путешествие, император предоставил в его распоряжение отряд, чтобы сопроводить его в Палестину.
Тем временем французы прилагали отчаянные усилия, чтобы пройти через Анатолию, где в столкновениях с турками они несли тяжелые потери. Хотя вина полностью лежала на короле Людовике, проигнорировавшем совет императора держаться ближе к побережью, он настаивал на том, что все стычки происходят по причине небрежности или предательства (или же того и другого вместе) со стороны византийцев; его недовольство греками приняло почти патологический характер. В конце концов он и его домочадцы взошли на корабль в Атталайе (современная Анталья) и, забрав с собой столько кавалерии, сколько могло взять на борт судно, покинул и остаток армии и паломников, дабы те продолжали борьбу как смогут. Весной 1148 г. жалкие остатки некогда великого воинства дотащились до Антиохии.
И это было только начало. Могущественный Зенги умер, но власть перешла от него к еще более великому зятю Нур ад-Дину; его крепость в Алеппо теперь сделалась средоточием оппозиции мусульман франкам. Таким образом, Алеппо стал первоочередной целью для крестоносцев и на Людовика оказывал мощное давление Раймунд Антиохийский, требовавший немедленно напасть на город. Он отказался, выдвинув в качестве причины нелепое объяснение: сначала он должен помолиться Гробу Господню. Тем временем королева Элеонора (ее любовь к мужу отнюдь не усилилась вследствие опасностей и неудобств во время путешествия, а о ее отношениях с Раймундом уже пошел слух, что они в чем-то вышли за пределы тех контактов, которых обычно следует придерживаться дяде и племяннице) объявила о своем намерении остаться в Антиохии и начать бракоразводный процесс. Они с мужем состояли в дальнем родстве, но эту проблему, когда заключался их брак, с легкостью обошли. Однако если ее поднять вновь, это могло причинить затруднения — и Элеонора знала это.
Несмотря на всю свою мрачность, Людовик в кризисные моменты не терял присутствия духа. Он не обратил внимания на протесты жены и потащил ее в Иерусалим; испортил отношения с Раймундом настолько, что князь Антиохийский вообще отказался в дальнейшем играть какую-либо роль в Крестовых походах; в мае Людовик прибыл в Святой город с погруженной в молчание королевой «на буксире». Там он находился до 24 июня, когда все предводители крестоносцев собрались в Акре, дабы обсудить план кампании. Остается тайной, почему в этот момент они решили напасть на Дамаск. Будучи единственным крупным арабским государством, продолжавшим враждовать с Нур ад-Дином, оно могло — и должно было — стать союзником, чья помощь была бы неоценима. Напав же на него, они — против его воли — вовлекли Дамаск в мусульманское сообщество, руководимое эмиром, и сами подписали себе смертный приговор. Прибыв, они обнаружили, что Дамаск хорошо укреплен, а его защитники полны решимости обороняться. На второй день, приняв еще одно роковое решение — одно из столь характерных Для движения крестоносцев, — они перенесли лагерь в район юго-западного участка стен, где не было ни тени, ни воды. Людовик и Конрад вскоре поняли, что продолжение осады почти неизбежно повлечет за собой гибель всей их армии. 28 июля, всего через пять дней после начала кампании, они решили отступить.
Ни одно место в Сирийской пустыне не ввергает в такое уныние, как темно-серое, однообразное пространство — песок и базальт, — лежащее между Дамаском и Тивериадой. Христиане должны были испытывать всю тяжесть отчаяния, отступая через эти места в самой середине лета: безжалостное солнце и жгучий ветер пустыни били им прямо в лицо; их неотступно подгоняли конные лучники-арабы; за караваном оставался источающий зловоние след — людские трупы и павшие лошади. Они понимали — это конец. Потери были гигантскими, но еще хуже, чем потери, был стыд. Некогда славная армия, поставившая перед собой целью охранить совершенный идеал христианского Запада, сдалась и отказалась от всего предприятия после четырех дней боев, не отвоевав ни пяди земли у мусульман. То было высшее унижение — и ни им, ни их врагам не суждено было позабыть его.
