для Рима, а в III в. н. э. римская Африка простиралась от Атлантического побережья до Триполитании, и ее столица, Лептис Магна, стала родиной Септимия Севера, одного из самых знаменитых позднеримских императоров.
Боюсь, что прошлое расположенных далее к западу Алжира и Марокко я описал не особенно подробно. Алжирская история освещена настолько, насколько это было возможно: римский период, когда римляне называли эти края Мавританией Цезареей, затем эпоха вандалов, византийцев, Омейядов, Альморавидов, Альмохадов и Османов, вплоть до прихода сюда французов в 1830 г. В отношении Марокко в первые века его истории ситуация в целом сходная, но в более позднее время появляется одно принципиальное различие: это была единственная страна в Северной Африке, никогда не находившаяся под властью турок. Во главе страны стояли правители местного происхождения вплоть до девятнадцатого столетия. Этот простой факт оказал очень большое влияние на характер Марокко. Несмотря на то что Марокко находится западнее, чем любая европейская страна, и вдается в Атлантику дальше любой из средиземноморских стран, этому государству присуща восточная экзотика, уникальная для современного исламского мира.
Я также чувствую за собой некоторую вину перед одной бесспорно средиземноморской страной, о которой в общем-то незаслуженно умолчал. Княжество Монако занимает одну квадратную милю, но может считаться независимым национальным государством начиная с пятнадцатого столетия, со времен правления старейшего в Европе дома Гримальди, впервые пришедшего к власти в Монако в 1297 г. Несомненно, оно заслуживает упоминания, которого в книге, однако, нет. В какой-то момент я сгоряча хотел написать несколько страниц об истории Ривьеры и воздать должное этому княжеству, но затем понял, что они плохо вписались бы в контекст изложения, и с сожалением отказался от этого замысла. Я надеюсь, что по крайней мере данный параграф убедит жителей Монако, что о них не забыли вовсе.
Несколько слов об именах собственных. В книге такого рода не может быть жестких правил; мне кажется, что многими из них дозволительно пожертвовать ради логичности. Поэтому я предпочел использовать более знакомые читателю формы. Греческие имена передаются преимущественно в латинизированной форме (Комнины вместо Комненов), христианские — в англизированной (Вильям Сицилийский, а не Гульельмо), а арабские — в более простой (Саладин, а не Салах ад-Дин). С другой стороны, чтобы избежать путаницы, я сделал немногочисленные исключения: вы найдете в книге Луи, Людовиков и Людвигов; Френсисов, Франсуа и Францев; Изабеллу и Исабель; Петра и Педро; Екатерину и Катрин.[4] Там, где существуют английские топонимы, я, как правило, их и использовал (хотя в случае с Ливорно поступил иначе); если названия менялись (Занта — Закинф, Адрианополь — Эдирне), я по ходу изложения учитывал это, но в случае необходимости давал в скобках и старое название. Все это, конечно, не соответствует академической традиции, но, как я оговаривал почти во всех моих книгах, я не ученый.
Особая проблема — Константинополь. Теоретически после османского завоевания 1453 г. его следовало бы называть турецким именем — Стамбул. В действительности, однако, английское правительство и почти все англичане неизменно называли его Константинополем вплоть до окончания Второй мировой войны. Поэтому я использовал то название, которое мне казалось в каждом конкретном случае наиболее подходящим по контексту.
Я не в состоянии высказать благодарность всем, кто помог мне написать эту книгу, но об одном человеке я все же не могу умолчать. Вскоре после того как я приступил к работе, нас с женой пригласили на обед в испанское посольство. Я сказал послу, моему дорогому другу Сантьяго де Тамарону, что, будучи достаточно близко знаком с Восточным Средиземноморьем (я написал очерк истории Византии), а также и с Центральным (как автор труда по истории Венецианской республики), я до неприличия невежествен в отношении Западного, ибо мало знаю историю Испании и не говорю по-испански. «О, я думаю, — сказал он, — что мы можем поправить дело». Через несколько недель нас с женой пригласили провести десять дней в Испании в качестве гостей «Фундасьон Каролина»; при этом мы могли ездить куда пожелаем. Эти дни прошли с огромной пользой. Хотелось бы выразить признательность людям, организовавшим поездку. Даже несмотря на то что мои знания об Испании, боюсь, по-прежнему оставляют желать лучшего, надеюсь, что все-таки благодаря путешествию мне удалось несколько их расширить.
