Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари

оценку 60 000, другая в два раза меньше — 28 000. Два ван Дейка, для описания которых в каталоге приглашался знаменитый искусствовед Людвиг Бурхардт, принадлежали к «топам». Они получили «лишь» 600 000 марок, хотя ожидалось 700 000.

Из тридцати одной выставленной картины собрания графа C. Строгонова не продали и возвратили в Эрмитаж десять картин: шесть полотен Гюбера Робера, два ван Дейка, портрет графа Павла Строганова работы Греза и «Бегство в Египет» Пуссена. Соединившись с двенадцатью другими произведениями, они составили двадцать два полотна — строгоновскую часть Эрмитажа. Двадцать одно полотно продало советское правительство в 1931 году, два произведения Рембрандта попали на Запад в 1930-е годы независимо от аукциона. Но эти факты не означают, что все продала советская власть. Как будет рассказано в IV части, тридцать три картины коллекции свекра графиня С.В. Строгонова перевезла в Марьино и более во дворец они не вернулись.

О. фон Фальке в вводной статье к каталогу аукциона особо отметил строгоновскую мебель. Выставлялись пятьдесят два редких образца, главным образом из собрания графа Александра Сергеевича. А.Н. Бенуа в 1901 году писал о его доме: «Все апартаменты великолепно меблированы. Это в наших аристократических домах еще большая редкость, нежели сохранившаяся плафонная и стенная живопись. Почти все наши богатые обстановки — недавнего времени, а именно… — 30-60-х годов XIX в. Куда девалась прежняя… мебель — положительно, загадка. Очевидно, она казалась обветшалой и старомодной, и ее безжалостно уничтожали. Да и те остатки, которые сохранились, обыкновенно невозможным образом перезолочены и переобиты. — Не так в Строгановском дворце, где до последних дней в трех, по крайней мере, комнатах сохранилась в прежнем виде прежняя великолепная мебель, и где в остальных апартаментах встречается не мало прелестных комодов, бюро, бронз и т. п. Самое замечательное по меблировке находится опять-таки в картинной галерее. В особенности хорош средний стол французской работы с японскими лаками и чудесной бронзовой отделкой».[214]

Упомянутый Бенуа стол, исполненный М. Карлином, был оценен в 30 000 марок, консоль — в 6600, комод Биркле — в 8000. Дамский письменный стол Рентгена — 14 500. Секретер Будена — 19 000. Бюро Сонье — 12 000. Как и в случае с картинами, но в меньшей степени, «для усиления» использовали предметы других собраний. Так, два парных «столика-бобика» поступили из Царского Села. Теперь они туда вернулись. Эта часть аукциона прошла успешнее, чем картинная. В Эрмитаже теперь находится только секретер Дюбу, от продажи которого ожидали получить 29 000 марок, то есть практически столько же, сколько от стола Карлина.

Картины Кранаха в аукционном каталоге 1931 г.

Еще двадцать три лота отводились произведениям скульптуры, гобеленам, фарфору, часам и иконам. За исключением последнего пункта, нет основания считать, что эта часть каталога «усиливалась» вещами из других собраний.

Теперь следует обратиться к проблеме законности продажи. НКВД (Народный комиссариат внутренних дел) усиленно решал проблему легальности. 14 мая 1931 года издававшаяся в Париже газета «Возрождение» рассказала о Василии Давыдовиче Думбадзе, целью которого, по ее мнению, было достать «для ОГПУ (Главное политическое управление. — С.К.) и Коминтерна (Коммунистического Интернационала — организации, созданной для координации действий коммунистических партий Европы. — С.К.) валюту в С. Штатах», он входил в число людей, «которые в Нью-Йорке и Вашингтоне подготавливают „социалистический рай“».

По сведениям газеты, Думбадзе некогда являлся немецким шпионом, приговоренным царским правительством к смертной казни. От смерти Думбадзе якобы спасли большевики, они направили его в США со специальной миссией. В Нью-Йорке на углу «45 East» и «49 Street» он создал неофициальную «Парижскую галерею». Алексеев, автор статьи в «Возрождении», писал о ней: «Хорошо учитывая любовь некоторых американцев к европейским титулам, Думбадзе пристроил около себя в качестве секретарей нескольких графов и князей, конечно, и не подозревавших о том, для чего они нужны такому авантюристу.

В числе таких одураченных подручных у него в Нью-Йорке в конторе работает один молодой человек, унаследовавший, теоретически, конечно, художественные сокровища семьи графов Строгоновых. Думбадзе от этого человека получил опсион (разрешение. — С.К.) на продажу имуществ, которые он может вывезти из СССР. Благодаря этому, вещи из строгоновской коллекции, доставленные ныне в Берлин, и могущие попасть затем в С. Штаты, могут совершенно безбоязненно сбываться любым тамошним коллекционерам. Доставка строгановской коллекции в Берлин и организация аукциона — дело рук Думбадзе».[215]

Кто был американским подручным Думбадзе? Наследовать строгоновскую коллекцию мог только один человек — князь Георгий Щербатов, он в те годы жил именно в Нью-Йорке или неподалеку.

С другой стороны, рассказывая о строгоновском аукционе, американский историк Вильямс сообщал: «Княгиня Мария Щербатова, старшая дочь князя Александра Александровича, заявила, что вся коллекция была ее собственностью, незаконно конфискованной советским правительством, а ее дядя князь Г.А. Щербатов „послал таможне Соединенных Штатов полный список предметов аукциона, описанных как украденная собственность“. Щербатов надеялся, что правительство Соединенных Штатов сообщит, если она попадет в страну. К досаде семьи Щербатовых комиссар таможни Ф.Х. А. Эбде написал его адвокату несколькими месяцами позже, что „Бюро не знает такого пункта закона, который дает полномочия для задержания товаров за исключением того, что куплен в Соединенных Штатах нелегально. Ваш запрос поэтому должен быть отвергнут“».[216] Понял ли Щербатов свою ошибку и начал протестовать? Он ли подразумевался в статье газеты «Возрождение»?

Отсутствие опыта торговли привело к ошибочной не только по замыслу, но и по исполнению, панической по своей сути практике продаж предметов искусств, самой крупной жертвой которой пал невский дом Строгоновых. В известной степени, он отвел удар от собрания Эрмитажа.

Глава 16 Последнее появление «графа Николая Строганова»

При всей прозорливости и уме графиня Ольга Александровна оказалась совершенно не подготовленной к эмиграции. В результате стало невозможным защитить собственное достоинство и честь семьи. Аукцион 1931 года позволил вновь выйти на авансцену Николаю Строганову, он прикрывал свои действия такой напыщенной фразой: «Исходя, лично, исключительно из соображений идейных моих убеждений, традиций и исторического прошлого моей семьи, я долг свой выполню до конца». Достаточно подробно о сути претензий проходимца известно из его обширного рапорта бывшему командиру Крымского Конного Ее Величества Государыни Императрицы полка генералу H.A. Княжевичу. В этом документе, датированном 29 января 1933 года, он представлял себя наследником строгоновского майората на основании толкования Высочайшего повеления Сенату за 1817 год. Свои претензии он начал с приведения основного тезиса акта, который действительно «предусматривал девице барышне Строгановой при замужестве… потеряв свою чужеродную фамилию, получить титул и фамилию графа Строганова и пожизненно наследовать майорат».

Далее тезис применяется к современным обстоятельствам:

«а) В 1923 году в момент смерти графа С.А. Строганова барышень графинь Строгановых не было;

b) граф Строганов, как фамилия, поглощала фамилии чужеродные, посему по закону не может быть