«Неудача Второго крестового похода, — писал сэр Стивен Рансимен, — ознаменовала поворотный пункт в истории Отремера». Королевство Иерусалимское просуществовало еще тридцать девять лет, однако после 1148 г. любой беспристрастный наблюдатель счел бы неизбежным окончательное падение города под ударами сарацин. У мусульман уже был один исключительно одаренный лидер — Нур ад-Дин, который захватил Дамаск в апреле 1154 г., что сделало его повелителем мусульманской Сирии. Вскоре было суждено появиться и другому — Салах ад-Дину, более известному как Саладин, который стал величайшим мусульманским героем Средневековья. Он родился в 1137 г. в знатной курдской семье; в тридцать один год его одновременно назначили командующим сирийскими войсками в Египте и визирем халифа династии Фатимидов. К 1171 г. его мощь существенно усилилась — настолько, что он уничтожил обреченный на гибель шиитский халифат и восстановил суннитский ислам. С этих пор он сделался единовластным правителем Египта. Всего через три года после смерти Нур ад-Дина он быстро двинул свою маленькую, но отличавшуюся жесткой дисциплиной армию в Сирию и поставил себе задачу объединить под своим знаменем все мусульманские земли Египта, Сирии, северной Месопотамии и Палестины.
У правителей Иерусалимского королевства было мало шансов выстоять перед двумя такими гигантами. Балдуин III и его преемник Амальрик I, возможно, смогли бы спасти ситуацию, останься они в живых, однако они умерли, когда одному было двадцать два года, а другому — двадцать восемь лет. Следующий король, Балдуин IV, прокаженный, стал жертвой болезни в 1185 г., когда ему было только двадцать четыре года, и оставил трон племяннику, Балдуину V. Тот наследовал ему, будучи ребенком восьми лет от роду, и умер, не дожив до девяти. В сложившихся обстоятельствах его смерть можно было счесть благословением, пусть и несколько странным. Однако возможность найти настоящего лидера отвергли, и трон перешел к отчиму Балдуина V, Ги Лузиньяну — слабому, постоянно недовольному человеку с репутацией недееспособного, в полной мере заслуживавшего того презрения, с которым к нему относились большинство соотечественников. Таким образом, Иерусалим находился на грани гражданской войны, когда в мае 1187 г. Саладин объявил долгожданный джихад, пересек Иордан и вторгся на территорию франков. Поражение христиан, предводительствуемых жалким Ги, было предрешено. 3 июля он повел армию, самую большую из всех, что когда-либо собирало его королевство, через Галилейские горы по направлению к Тивериаде, где Саладин начал осаду замка. После перехода, продолжавшегося целый день, причем в самое жаркое время года, эта армия была вынуждена разбить лагерь на безводном плато, а уже назавтра ее, изнуренную жарой и наполовину обезумевшую от жажды, силы мусульман окружили и изрубили на куски близ маленького холма с двумя вершинами, известного как Рога Хыттина.
Сарацинам оставалось лишь очистить от противника одну за другой изолированные христианские крепости. Тивериада пала на следующий день после битвы; Акра, Наблус, Сидон и Бейрут, в свою очередь, быстро капитулировали. Зайдя с юга, Саладин штурмом взял Аскалон; Газа сдалась без боя. Теперь он был готов к походу на Иерусалим. Защитники Святого города героически держались двенадцать дней, но 2 октября, когда мусульманские воины произвели подкоп под стены, они поняли, что конец близок. Их предводитель, Балиан Ибелинский — короля Ги захватили в плен после Хыттина, — лично отправился к Саладину, чтобы обсудить условия сдачи.
Саладин, не жаждавший крови и не отличавшийся мстительностью, согласился на следующее: каждому христианину в Иерусалиме позволялось освободиться за соответствующий выкуп. В тот день он ввел свою армию в город. В первый раз за восемьдесят восемь лет в годовщину того дня, когда пророк был во сне перенесен из Иерусалима в рай, его зеленые знамена затрепетали на ветру над площадью у храма — над тем местом, откуда он вознесся. Священный отпечаток его ноги вновь был явлен верующим для поклонения. Никто никого не убивал, не проливал кровь, не грабил. Из 20 000 бедняков, не имевших средств для внесения выкупа, 7000 было освобождено после выплаты рядом христианских государств крупной суммы за всех сразу; брат и главный помощник Саладина аль-Адил попросил в награду за свою службу отдать ему оставшихся 1000 человек и немедленно отпустил их на свободу. Еще 700 было выдано патриарху, 500 — Балиану, затем Саладин тут же собственноручно освободил всех стариков, а также мужчин, чьи жены были выкуплены, и, наконец, вдов и детей. В конечном итоге в рабство попали лишь немногие христиане. Сдержанность Саладина была тем примечательнее, что он не забыл о резне, последовавшей за прибытием первых крестоносцев в 1099 г. Христиане также помнили о ней, и, несомненно, контраст поразил их.
Когда новость о падении Иерусалима достигла Запада, папа Урбан III умер от потрясения. Его преемник Григорий VIII, не теряя времени, призвал христианский мир взяться за оружие, чтобы отвоевать святыню. Быстро были составлены планы. Предводителем в этом Третьем крестовом походе предстояло
