написанию книги. Мы считаем, что именно эти два аспекта могут быть наиболее интересны для российских читателей. На протяжении столетий именно в этих аспектах судьба Польши сильнее всего была переплетена с судьбой России. Невозможно обойти ни одного важного эпизода истории этих отношений. Когда мы писали для польского читателя, не имевшего отношения к повседневной жизни ПНР, мы не ощущали никакого противодействия, описывая польско-российские отношения. На нас не оказывалось никакого нажима с целью заставить что-то особо подчеркнуть, а что-то смягчить. В результате, как нам представляется, мы смогли освободиться от антирусского комплекса, который всегда тяготел над авторами при написании истории Польши. Эти чрезвычайно сложные и исполненные драматизма отношения не стали стержнем книги. Перечитывая ее спустя годы и думая о наших новых читателях, мы не испытывали опасений: старались правдиво изложить историю, а не вступать с кем-либо в полемику.
Это не исключает того факта, что наши представления об истории Польши, а также о роли в ней России и СССР могут в ряде случаев отличаться от взглядов наших читателей. Нас не пугают эти разночтения, поскольку мы уверены в необходимости открытого и смелого изложения фактов, интерпретаций и убеждений. Ничто так не повредило нашим взаимоотношениям, как официальная ложь. Мы также надеемся на дискуссию, касающуюся не только двусторонних отношений, но и более обширной проблемы, связанной с принятым нами разграничением западной и русской цивилизации. Мы имеем в виду не только новейшую историю. «История Польши» по-прежнему остается в центре спора о судьбах и идентичности Восточной Европы, в котором весьма существенную роль играла, начиная с XVIII в. экспансия России.
В польской историографии нередко подчеркивалось, что хотя Российское государство и являлось врагом Польши, в отношениях между русскими и поляками преобладали симпатия и сотрудничество. Эта тенденция преследовала благородные цели, но не могла заслонить прозаической реальности — длительного господства над Польшей сначала Российской империи, а затем Советского Союза. Притягательность для поляков русской культуры, о которой так хорошо написал Чеслав Милош, не исключала неприятия той дружбы, которую воспевала официальная пропаганда. Устранение фальсификаций может лишь способствовать взаимопониманию и настоящей дружбе. И то, и другое имело место даже в самые трудные времена, о чем свидетельствуют многие исторические исследования, совместно проводимые историками обеих стран. Наша «История Польши» только обозначает некоторые проблемы, требующие более пространного изложения. Поэтому мы надеемся на начало диалога.
Описывая историю государства и народа, мы придавали особое значение последовательному изложению начиная с X в. В нашей книге тщательно прослеживается то, как происходили территориальные изменения и подчеркивается историческое значение переноса границ на востоке и на западе. Особое место уделяется проблеме сохранения нации в период, когда не существовало государства, как в XIX в., либо когда оно обладало ограниченным суверенитетом, как это было во второй половине XX столетия. Мы сознаем, что вопрос о наличии или отсутствии государственности остается под пристальным вниманием поляков уже на протяжении двухсот лет. Возможно, это указывает на глубоко укоренившийся комплекс и неуверенность в собственной национальной идентичности. Заметим, однако, что эти явления вообще характерны для стран, развивающихся на пограничье цивилизаций.
Исходные тезисы довольно просты. Польша возникает как государство в границах латинского христианства и может рассматриваться как «молодая Европа». Ее расцвет по времени совпадает с формированием сегодняшнего облика европейской цивилизации. В этом процессе Польша участвует со своим особым «проектом». Его неудача влечет за собой упрочение ее периферийности и последующую катастрофу. Выдвигая это соображение, мы полемизируем с упрощенным представлением о разделении на Восток и Запад. Польша была и остается действующим лицом и на том, и на другом пространстве.
