Столица Мадагаскара называется Антананариво — «стоянка тысячи воинов». Местные жители обычно говорят просто Тана. Город основан в 1610 году, и с тех пор разросся настолько, что от южного автовокзала до северного часа два ходу. Центр выглядит довольно симпатично: мощеные улочки взбираются к старинным
Эта часть Высоких Плато издавна населена племенем мерина (ударение на второй слог). Они свысока смотрят на всех прочих. Сделать карьеру в Тане выходцу с побережья очень нелегко.
У туристов особой популярностью пользуется дворец королевы Ранавалоны Первой, правившей в середине XIX века. Она страдала паранойей и запытала до смерти тысячи людей. За 33 года ее правления население страны сократилось на четверть.
Гулять по городу непросто: мне постоянно приходится следить, чтобы Мари не попала с непривычки под машину и чтобы у нее не украли висящую на плече сумку с камерами. Вообще-то воруют на острове поразительно редко, но в результате моих внушений о важности и ценности аппаратуры бедняжка ходит, вцепившись одной рукой в ремень сумки. В другой руке у нее блокнот и карандаш. Сообщая ей новое английское слово, я обязательно стараюсь его написать — так оно запоминается легче и без ошибок. Окружающим я теперь представляю девушку как свою секретаршу.
Приходится купить Мари кой-какую одежду. Прежние хозяева выдали ей в дорогу только запасную юбку, сменные трусики, пластиковые клипсы, ожерелье из собачьих клыков, зубную щетку и полусгнившее одеяло, которое мы выкинули на следующий день. В моих футболках и шортах она смотрится несколько подозрительно. Никогда бы не подумал, что мне придется учить взрослую девушку застегивать лифчик. Хорошо, что хотя бы косметика ей ни к чему, иначе пришлось бы с друзьями интернет-конференцию устраивать. Еще лучше, что продавщицы в магазинах Таны обычно не понимают по-английски. Моя лекция о предназначении некоторых предметов личной гигиены наверняка вошла бы в местный фольклор.
Познакомив Мари с городскими чудесами вроде мороженого, компьютера и железнодорожного вокзала (на который, впрочем, поезда не приходят уже лет тридцать), я беру нам билеты на самолет до озера Алаотра. Туда меньше ста километров, но ехать два дня, а нам плохие дороги уже надоели. К тому же мне хочется прокатить Мари на самолете. Обходится удовольствие всего в червонец: Air Mad периодически продает билеты на двоих за цену одного, а у меня еще и 50 % скидки на местные линии, потому что я прилетел их рейсом из-за границы.
Как-то непривычно попадать на самолет, не предъявляя паспорт, не проходя металлоискатель и даже формальный шмон.
Алаотра — самое большое озеро на острове. Обширные болота на южной стороне — единственное место в мире, где леса нет, а лемуры водятся. Тут обитает особый подвид серого бамбукового лемура, живущий в густом тростнике. В озере и впадающих в него реках интересно понырять: это один из последних уголков, где сохранились необыкновенно яркие пресноводные рыбки Мадагаскара. В большинстве рек они вымерли из-за загрязнения воды илом с быстро размываемых безлесных склонов.
Вернувшись в Тану, мы едем по основной дороге на восток. Автобусы и маршрутки в этом направлении перестают ходить часам к пяти, но по трассе движется множество грузовиков, так что попутка ловится за пару минут.
До национального парка Андасибе-Мантадиа ехать совсем близко, поэтому там полно туристов, но публика не особенно подготовленная. Они выползают из отелей только днем, а с раннего вечера до утра лес в нашем полном распоряжении. В парке множество интересной живности, от крошечных лягушат, прячущихся в основаниях листьев панданусов, до изумрудно-зеленых хамелеонов почти в метр длиной. Все это для специалистов: простые туристы приезжают смотреть индри.
