опричнины.
Если подвести итоги второму периоду реформ Избранной рады, то придется отметить, что в 1555– 1560 гг. правительство в большей мере проводит линию на осуществление требований широких кругов феодалов, чем в предшествующий период. Неудача попыток решить земельный вопрос за счет ликвидации монастырского землевладения поставила на очередь вопрос о наступлении на земельные богатства феодальной аристократии. На развалинах системы кормлений, являвшейся оплотом власти княжат и бояр на местах, созданы были дворянские и посадско-черносошные органы местного управления. Старый территориально-дворцовый центральный аппарат власти с Боярской думой во главе вынужден был уступить свои позиции дьяческой приказной администрации. Уложением о службе и другими военными реформами строго регламентировались служилые обязанности всего без исключения служилого класса. Дворянская петля постепенно затягивалась все туже и туже вокруг родовитой знати.
Эти процессы нашли отчетливое выражение и в официальном летописании середины XVI в. Созданный, вероятно, в канцелярии Алексея Адашева Летописец начала царства (1553 г.) подвергся около 1558 г. сильной правке и пополнению новыми текстами. Основной смысл редакционной работы сводился к усилению антивельможных выступлений, хотя общее стремление сохранить компромиссный характер правительственной политики осталось и в редакции 1558 г.[1877]
В 1560 г. правительство Алексея Адашева пало. Обстоятельства, приведшие к отстранению от власти Избранной рады, сводятся к следующему. Еще после мартовских событий 1553 г. при дворе пошатнулось влияние Сильвестра, близкого к окружению старицкого князя Владимира. В политике второй половины 50-х годов все более проявлялось стремление обеспечить интересы дворянства. В январе 1558 г. началась Ливонская война. Борьба за Прибалтику отвечала потребностям как дворянства, рассчитывавшего на новые земельные приобретения, так и городов, которым открывались новые возможности расширения экономических связей с другими европейскими странами[1878]. Энергичным сторонником войны за Прибалтику был и сам Иван IV. «Он, — говоря словами К. Маркса, — был настойчив в своих попытках против Ливонии;
Боярская группировка внутри Избранной рады, которую поддержал во внешнеполитическом вопросе А. Адашев, настаивала на продолжении продвижения на восток и на юг. Земельные приобретения на юге должны были укрепить экономические позиции феодальной аристократии, а союз с польско-литовским магнатством мог привести к упрочению и политического влияния боярства в стране[1881].
Резкие разногласия в придворной среде обнаружились уже буквально накануне Ливонской войны, во время переговоров в Москве с ливонскими представителями. Разбор дневника и отчета Томаса Хорнера, проделанный шведским историком Свенссоном, показывает различие позиций А. Адашева, противника войны с Ливонией, и сторонника «военной партии» дьяка Посольского приказа И. М. Висковатого. Даже первый (зимний) поход в Ливонию в январе — феврале 1557 г. не положил конец дипломатическим переговорам и стремлениям группировки А. Адашева добиться мирного исхода конфликта. Падение Нарвы (12 мая 1558 г.) привело к временному торжеству в Москве «военной партии»[1882]. Однако после целого ряда побед, воспользовавшись посреднической миссией датского короля, А. Адашев и его единомышленники настояли на заключении в 1559 г. перемирия[1883].
Благодаря этому перемирию ливонские феодалы получили передышку, которой воспользовались, чтобы заключить соглашение с польским королем Сигизмундом II Августом[1884]. Неудачей окончился и предпринятый Даниилом Адашевым (братом Алексея) в феврале 1559 г. поход на Крым[1885].
Внешнеполитический курс Избранной рады, конечно, содействовал охлаждению Ивана Грозного к А. Адашеву[1886]. Вскоре нашелся и повод, которым воспользовались противники Адашева, чтобы нанести ему решительный удар.
Осенью 1559 г. во время поездки с Иваном IV в Можайск тяжело заболела царица Анастасия[1887]. Возвращаясь в Москву, царь поссорился с Сильвестром[1888]. Возможно, уже тогда «шурья» Ивана IV Юрьевы как-то старались скомпрометировать царского духовника. Так или иначе, но, «видивши своих советников ни во что же бывши», Сильвестр «своею волею отоиде в Кирилов монастырь»[1889] .
В мае 1560 г. в Ливонию был отправлен Алексей Адашев[1890]. Здесь его назначили третьим воеводой большого полка (после князя И. Ф. Мстиславского и М. Я. Морозова)[1891]. При непосредственном участии Адашева 30 августа была взята крупная крепость Вильян[1892]. Трудно сказать, была ли опалой посылка Адашева в войско, но, вероятно, в ней можно увидеть первое предзнаменование царской немилости.
17 августа 1560 г. умерла царица Анастасия. Тогда-то и разразилась гроза. Прежде всего царь велел оставить во взятом городе Вильяне Алексея и Даниила Адашевых, а не И. И. Плещеева, как намечал И. Ф. Мстиславский[1893]. Это уже было явной опалой[1894]. Здесь Адашев, по словам Курбского, пробыл «немало время». В Москве в это время противники Адашева обвинили его в отравлении царицы[1895]. Тогда опального временщика сослали в Юрьев Ливонский[1896].
В сентябре — октябре 1560 г. родовые, приданые и купленные вотчины Алексея и Даниила Адашевых в Костровском и Переяславском уездах были отписаны в царскую казну, а вместо них Алексей Адашев получил «за опалу» земли в Бежецкой пятине[1897]. Подобная «мена» вотчинных земель была уже одним из предвестников опричных мероприятий.
Примерно через два месяца после приезда в Юрьев Адашев умер от «огненного недуга». Только неожиданная смерть избавила его от мучительной казни, ибо царь уже послал в Юрьев человека «убити» его. А. П. Телятевский позднее в Юрьеве по поручению царя производил тщательный розыск об обстоятельствах смерти Адашева[1898].
Почти одновременно с опалой, постигшей Алексея Адашева, осифлянские противники Сильвестра добились его осуждения и ссылки в Соловецкий монастырь, где он и умер во всяком случае до 1570 г.[1899]
Новая волна репрессий постигла сторонников Адашева в 1562 г. Именно тогда был насильно пострижен в монахи боярин Д. Курлятев[1900], в опалу попали князья М. И. и А. И. Воротынские, князь И. Д. Бельский, боярин В. В. Морозов. Казнены были Даниил Адашев, братья жены Алексея Адашева Сатины и его дальний родич И. Ф. Шишкин[1901].
Наступало время, когда, говоря словами Пискаревского Летописца, «почал множитца грех земской и опришнина зачинатися»[1902].
На самом пороге опричнины, 15 января 1562 г., издается закон о княжеском землевладении. Являясь по форме развитием указа 11 мая 1551 г.[1903], новый приговор показывал, что правительство решило поставить вопрос о землевладении княжат более решительно, чем это делала Избранная рада. Приговором 1562 г. запрещалось всем служилым князьям продавать, менять и давать «в приданые» их вотчины под угрозой конфискации отчуждаемой земли. В случае отсутствия
