Подобно постройке Штакеншнейдера, где был «возобновлен» Растрелли в «лучшем виде», дом компании «Зингер» стал для своего времени такой же сенсацией, какой в XVIII веке состоялся Строгоновский дом, заброшенный графом Сергеем Александровичем в силу обстоятельств.
24 октября 1905 года перед эмиграцией во Францию граф С.А. Строгонов написал расписку в том, что он берет с собой из родовой Картинной галереи 12 картин. Наступили смутные времена, полные таинственных знаков, предзнаменований и символов…
Изымались следующие произведения: Рембрандта «Иеремия, скорбящий о гибели Иерусалима», Давида Тенирса «Птичий двор», Филиппа Воувермана «Маркитанки», Никола Бергема «Марина», Пауля Поттера «Большая и прекрасная лужайка», Яна ван дер Хейдена «Вид города», Гийома Миериса «Портрет архитектора», Каспара Нетчера «Мальчик в восточной одежде» и «Мальчик с птичкой», Андриана ван Остаде «Старуха». За картиной Гаспара Беркейдена «Воплощенное веселие» находилось изображение «Марс и Венера, застигнутые врасплох Вулканом» Иоахима Втеваля. Все они были частью нераздельного имения и должны были оставаться в доме.
Итак, в основном картины принадлежали к кругу так называемых малых голландцев — небольшие размеры облегчали транспортировку. Наиболее ценным полотном было произведение Рембрандта. Прежде чем оно оказалось в собрании Рийксмузема Амстердама (1939 г.) — вернулось на родину, — оно являлось собственностью шведского коллекционера Германа Раша (Rasch), у которого было украдено в 1934 году. Г. Раш приобрел его у Строгонова (вероятно, в трудный период 1919–1923 гг.) за 22 000 фунтов стерлингов.
Интересно совпадение. Расписка составлена всего 7 дней спустя после публикации Манифеста об усовершенствовании государственного порядка, впоследствии известного как «Манифест 17 октября». Его первая статья гласит: «Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Была ли это демонстративная эмиграция, или мы наблюдаем простое совпадение событий? Возможно, граф ранее принял решение перебраться во Францию и хотел иметь там малое подобие картинной галереи, в том числе и в качестве средств на черный день. Хотя все же следует вспомнить резко отрицательное отношение графа к гораздо более слабой попытке Александра II привлечь общественность к выборам.
Прощание затянулось, разбитое на несколько эпизодов, детали которых мы может только рисовать в своем воображении. Строгонов побывал в России, по крайней мере, еще дважды. Около 1907 года граф прибыл на родину на яхте «Заря», чтобы в последний раз стать свидетелем охоты сестры Ольги и ее мужа в Мариевке — воронежском имении Щербатовых. Сергей Александрович и покинул Россию на яхте. Драматическая картина отхода яхты и последних взглядов на необъятную степь вызывает в памяти другую морскую поездку — последнее путешествие графа Павла Александровича на фрегате «Святой Патрикий» в 1817 году. О втором прощальном визите Строгонова, в Петроград в 1915 году, будет сказано ниже.
С начала 1910-х годов Строгонов стал жить преимущественно на вилле Кап-Эстель. Французское слово «estellier» значит «отвесная скала». Действительно, владение, первые сведения о котором относятся к началу XIX века, находится под горой. На ней в средние века располагался замок, чьи руины сохранялись среди деревушки Eze до начала XX века. Здание строилось в 1899 году для ресторана с апартаментами под названием «Cecari Reserve». Владельцем был Фрэнк Гаррис (Harris), ирландский новеллист, антрепренер и друг Оскара Уальда. Это имя в достаточный степени указывает на контекст. Предприятие разорилось и в 1904 году стало собственностью графини Мери де ла Канорг, переименовавший дом в Rock Sapphire.
Смерть жены в декабре 1909 года побудила графа Мери де ла Канорг расстаться с недвижимостью. В январе 1911 года дом вместе с участком земли площадью 4 акра за 350 000 франков приобрела мадемуазель Роза Ангелина Генриетта Левьез (Levieuze), она и переименовала ее в Cap Estel. Примерно тогда же, но точно неизвестно когда, загадочная женщина (известно лишь ее принадлежность к французскому дворянству), вероятно, стала супругой графа Сергея Александровича, и также (только предположительно), графиней Строгоновой (она хотя и похоронена вместе с мужем, но фамилия на плите Левьез). Как видим, есть основания предположить, что покупка недвижимости была связана со свадьбой. Роза Ангелина Генриетта была младше своего спутника на 22 года.
Поступки С.А. Строгонова 1905 и 1911 годов рождают тысячи вопросов. Как можно было ожидать от графа неуважения нераздельного имения? По какой причине он не женился после 1884 года на российской дворянке? Считал себя навеки связанным брачным обетом с Евгением Васильчиковой? Но тогда почему растоптал этот обет? Революция 1905–1907 годов показала ему, что юридические и моральные нормы больше не действуют?
Главный Строгоновский дом, стоявший на главной улице империи, сыграл свою роль в XVIII веке, явившись в елизаветинское время зримым подтверждением успеха. От него «оттолкнулся» дворец Белосельских-Белозерских, ставший знаком приверженности империи XIX века ценностям «старой монархии». Уступка первенства зданию американской компании оказалась знаком грядущего падения империи и последующей острой конкуренции ее наследницы с заокеанской державой.
Глава 3
Кому оставить дом?
В начале XX века строгоновским домам катастрофически не хватало наследников. Так, приобретение Cap Estel как будто бы нанесло смертельный удар по «волышовскому замку».
В том же 1911 году граф Сергей Александрович решился его перестроить, или поправить. Точный порядок действий остается неизвестным. Известно, что граф вначале хотел самостоятельно руководить работами, но затем обратился к профессиональному (и даже довольно известному) архитектору К.К. Шмидту, тот исполнил задачу в 1911 году. Об этом свидетельствуют мемуары его дочери.[174]
В бумагах князя Г.А. Щербатова сохранилось письмо, которое 4 ноября доктор Г.Г. Рюккер послал Строгонову. В нем есть следующие загадочные строки: «Надеюсь, наверно, что Вы в будущем году приедете сюда и тогда сами увидите. В Волышово дом готов и только ждет своего хозяина! Все удивительно красиво и приятно то, что все по-старому».
Воспоминания князя Г.А. Щербатова свидетельствуют, что инициатива исходила от Мисси.
Якобы под ее присмотром «вся мебель и любой другой предмет из обстановки и убранства комнат снабжались этикетками, регистрировались и возвращались позже на свои места, располагаясь так, как здесь все было раньше».[175]
Наконец, следует привести слова Г.В. Проскуряковой (1903–1992), родившейся в Волышово (и проведшей там детство) дочери местного фельдшера, находившегося в подчинении у Рюккера: «К последнему десятилетию XIX века, уже после отъезда владельца за границу, дом начал приходить в ветхость. В начале нынешнего (XX. —
Есть также сведения о ремонте, проведенном в 1895–1904 годах псковским архитектором H.A.