой де Сиркур[90], она очень добра и мила ко мне; каждое воскресенье она заезжает за мною, чтобы отправиться в посольскую церковь. Это настоящее счастье для меня, которая так долго была лишена православной службы, поэтому я этим воспользовалась и говела и причащалась, едва только приехала в Париж. Об этом я позаботилась прежде всего.

Здесь несметное количество русских: кажется, что после того, как их государь наложил запрет, они как бешенные стремятся в Париж. Я воспользовалась моим пребыванием здесь, чтобы заказать свой портрет[91], который у меня просила мать, я делаю это с большим удовольствием, хотя, признаюсь тебе, что позирование смертельно скучная вещь. А что поделываете вы, как себя чувствуете, когда же появится наследник? Ваня, я слышала, уже женат. На днях, как мне говорили, у его шурина Николая (Мещерского. — Авт.) пили за здоровье новобрачных, но я ничего об этом не знаю, я их не видела.

Прощай, дорогой друг, целую всех вас миллион раз.

Твой друг и сестра К. д’Антес де Геккерн»^{488}.

…Два письма двух родных сестер, которых так трагически развела судьба. Письма эти написаны из