рисунок с кратким описанием места, где ныне покоятся бренные останки Александра Сергеевича»{547}.
П. А. Осипова вскоре откликнулась на эту просьбу: было сделано несколько рисунков могилы Поэта в карандаше, к которым прилагалось краткое описание: «Место где могила в разстоянии от церкви 4 аршина от ската горы до могилы 2 шага — все место в поперечнике 4 сажени»{548} .
Еще раньше члены Опекунского совета граф Г. А. Строганов и граф М. Ю. Виельгорский несколько раз просили псковского губернатора А. Н. Пещурова направить «живописца для снятия вида с могилы Пушкина».
Псковский землемер И. С. Иванов, следуя поручению губернатора, выполнил рисунок и доставил его в Петербург. Работа его была одобрена и стала основанием для проектирования надгробного памятника Александру Сергеевичу.
Во французском посольстве состоялся новогодний бал, на котором в числе приглашенных был и Михаил Юрьевич Лермонтов, всего месяц назад,
6 декабря, высочайшим приказом произведенный из корнетов в поручики.
К слову сказать, на его стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен» стоит дата «1-е января», а в середине месяца оно уже было опубликовано в первом номере журнала «Отечественные записки» и подписано: «М. Лермонтов».
Сразу же после наступления 1840 года барон Луи Геккерн шлет Дмитрию Гончарову весьма любезное, дипломатичное, но жесткое письмо о его задолженности по выплате содержания Екатерине Дантес.
Трудно соразмерить суть этого письма с теми восторгами Екатерины Николаевны при описании легкой, беззаботной, обеспеченной жизни, какую вели Геккерны в Сульце, Париже, Баден-Бадене. Остается предположить, что, очевидно, и на этот раз «старик Геккерн» остается верен себе, то есть заметно искажает истину.
Барон Луи Геккерн — Д. Н. Гончарову.
«Париж. 2 января 1840.
Приехав в Париж по делам, я пользуюсь этой возможностью, так как она вряд ли представилась бы мне в Сульце, чтобы написать вам без ведома Катрин и ее мужа и чтобы поставить вас в известность о тех затруднениях, которые до сих пор мне удавалось скрывать от наших детей, но не удастся в дальнейшем, если вы не придете мне на помощь. Однако чисто отеческая привязанность, которую вы всегда питали к нашей славной Катрин, является мне порукой, что вы сделаете все зависящее от вас, чтобы не причинить ей горя, которое она испытала бы, узнав правду, в особенности теперь, когда она готовится стать матерью в третий раз. Мне очень нелегко быть вынужденным сделать этот шаг, обращаясь к вам, сударь, и если бы я не ценил по достоинству родственные чувства, доказательства которых Катрин не раз имела с вашей стороны, и в особенности если бы мною не руководило настойчивое желание избавить вашу сестру и ее мужа от всего, что могло бы им причинить малейшее огорчение, желание, которое, я совершенно уверен, вы со мной разделите, я конечно постарался бы избегнуть необходимости вам докучать.
Со времени моего отъезда из Санкт-Петербурга, события, происшедшие в моей стране, и обстоятельства, в силу которых мое правительство было вынуждено намного сократить количество своих чиновников, не дали ему возможности предоставить мне место. Таким образом, я вынужден был ограничиться только своими личными доходами, к ним я присовокупил 5000 рублей, которые вы обязались ежегодно выплачивать вашей сестре. Этого было достаточно, чтобы обеспечить скромную, правда, но приличную жизнь Катрин и ее мужу, и бог свидетель, что не было такой жертвы, которую бы я не принес, чтобы окружить моих приемных детей всем, что могло бы сделать их жизнь спокойной и приятной. Однако мне приходилось самым неукоснительным образом вести мои расчеты, и в особенности было необходимо, чтобы никакая недостача денег не нарушала моих планов. Но случилось обратное. Семья увеличилась, родились двое детей, и скоро появится третий, соответственно, увеличились мои расходы, тогда как вы оказались не в состоянии прислать Катрин условленную сумму. Я вошел в долги, срок погашения которых приближается и, признаюсь вам, у меня нет никаких возможностей их погасить. При таком трудном стечении обстоятельств, и опасаясь в особенности, как я вам сказал выше, сделать свидетелями моих затруднений тех, кто нам так дорог, я не поколебался воззвать к вашей дружбе, будучи совершенно уверен, что мой призыв будет услышан и что вы поймете мое положение.
За 1838 год остались невыплаченными 4000 рублей, также за истекший год — полностью 5000 рублей, этой суммы мне хватило бы, чтобы уплатить долги. Благоволите, следовательно, сударь, сделать все от вас зависящее, чтобы мне ее вручили. Я не требую процентов и буду счастлив, и я бы даже сказал — признателен, если, идя навстречу моему желанию, вы избавите меня от моих треволнений.
В случае, если, вопреки тому, что я ожидаю, вам будет абсолютно невозможно собрать всю сумму полностью, я осмеливаюсь рассчитывать на все ваше старание прислать мне бо?льшую часть, а остальное как только вам представится к тому возможность. Прошу извинить мою настойчивость, но вы найдете ее обоснованной, учитывая срочность дела.
Будьте добры ответить мне в Париж в адрес г-на С. Дюфура № 1а, улица Вермейль, чтобы ваша сестра и не подозревала о вашем письме, что неизбежно случилось бы, если бы вы адресовали ваш ответ в Сульц.
Примите, сударь, выражение моих самых дружеских и преданных чувств.
Б. де Геккерн»{549}.
20 января 1840 года Данзас, служивший на Кавказе, приехал в Петербург в отпуск, данный ему на 4 месяца. Но отпуск этот слишком затянулся, и Константин Карлович возвратился в полк только 1 декабря.
Именно в этот период секундант Пушкина подробно рассказывал историю дуэли тем, кто оказался в Никольском — имении князей Голицыных, назвав составителями анонимного пасквиля князей Ивана Сергеевича Гагарина и Петра Владимировича Долгорукова. По поводу последнего писал в свое время и П. И. Бартенев: граф В. Ф. Адлерберг рассказывал ему об одном из великосветских вечеров 1836–1837 гг., на котором Долгоруков, стоявший позади Поэта, «подымал вверх пальцы, растопыривая их рогами».
Князь Долгоруков, как, впрочем, и Дантес, используя один и тот же условный жест за спиной у Пушкина, явно в сговоре с другими, внешне оставаясь в рамках приличия, вел свою подлую игру. Князь В. Ф. Одоевский на страницах дневника написал, что «даже не пускал к себе в переднюю таких негодяев, как Петр Долгорукий!», что Пушкину «анонимные письма писал тот же Долгорукий, бывшие причиной дуэли».
Много лет спустя младшая дочь Поэта скажет историку М. И. Семевскому:
«Авторами писем мать моя всегда признавала кн. Петра Владимировича Долгорукова, которого называли bancal (кривоногим. —
В свете еще долго бытовало мнение о причастности Гагарина и «косолапого князя Долгорукова», как назвал его А. И. Тургенев, к анонимным письмам на имя Пушкина, хотя проведенные впоследствии графологические экспертизы этого не подтвердили…
В конце января 1840 года поэт Евгений Баратынский, собираясь в столицу, писал своей матери из Москвы:
«…Завтра я уезжаю в Петербург… Вот уже 15 лет, как я не бывал в Петербурге, и 15 лет, как не
