посреди греческого квартала.[30] При возведении проездов Воронихин выдержал противодействие И. Старова. Для этого понадобилось даже устройство особой модели и ссылка на высочайшую волю.
Подобный образ находим в доме Строгоновых на Невском проспекте.
Парадная лестница Воронихина появилась там на месте великолепного, украшенного лепкой и золотом творения Франческо Растрелли не позднее 1805 года, когда ее упоминает Т. Реймерс в своем сочинении об Академии художеств. Каждому любителю искусств должен запомниться один из самых необычных и смелых примеров решения лестниц в европейской архитектуре: марши поставлены на четыре дорических колонны, одна из которых ушла в землю, стены покрыты рустом. Все было просто и величественно.
К сожалению, первоначальный замысел архитектора нам неизвестен во всей полноте (интерьер был перестроен, а проект его не сохранился), но даже в современном своем состоянии строгая и монументальная лестница Строгоновского дома производит неизгладимое впечатление на посетителей. Это — «говорящая Руина», старящая здание, у которого, впрочем, к тому времени уже было достаточно «рассказов». Следует напомнить, что в Картинной галерее стояла статуя «Минервы, восстанавливающей искусства на руинах античности» (так она именовалась), и этот замысел совпадал с замыслом интерьера лестницы.
Именно в этот момент ворота «замка», построенного бароном Сергеем Григорьевичем, открылись. Подтачиваемый гостеприимством Александра Сергеевича дом давно уже изменил свои строгие порядки. Теперь, «прочитав» фасад Растрелли, Воронихин использовал правый ризалит невского фасада (под Столовой) для устройства нового входа во дворец. Приказав убрать колонну и растесать своды, он устроил новый вестибюль, декорированный элементами дорического ордера. Войти в него можно было непосредственно с Невского проспекта. Влияние Англии, пешие прогулки императора Александра I, участие молодого хозяина в деятельности Негласного комитета — все эти обстоятельства повлияли на принятие решения. Двор, правда, пострадал. Потеряв былое значение, он утратил и стилистическое единство после внедрения классицистического фасада восточного корпуса. Тем не менее был создан умозрительный ансамбль, объединяющий храм и дом в единое неразрывное целое, при том что собор одновременно подразумевался как часть ансамбля Михайловского замка. Такой сложный замысел родился в умах императора Павла I и графа A.C. Строгонова.
Глава 12
Московская квартира
Сосуществование двух столиц в истории европейских городов не является уникальным. Достаточно вспомнить Краков и Варшаву, в которую в XVIII веке переселились польские аристократы. В XVIII–XIX веках Москва находилась на положении запасной столицы России, являясь местом пребывания опальных вельмож. Наиболее значительные из них (Воронцовы, Шереметевы) считали необходимым «держать» там дома, успешно маневрируя своей недвижимостью в целях придворного успеха.
Примерно в 1760-е годы, после смерти первых баронов, мы видим, казалось бы, признаки того, что Строгоновы решили самоустраниться из Москвы. Хотя барон Сергей Григорьевич успешно воспользовался домом в древней столице в 1752–1754 годах, а его сын почти «эмигрировал» туда в 1765 году, вроде бы укрепившись уже в Петербурге, Строгоновы склонялись, видимо, к мысли о том, что более нет нужды поддерживать старинные дома, которые поглощают значительные средства. Здание на Мясницкой улице стало владением графа П.И. Шувалова, в Китайском доме (доме в Китай-городе) разместился одноименный воспитательный дом. Княгиня Варвара Шаховская, урожденная баронесса Строгонова и наследница барона Александра Григорьевича, продала семейное владение на Швивой горке в 1769 году. Однако в скором времени Москва все же понадобилась Строгоновым, в частности графу Александру Сергеевичу после весьма скандального разрыва со второй женой Екатериной Петровной, урожденной княжной Трубецкой.
После возвращения из Парижа в 1779 году жена Александра Сергеевича увлеклась фаворитом своей августейшей тезки И.Н. Корсаковым и, после того, как эта страсть открылась, последовала за ним в Москву. Корсаков был «поставлен» Г.А. Потемкиным, сохранившим после отставки «должность главного визиря», в июне 1778 года, когда чета Строгоновых находилась в Париже. В отличие от других любовников, Корсаков не пользовался симпатией императрицы постоянно, даже на протяжении своего 16-месячного фавора. В октябре 1779 года, накануне прибытия Строгоновых в Петербург, он был отставлен окончательно, после того как открылся его подлинный (или инспирированный Потемкиным) роман с графиней П.А. Брюс. Вскоре после этого Иван Николаевич Корсаков признался в любви к другой Екатерине — графине Екатерине Петровне Строгоновой.
Следует особо подчеркнуть, что развода Строгоновых не последовало, но любовники отправились в Москву, причем с ними отбыла графиня Софья Александровна. В Париже у графа Александра Сергеевича родились сын (1772) и дочь (1778). Младенца назвали Павлом, очевидно, в честь наследника престола, дочь — Софьей, почитая, скорее всего, императрицу, которая до принятия православия именовалась Софией-Доротеей-Амалией. Софья Строгонова получила домашнее воспитание и не менее двадцати лет провела в древней столице, с матерью. Здесь ее портретировала французская художница Виже-Лебрен, таким образом оплатив свое проживание в доме графини Екатерины Петровны, не уточняя в «Записках» его местоположения. Строение никто не занимал в течение семи лет и, желая его пригодным для пребывания (дело было зимой), Виже-Лебрен приказала «пожарче топить все печи». Это закончилось печально, но не трагично: однажды ночью француженке пришлось искать себе новое пристанище, после того как огонь одной из печей повредил портрет фельдмаршала Н.И. Салтыкова, а распространившийся дым вынудил обитательницу уехать.[31]
Считается, что дом Строгоновой у Тверской заставы, неподалеку от Строгоновского переулка, был куплен графом Александром Сергеевичем у князей Друцких только в 1799 году. Соседнее строение, стоявшее на другой стороне проезда к стене Белого города, принадлежало Римскому-Корсакову, он приобрел его у Белозерских. К нынешнему Тверскому бульвару оба здания были обращены торцами с пятью осями каждый. В 1782 году стены Белого города разобрали. Еще четырнадцать лет спустя, в 1796 году разбили бульвар. Все новые дома с тех пор, естественно, возводились фасадом к бульвару, и старые на их фоне выглядели несколько несуразно.
