себе, в штанах чего-то — чую…
А я не удивляюсь.
— Точно, — говорю, — и ты, — я предполагаю, — штаны ты расстегнул и во-о, во-о-о, во-о-о-от такого вот угря оттуда выудил!
— Верно, — отвечает, — а как ты догадался? Только это там не угорь угнездился, а минога, стерва, присосалась… Но какая ж эта рыба, — говорит, — ежели она на червяка с глазами смахивает, пусть она и метр будет… а лучше — полтора… Но это еще что! Ты не представляешь, какие еще чудища под водой встречаются; это если бы оттуда, где я был, да туда бы, где еще я не был и куда вообще добраться невозможно…
Всё, думаю, таки ж мы добрались. Еще и первый литр до конца не усидели, а уже вот-вот до летающих тарелок на двоих напьемся, до зеленых человечков мы на четверых налижемся. Почему на четверых? Да потому что у меня от этих рыбьих россказней уже в глазах двоится, чтобы не сказать бы раздвояется.
Хорошо еще, что мой метроворостый дог (в холке — во-о-о, во-о-о-от такой вот метр) — хорошо хоть он по будням крепче пива ничего не пьет, а не то бы нам на шестерых считать привиделось.
А еще намного лучше, что моя супруга доктором на «неотложке» сутками работает, а иначе бы сегодня мы на восьмерых — представляю, как бы мы на восьмерых мудрить намучились…
Я не удержался. Я приятеля перебиваю:
— Слушай, — говорю, — а зачем вообще куда-то ехать, чтоб ширинку расстегнуть, чтобы червячка оттуда вытянуть?
А приятель на меня жутко разобиделся. Он же всё всерьез присочиняет — ну а я-то же ему всё шуточки шучу…
Он обиделся, но я растолковал, что не то ему я подразумеваю, а совсем другое, что по мне, чем так куда-то ездить, проще рядом на канал пешком сходить, на закуску окуней надергать.
Я всё растолковал, а он мне заявляет, что еще гораздо проще не в канал, а сразу в унитаз удочку закинуть, потому как в тех же сточных водах всё едино ничего не водится.
— Спорим? — говорю.
— Спорим, — отвечает.
— В самом деле спорим? — говорю.
— В самом деле спорим, — отвечает.
— Прямо сразу спорим? — говорю.
— Прямо с ходу спорим, — отвечает, — тут же сразу сто рублей плачу, ежели на самом деле ты в канале хоть одну; ну хоть какую, ну хотя бы даже вот такусенькую ты рыбешечку поймаешь!
— Ладно, — говорю, — хоть какую-никакую, но я ее поймаю, но тебе за эти сто рублей самому есть ее придется!
— Ладно, — отвечает, — не придется, но за эти деньги съем; но если не поймаешь…
— Даже если не поймаю, — говорю, — мы с тобой на них еще бутылку купим, потому что всё равно мы их в конце концов пропьем… Верно? — говорю.
— Точно, — отвечает, — а как ты догадался?
А чего гадать, ежели мне с самого начала ясно, что хоть так, хоть сяк, а платить приятель будет.
На этом и сошлись. Сказано — собрались. На наживку пару тараканов прихватили. Правда, не своих — тараканов у соседей одолжили, у них они уловистей.
От меня и до канала — три минуты хода. Ну, пять, но мы дошли за десять. Но таки ж дошли, у Сенного мостика под деревья встали. Там как раз во-о-от такая вот труба выходит. Канализационная.
Но зато места вокруг! — исторические…
И вы представляете: я как только удочку забросил, так почти что сразу рыбина ка-а-ак клюнет! Батюшки, смотрю, да ведь это ж окунь — да еще какой! Метр не метр, но грамм на триста тянет, но полоски у него не поперек, а вдоль — и в тенечке светятся…
Я второй раз удочку закинул. И вы представляете: я ж опять буквально с ходу же второго экземпляра подцепил! Только не на триста грамм, а на все четыреста, и полоски у него не вдоль, не поперек, а в клеточку на свету мерцают…
А третий раз я удочку забрасывать не стал. Потому что у меня тараканы кончились, а без них ловить тут, если честно, нечего.