Моя дочь — Аллегра Хастон, находясь в Нью-Мексико, отредактировала эту книгу и устроила мне допрос с пристрастием, какой мне и не снился. Я чрезвычайно благодарен ей, а также Пэнни Хоар и Лили Ричардс из Чатто. Буквально каждое слово этого труда — и всех предыдущих моих книг, о чем не могу не упомянуть, — писались в читальном зале Лондонской библиотеки. Приношу искреннюю благодарность всем сотрудникам этого учреждения за их неустанную помощь и обходительность. Что бы я без них делал?
Глава I
НАЧАЛО
Средиземное море удивительно. Когда смотришь на карту в тысячный раз, оно кажется чем-то вполне заурядным, но если попытаться взглянуть на дело более объективно, то вдруг понимаешь, что это нечто совершенно уникальное. Эта огромная масса воды, возможно, была специально создана для того, чтобы стать «колыбелью культуры» (и ни одно место на Земле не может в этом сравниться с ним). Средиземное море почти полностью замкнуто в кольцо окружающими его землями, но вода не застаивается в нем благодаря Гибралтарскому проливу, этим древним Геркулесовым столбам. Они спасают его от страшных атлантических штормов и позволяют оставаться его водам свежими и — по крайней мере до недавнего времени — незагрязненными. Это море соединяет три из шести континентов; средиземноморский климат большую часть года — один из самых благоприятных, какой только можно найти.
Не приходится удивляться, что именно Средиземноморье вскормило три самые блистательные цивилизации древности, и именно оно стало свидетелем зарождения и расцвета трех из наших великих религий; оно обеспечило наилучшие возможности для коммуникации. Дороги в древности фактически отсутствовали; единственным эффективным средством транспортировки являлись суда. Мореплавание к тому же обладало еще одним преимуществом: по воде перевозили огромные тяжести, которые иначе было переправить нельзя. Как ни мало оставалось развито искусство навигации, морякам давних времен помогало то обстоятельство, что по большей части Восточного Средиземноморья можно было плавать от порта к порту, не теряя берег из виду. Даже в западной его части требовалось лишь плыть более или менее прямым курсом, чтобы достаточно быстро достичь какого-либо предположительно дружественного берега.[5] Конечно, жизнь на море никогда не была свободна от опасностей. Мистраль, ревущий в долине Роны и вызывающий страшные бури в Лионском заливе; бора на Адриатике, которая может сделать почти невозможным передвижение по улицам для жителей Триеста; грегале в Ионическом море, непреодолимое препятствие для многих зимних круизов, — все это могло стать причиной смерти неопытных и несведущих. Даже мягкий мильтеме в Эгейском море, обычно настоящее блаженство для кораблей во время плавания, может в течение часа превратиться в разъяренное чудовище и выбросить их на камни. Правда, здесь не бывает таких ураганов, как в Атлантике, или тайфунов, как в Тихом океане, и большую часть времени при минимальных усилиях путь проходит достаточно спокойно, однако необходимости рисковать не было, так что древнейшие покорители Средиземноморья старались, чтобы их плавания оказывались как можно более короткими.
Если имелась возможность, они держались северного берега. Сегодня для большинства из нас карта Средиземного моря столь привычна, что мы не можем смотреть на нее объективно. Однако того, кто взглянет на нее впервые, поразит контраст между северным и южным побережьями. Северный берег весьма причудлив, Апеннинский и Балканский полуострова омываются тремя морями — Тирренским, Адриатическим и Эгейским. Чрезвычайно прихотливы очертания северо-восточного угла, где Дарданеллы примыкают к небольшому внутреннему Мраморному морю; близ его восточного конца Стамбул господствует над входом в Босфорский пролив, откуда можно затем попасть в Черное море. Южное же побережье в отличие от северного в целом не особенно изрезано и имеет достаточно предсказуемую линию; здесь знаешь: пустыня всегда рядом, даже близ больших городов.