Индри — самые большие из уцелевших лемуров. В старину охотиться на них было фоди: считалось, что души индри впоследствии вселяются в новорожденных детей. Хвоста у индри почти нет, уши лохматые, а расцветка черно-белая, почти как у панды. Крупные лемуры вообще все очень ярко окрашены — наверное, вымершие гиганты были еще красивее. Индри могут прыгать с дерева на дерево на расстояние в десяток шагов, но большую часть дня они проводят сидя, как коалы, на стволах или толстых ветках и пережевывая листья. Время от времени вся группа (до десятка индри) начинает петь. Оказываться в кругу поющей семьи не рекомендуется: уши закладывает. Свистящие крики разносятся на несколько миль, с дальних холмов отвечают другие группы, и перекличка может затянуться на несколько минут. Красиво необыкновенно.
Я не только закачиваю в бедную Мари непосильный объем информации, но и сам узнаю у нее много интересного. Учусь хорошим манерам: подарок или еду в ресторане полагается принимать правой рукой, левой держа ее за запястье; со стариками надо обязательно здороваться, и так далее. Запоминаю слова мальгашского языка (диалекты не очень сильно различаются). Ну и всякие живописные детали местной жизни: например, что аборты тут делают с помощью крапивного отвара, как в старину на Руси.
Мы решаем подняться по тропинке, ведущей на гребень горного хребта в соседнем заповеднике Маромизаха. Высота там почти два километра, склоны покрыты мокрым, замшелым облачным лесом с множеством орхидей на ветвях. В основном они цветут в феврале, в разгар сезона дождей, но и сейчас много цветов. Место совершенно безлюдное, а вид на спускающиеся к морю отроги плато — пожалуй, самый лучший на Мадагаскаре.
Начинается дождь. Мы пытаемся переждать его под наклонным стволом огромного старого ногоплодника. Но ливень не утихает, и вскоре оказывается, что вот-вот стемнеет. Приходится ночевать в палатке. Мой спальник вообще-то не рассчитан на холодные ночевки, тем более под проливным дождем. Если бы не Мари, я бы там совсем замерз. На рассвете дождь кончается, мы просыпаемся от криков индри, спускаемся к шоссе и едем на побережье греться.
Тоамасина — второй по величине город на острове. Секс-туристов столько, что довольно много людей на улицах явно смешанного происхождения. Но бесплатной клубнички тут уже не найдешь — надо или платить наличными, или брать девушку на долговременное содержание. В отеле, где мы остановились, многие французские жертвы кризиса среднего возраста живут уже по многу лет. В каждом магазине или кафе на стене обязательно висит здоровенный рулон презервативов, которые покупателям отмеряют портняжным метром.
Мы развешиваем по комнате палатку, спальник и мокрую одежду. Но высушить нам ничего не удается даже с помощью вентилятора. Я нахожу офис Air Mad, меняю билет в Найроби на более позднюю дату (это бесплатная процедура) и беру два билета на следующий день в национальный парк Масоала. Потом заходим в интернет-кафе: пора учить Мари пользоваться компьютером.
Вечером мы спускаемся в ресторан поужинать. За наш столик подсаживается лысеющий месье в гавайской рубашке и гомосековских шортиках. После обмена любезностями он представляется владельцем дайвинг-центра и с заговорщическим видом переходит на английский:
— Где ты такую клевую девочку нашел? Она не местная.
— Где нашел, там больше нет, — улыбаюсь я.
Мари делает вид, что не понимает ни слова, но в глазах у нее черти пляшут.
— Она из сакалава, с западного берега, — продолжает француз, — ты ее купил, наверное?
— В каком смысле? Это моя секретарша.
— У нас тут у всех секретарши, — хихикает он, — слушай, продай ее мне, а?
— У тебя столько денег не наберется.
— У меня? Да я тебе тысячу долларов могу за нее дать.
Мари бледнеет. Сумма даже для города весьма приличная, а там, откуда она родом, о таких деньжищах и не слыхивали.
— Нет, — говорю я.
— Две тысячи? Три? Назови цену!
Я вежливо прошу его уйти из-за нашего столика. Но он не унимается, и приходится нечаянно вылить горячий чай ему на шорты.
После этого Мари начинает задирать нос: еще бы, за нее можно половину округа Амик купить! А я
