было обнять и держать. А я забыла.
— Опал! — окликнул пастор.
Я подняла голову. Пастор и Глория стояли на крыльце. А рядом стояли Данлеп и Стиви Дьюбери.
— К тебе гости, — сказал пастор.
— Мне никто не нужен, — отрезала я.
— Иди-ка сюда. — Глория говорила твердо и светила на меня фонариком. Я подошла к крыльцу, и она протянула мне фонарик.
— Поговори-ка с этими ребятами, — велела она. — Скажи им, что рада их видеть и скоро вернешься. Найдешь свою собаку и вернешься.
— Привет. Я рада вас видеть. Я вернусь, как только найду Уинн-Дикси.
Стиви только пялился на меня, раскрыв рот, зато Данлеп быстро спросил:
— Тебе помочь?
Я покачала головой. Только бы не заплакать.
— Пойди-ка сюда, детка, — сказала мне Глория Свалк. Она притянула меня к себе, прижала и шепнула на ухо: — Того, кто хочет уйти, все равно не удержать. Понимаешь? Нужно просто любить того, кто рядом. Особенно, пока он рядом.
Она обняла меня еще крепче.
— Ну, удачи вам.
И мы с пастором сбежали с крыльца — под ливень.
— Удачи! — донесся с кухни голос мисс Фрэнни.
— Эта собачка не потерялась, — громко, почти крича, объясняла кому-то Плюшка-пампушка. — Она слишком умная. Она не может потеряться.
Я оглянулась, и последним, кого я увидела, был Данлеп Дьюбери. Фонарь, висевший над крыльцом, освещал его бритую голову. И мне стало жалко, что он стоит там, в пучке света, совсем лысый. Данлеп увидел, что я обернулась, и помахал. Но я не помахала в ответ.
Глава двадцать четвертая
ы с пастором шли и звали Уинн-Дикси. Дождь оказался очень кстати, потому что я ревела, а слез видно не было. Я плакала, плакала и беспрестанно звала Уинн-Дикси.
— Уинн-Дикси! — всхлипывала я.
— Уинн-Дикси! — кричал пастор. А потом свистел — громко и протяжно. Но Уинн-Дикси не появлялся.
Мы обошли весь центр городка. Побывали у дома Дьюбери, у Мемориальной библиотеки имени Хермана У. Блока, у желтого домика Плюшки-пампушки, у зоомагазина «Питомцы Гертруды». Мы дошли до дома и заглянули под наш трейлер. Потом искали возле баптистской церкви Распростертых Объятий. Прошли вдоль железнодорожных путей к автостраде номер пятьдесят. Машины неслись мимо нас сплошным потоком, и их красные огоньки недобро помигивали.
— Папа, а вдруг его сбила машина?
— Опал, — сказал пастор, — не надо придумывать всякие страсти и переживать, словно это уже случилось. Единственное, что сейчас надо делать, — продолжать поиски.
Мы шли и шли. Я принялась мысленно составлять список из десяти фактов, которые я знала о Уинн-Дикси. Чтобы написать большие объявления и развесить по всем столбам в нашей округе. Чтобы люди помогли мне найти Уинн-Дикси.
Во-первых, он патологически боится грозы.
Во-вторых, он любит улыбаться, показывая все зубы сразу.
В-третьих, он очень быстро бегает.
В-четвертых, он храпит во сне.
В-пятых, он умеет ловить мышей, причем не душит их, а оставляет в живых.
В-шестых, он любит со всеми знакомиться.
В-седьмых, он любит арахисовое масло.
В-восьмых, он терпеть не может оставаться один.
В-девятых, он любит сидеть на кресле и спать в постели.
В-десятых, он с удовольствием ходит в церковь.
Я перебирала пункты моего списка снова и снова. Я заучила его наизусть — как в свое время заучила десять фактов, которые пастор рассказал о маме. Я делала это, чтобы — если вдруг Уинн-Дикси не найдется — я смогла сохранить о нем память… Но одновременно я поняла и то, что раньше мне вовсе не приходило в голову. Этот список даже приблизительно не передает, каков Уинн-Дикси на самом деле. Так же, как десять фактов про маму никогда не позволят мне узнать, какая она на самом деле. И от этого мне хотелось плакать еще больше.
Мы искали долго. Наконец пастор сказал, что хватит.
— Но, папа, — возразила я, — ведь Уинн-Дикси где-то здесь. Мы не можем его бросить.
— Опал, мы обыскали все, что могли. Сделать больше — уже не в наших силах.
— Неужели ты оставишь его на произвол судьбы?
— Не спорь со мной, Индия Опал.
Я замолчала. Просто стояла и смотрела на пастора. Дождь иссяк и моросил уже потихоньку.
— Нам пора, — сказал пастор.
— Нет. Ты иди, если хочешь, а я буду искать дальше.
— Опал, — очень мягко сказал пастор, — пора признать, что наши поиски потерпели неудачу.
— А ты всегда готов сдаться! — крикнула я. — Ты же так привык! Втянешь голову в свой дурацкий панцирь и сидишь там. Ты, наверно, даже маму не искал, когда она убежала. Просто дал ей убежать, и все!
— Доченька… Я не мог ее остановить. Я пытался. Думаешь, я не хотел, чтобы она была с нами? Думаешь, я не мучаюсь, не страдаю без нее? — Он широко раскинул руки, а потом вдруг уронил их бессильно. — Я пытался ее удержать. Пытался.
И вдруг он заплакал. Представляете? Пастор плакал. Его плечи вздрагивали, он всхлипывал…
— И не думай, что уход Уинн-Дикси для меня не потеря. Я тоже люблю этого пса. Очень люблю.
— Папа. — Я подошла, обняла его за пояс, прижалась. Он весь дрожал от рыданий. — Ну, ничего… все будет в порядке… не надо… не плачь… — Я утешала его, как маленького ребенка.
Мы стояли в обнимку, чуть покачиваясь. Наконец; пастор перестал вздрагивать, но я все не разнимала рук. И вот, наконец, набравшись храбрости, я задала вопрос, который сидел во мне давным- давно. Я прошептала:
— Как ты думаешь, она когда-нибудь вернется?
— Нет, — ответил пастор. — Думаю, не вернется. Я надеялся, молился, мечтал об этом все годы. Но теперь знаю — она не вернется.
— Глория говорит: никого нельзя удержать. Можно только любить того, кто у тебя есть. Пока есть.
— Она права, — кивнул пастор. — Глория Свалк совершенно права.
— Но я не готова отпустить Уинн-Дикси, — сказала я, поймав себя на том, что на миг позабыла о нем — из-за разговора о маме.
— Мы будем его искать, — ответил пастор. — Мы вместе, ты и я. А знаешь, Индия Опал, я вдруг