Но это тут, а вот если дальше по течению пройти, то вот там, вы представляете, там места такие! такие! что мутанты там исключительно на окурки ловятся. Но только не на все; а в особенности там на «беломор» клёво получается.
Но это еще что, а вот ежели еще чуть-чуть подальше по каналу прогуляться…
А вообще история не шуточная получилась, а почти правдивая. К тому же с продолжением. Потому что мы потом еще бутылку взяли и под это дело окуней натуральным образом зажарили.
Догу я на пробу предлагать не стал, у животного желудок деликатный. А приятель ничего, сожрал, а я, чтобы тему поддержать и чуток ее расширить, я ему для аппетита байку рассказал. Про кота, который вместо рыбы на крючок попался, и про боцмана, который из-за этого кота с перепою помер.
Жил-был боцман. Боцман был как боцман — как мужик из рейса приходил, так он дома непременно напивался. А жил он в коммуналке во дворе-колодце на последнем этаже при одном соседе. И однажды с ним на пару за полночь он до того нарезался, что решил сейчас же порыбачить. Вот приспичило ему здесь же сразу, с места не сходя, ну хоть кого, ну хотя бы даже кошака смеху ради выловить.
Раз приспичило — дело немудреное. Боцман спиннинг взял, ветчиной крючок побольше наживил и прямо из окна во двор забросил.
Кот немедля клюнул. А боцман потащил. Вот вообразите: боцман тащит, кот на леске вдоль по стенке трепыхается, в окна по дороге бьется, жутким ором на весь двор ормя орет… а время за полночь, а тьма кругом кромешная, а фулюганы балують…
Вообразили? Точно, самое что ни на есть светопреставление. Но пока вы это представляли, а честное население спросонья караул кричало, боцман под карнизом кошака подсачил, сачком его в квартиру заволок — и в итоге весь народ ничего не понял.
А в квартире глянул боцман на кота — и горючими слезами прослезился. Котик страшненький, тощенький, драненький — и в придачу черный. И настолько жалко стало мужику скотину неповинную, до того он пожалел зверюшку невезучую, что сперва животное он от крючка избавил, а затем остатки коньяка он у соседа отнял — и в кота его во искупление залил.
А сосед из-за того навсегда обиделся.
А кошак из-за всего, вероятно, тоже. Потому как только он из сачка на волю выбрался…
Ладно боцману он рожу разукрасил, ладно всё что бьется вдребезг переколотил, ладно даже телевизор грохнул. Но когда еще и люстра с четырехметровой высоты хрусталем по полу мелким брызгом брызнула!
Вот тогда уже и боцман развернулся.
И вот тут оно и началось.
Боцман как сачок рыбачий хватанул, ка-а-а-ак пошел по стенам за котом носиться! как давай они на пару бить-крушить куда кто промахнется, кому что подвернется! Боцман матом всеблагим орет, кот ему истошным мявом вторит; всё вокруг гремит, всё кругом трещит, ничего никто не разбирает, кто кого гоняет, не понять… словом, мать и перемать.
И пока входную металлическую дверь боцман головой нечаянно не вышиб — даже и тогда мужик не сразу на пол лег. А кот тогда как сгинул. А боцмана в больницу увезли с переломом ребер и бедра и ушибом кости головного мозга.
Погодите, это всё не всё. Боцмана ж обратно возвратили. Во-о-от такого вот всего загипсованного.
А он, как один смешной писатель некогда говаривал, через это горько заскучал. Поначалу-то он просто горько заскучал, но затем мужик ну до того лежмя лежа замаялся, что с тоски чуть было книжку не прочел. Без цветных картинок.
Но потом ему сосед за водкой сбегал.
Он за ней не просто так сходил. И не потому, что боцман так его упрашивал, что еще и пригрозил
