раннего утра. Например, в первый год пребывания: с 8.00 до 9.00 часов изучал историю и географию, с 10.00 до 11.00 — уроки математики, а с 12.00 до 13.00 штудировал логику. Александру прочили военную карьеру, но его увлекало искусство и странствия в качестве способа с ним знакомиться. Вероятно, поэтому во время учебы Строгонов написал по-французски два эссе о Путешествии: они показывают нам его как истинного последователя Петра Великого и как нового Анархарсиса, желающего просветить соотечественников.
Анархарсис (ок. 605–545 гг.) — знатный скиф, один из семи мудрецов, автор множества известных изречений и изобретений, в частности якоря. Побывал в Афиных, где встречался с самим Солоном, путешествовал по другим греческим городам, переняв многие обычаи. В конце XVII века в храме московского Новоспасского монастыря мастер Федор Зубов создал по сторонам лестницы, ведущей ко входу, роспись, на которой вместе с Платоном, Аристотелем, Плутархом, Солоном, Клавдием, Птоломеем, Иродионом, Гомером и мифическим Орфеем был изображен Анархарсис. Замысел художника состоял в том, чтобы представить античных философов и поэтов предшественниками христианства.
В двух эссе юный россиянин рассуждал о важности образовательных поездок по примеру Петра Великого, о необходимости тщательной подготовки и важности умения сосредоточиваться на главном. Он сравнивал вояжера с пчелой, приносящей нектар в свое жилище. Это сочинение не получило широкого распространения, но стало кодексом поведения для самого Александра Сергеевича и его потомков. Путешествия выдвинули эту ветвь династии вперед и поставили в особое положение среди аристократии.
Осенью 1754 года Строгонов отправился наконец в Италию. В северных городах Александр Сергеевич посетил множество кабинетов знаменитых ученых, которые, без сомнения, предлагали ему образцы экспонатов для будущего собственного хранилища редкостей. Сам он также занялся созданием художественной коллекции и впервые самостоятельно купил в Венеции картину (она принадлежала кисти Корреджо). С этого момента и до самой смерти Строгонов продолжал пополнять свое собрание, приобретя репутацию страстного и серьезного коллекционера. Первое место он отдавал картинам академического времени, то есть написанным после Рафаэля. Капитал, созданный дедом Григорием Дмитриевичем, позволял удовлетворять едва ли не все прихоти по этой части.
На юге Италии барон совершил восхождение на Везувий, осмотрел археологические раскопки Геркуланума. Вероятно, несколько изображений сделал сопровождавший барона Матвей Печенев. Два рисунка, исполненные сангиной, сохранились, и они, пожалуй, не оставляют сомнения в том, что сопровождавший Строгонова художник Матвей Печенев и некоторое время преподававший в Академии художеств Матвей Пучинов одно и то же лицо. Неизвестные нам жизненные коллизии повлияли на написании фамилии скромного живописца, которого после возвращения в Россию ждала трудная судьба.
Один рисунок, исполненный после путешествия патрона на вулкан в ночь с 27 на 28 апреля 1754 года, Строгонов назвал «Верх горы Везувия» и следующим образом объяснил в письме отцу: «Представьте себе А как вал, сочиненный из красноватого каменья, В так, как ров, наполненный выкиданными из горы каменьями и из многих мест. Из-под оного каменья идет прегустой селитерный дым и оные каменья от оного дыма пожелтели, на левой стороне, которая подписана литерой С, покрыто лавою так гладко, как застылым салом. В середине всего оного возвышается с той стороны, где литера Д, сажень на 8, а где литера Е, сажень на 10 селитерный пригорок. На оный мало смеют всходить, но, по моему счастью, там был, хотя трудно дышать от селитерного дыма. Который из большой преужасной пропасти выходит, в которую мы смотрели. Каменья туда бросали. Стук отлетающего вниз камня долго слышать можно».
В Италии Александр также подбирал музыкантов для оркестра дома на Невском проспекте. Наибольшую активность в этом деле он проявил в Неаполе. Славный Джузеппе Тартини (1692–1770), композитор и крупнейший скрипач-исполнитель своего времени ему отказал, сославшись на старость, а вот другой скрипач, Борбекла, согласился поехать в далекую Россию. Там же, в Неаполе, Строгонов подружился с одним оригинальным человеком, который столь важен для характеристики самого Александра Сергеевича, что ему следует уделить некоторое внимание.
Барон Сергей Григорьевич в июне 1755 года получил от сына следующее послание: «Я имел счастье в Неаполе сдружиться со славным принцем S. Severe. Оный мне все свои сочинения подарил и сверх того делает теперь мне картину особливым манером своей инвенции. Более 4 или 5 картин такой работы в свете нету».[9] Речь идет о том самом Раймондо ди Сан Северо (di San Severo, 1710–1771) — писателе, поэте, ученом, основателе той самой масонской ложи, где председателем в 1751 году был упоминавшийся выше барон де Чуди. Явно существовал «алхимический треугольник» Строгоновы — Чуди — Сан Северо. Итальянец учился в римской семинарии, где вскоре показал склонность к механике и другим прикладным искусствам. Еще будучи семинаристом, он создал план театра, якобы подсказанный ему во сне самим Архимедом.
Хотя Сан Северо собрал на свои деньги полк, изобрел некоторые виды оружия — легкую пушку и особенный тип ружья, но его самого военная жизнь не привлекала. В своем дворце чудак открыл типографию, где опробовал новую технику цветной печати, а также научно-экспериментальную лабораторию, где использовал «вечную лампу». Еще ученый открыл «елоидрическую живопись», привлекшую внимание Строгонова, придумал четырехколесную телегу, способную плавать.
Однажды со своей террасы король с удивлением увидел, что его придворный плавает в телеге. Швед Г.Г. Брьонсталь, бывший свидетелем события, рассказал о нем в своих знаменитых письмах королевскому библиотекарю К.К. Гюрвеллу (кстати, одно из этих посланий посвящено «гробнице Гомера», приобретенной графом Александром Сергеевичем). Будучи членом академий, Сан Северо знал греческий, арабский, арамейский и сирийский языки. Перевел и опубликовал «Новое Киронаставление, или Путешествия Кировы» Андре-Мишеля Рамзея, мотивы этой книги использовались, как я предполагаю, при сочинении плафона в Большом зале невского дома. Таков был человек, с которым подружился A.C. Строгонов, и, разумеется, это характеризует его самого.
Осмотрев на рубеже марта и апреля 1755 года Рим только мельком в течение двух недель, Александр Сергеевич вернулся туда в конце мая и провел в вечном городе еще более двух месяцев. Это время позволило освоиться Печеневу в мастерской П. Баттони, куда его приняли в обучение за плату в несколько шуб. Его патрон стал членом Общества аркадских пастухов, причем Строгонову было дано имя «Аристагора Пелопонесского».
После Италии Строгонов отправился во Францию, следующий по счету, но не по значению пункт своего путешествия.
В Париже Строгонов познакомился с Дезальи д’Аржинвиллем, автором «Письма об устройстве кабинета» (1727 г.) и «Краткого жизнеописания известнейших живописцев» (1745 г.). Эта встреча имела решающее значение для формирования личности A.C. Строгонова как коллекционера. В течение нескольких месяцев он пополнял не только собрание живописи, но и курьезностей.
По дороге во Францию, благодаря причудливости маршрута, у барона Александра Сергеевича появилась возможность вновь посетить Женеву — город, где он провел два года, и Строгонов, отложив свои серьезность, экономность и рационализм, воспользовался этим шансом. В письме к отцу он объяснил