Мы разделили историю Польши на следующие эпохи: рождение и рост, расцвет и упадок, зависимость и сопротивление. Мы не забывали о необходимости указать на различия в характере государства при непрерывном развитии культуры. Первую часть написал Михал Тымовский. Верхняя граница этой эпохи условна, но мы определили ее рубежом XV и XVI столетий, приняв во внимание становление новой формы государственного устройства. Вторая часть, автором которой является Ян Кеневич, охватывает эпоху Речи Посполитой. Здесь в качестве переломного пункта мы обозначили 1815 г., когда казалось, что все европейские государства согласились с положением, установленным державами, принявшими участие в разделах Речи Посполитой. Идея третьей части, автором которой выступает Ежи Хольцер, основывается на убеждении, что польская нация формировалась в упорном стремлении освободиться от иностранной зависимости. Хотя зависимое положение Польши стало явным уже в начале XVIII в., а в отдельные периоды на протяжении XIX–XX вв., напротив, существовало польское государство, обладавшее различной степенью суверенитета, именно Венский конгресс создал такой европейский порядок, при котором суверенная Польша не являлась обязательным элементом. Бунт против диктата великих держав, закрепившего результаты разделов, решительным образом определил судьбу поляков в XIX столетии. Решения Версальской конференции (1919), как оказалось, не стали окончательным решением вопроса, независимое существование Польши не рассматривалось как нечто, не подлежащее сомнению. Вместе с тем восстановленное государство дало полякам шанс упрочить свою национальную идентичность. Благодаря этому они сумели выстоять в катастрофе Второй мировой войны. Ялтинские соглашения (1945) означали возвращение к диктату великих держав — в разделенной Европе Польша могла стать государством без суверенитета. Но истинной Польшей тогда было не столько государство, сколько польская нация. Мы не хотели, однако, чтобы вехами истории становились национальные поражения и потому неизменно подчеркивали все то, что вопреки обстоятельствам связывало Польшу с западной цивилизацией. Мы признаем, что перелом 1989 г. положил начало изменениям в характере государства, но вместе с тем резко изменил ситуацию в Европе в целом.
История Польши началась тогда, когда в сознании людей стало формироваться представление об их связи с населяемой ими территорией. Благодаря их деятельности возникала страна, пространство, определенное общностью культуры. Название «Польша» появилось, когда из союза племен выросло королевство, стремившееся к единству с латинским христианством. Раздробленность государства в XII– XIII вв. способствовала сохранению этого наименования в качестве относящегося к сфере надгосударственных связей. Каждое из удельных государств называло себя польским и могло надеяться на лидерство в объединительном процессе. Уже тогда не все жители королевства были — или назывались — поляками, а часть поляков жила за его границами.
Положение еще более осложнилось в конце XIV — начале XV в. после заключения польско-литовской унии. В расширившихся границах Речи Посполитой отныне находилась не только Польша. Постепенно Польша становилась страной свободной шляхетской нации, а само ее название стало употребляться по отношению ко всем регионам, где доминировала шляхта. Вместе с тем с XVI столетия в Речи Посполитой возрастало и значение отдельных земель, являвшихся традиционными областями Польши. Вследствие слабости центральной исполнительной власти общественная жизнь шляхты все более сосредоточивалась в отдельных землях. В то же самое время разрастались владения магнатов, крупные имения которых становились почти что удельными княжествами. Во времена, предшествовавшие разделам, право на участие в делах Речи Посполитой определялось сословной принадлежностью и во все большей степени было связано с определенной культурой. Польша отождествлялась с Речью Посполитой (т. е. «республикой»), с союзом свободных людей и их земель. Однако Речь Посполитая включала в себя и обладателей иной этнической и религиозной идентичности.
В XVII–XVIII вв. это огромное государство постепенно слабело, однако разрыва связей, объединявших страну, не произошло. Лишь после разделов вместе с государством были ликвидированы прежние территориальные границы. Уничтожение былой организации пространства в земледельческой и католической стране имело следствием восприятие земли как некого символа, образа, наделенного мистическими чертами. На протяжении XIX–XX столетий шла принимавшая разнообразные формы борьба за землю, за сохранение польского характера землевладения. Символика родной земли оказала сильнейшее влияние на формирование понятия нации.
Если для одних Речь Посполитая отождествлялась с Польшей, то для других она связывалась исключительно с привилегированным сословием. Крепостные крестьяне, а также часть горожан и еврейское население не идентифицировались с государством. Попытки расширения понятия гражданства и перестройки государства начались слишком поздно и уже не могли спасти Речь Посполитую. Монархи,
