Швейцария, жизнь профессионального солдата являлась привлекательной перспективой для большинства молодых людей. В самый разгар Тридцатилетней войны около 25 тысяч шотландцев. 10 процентов мужского населения страны, отправились сражаться в Германию, и почти в каждой европейской армии XVII века имелся свой швейцарский полк. Общество не выражало недовольства войнами, если они всасывали в себя его отбросы и били только по кошельку; в то же время люди низкого происхождения и достатка, облачаясь в форму, обретали постоянное жалованье. определенный статус и цель в жизни.
Новый мир централизованных государств с массовой армией наложил глубокий отпечаток на положение дворянства. Потомки франкских хозяев средневековой Европы обнаружили себя в странном, подвешенном состоянии между государственными органами — монархом, королевским советом и двором — и простыми людьми, существованием которых в прошлом распоряжались их предки. Какая роль была уготована отпрыскам древних титулованных родов, когда?то практически безраздельно хозяйничавших в своих владениях? Меньшинство перешло в административный аппарат государства, однако первоочередной функцией дворянства сделалось командование новыми национальными вооруженными силами. С одной стороны, в этой институции воспроизводилось старинное разделение на господ и крестьян (нивелировавшееся в ополчениях средневековых городов), с другой — в ней отражалась сложная иерархическая структура богатства и статуса, которая пронизывала каждый уголок коммерчески ориентированной Европы. Дело в том, что унаследованный титул, «благородство» по– прежнему воспринимались как таинственный источник воинского умения. Армии Европы, схлестывавшиеся в обезличенной массовой бойне, ставшей возможной благодаря пушкам и мушкетам, были все так же очарованы легендами о рыцарях былых времен, и потому потомков франкских рыцарей считали наделенными доблестью и военными талантами, о которых простолюдин не мог даже и мечтать. Безымянный автор в XVI веке писал: «Благовоспитанный дворянин способен добиться больших познаний в военном искусстве и науке за год. чем рядовой солдат за семь лет». Новые армии возглавлялись господами, а набирались из крестьян — по крайней мере на какое?то время война помогла знати зафиксировать начальствующее положение.
Тем не менее, отобрав у знати политическое и военное могущество. новое государство заставило аристократов и мелкопоместных дворян добиваться, по примеру итальянского купечества, общественного и культурного престижа. Многие наши представления, связанные с цивилизацией, уходят корнями именно в эту потребность определенных сегментов общества отличать себя от других в ситуации, когда они уже перестали играть реальную историческую роль. Исключительная цивилизованность дворян заключалась не в высоком достатке, а в том, что в их распоряжении были лучшие вещи, они обладали превосходным образованием, более изысканными манерами и тонким пониманием искусства — и все благодаря породе и благородству характера. Множеству предков этих людей не было дела до подобных вещей, ибо их подлинным отличием служили реальная власть и могущество — но, поскольку реальная власть осталась в прошлом, целью и идеалом европейского дворянства отныне становились утонченность и цивилизованность.
Если таковы были видимые выгоды, которые война несла разным слоям западноевропейского населения, то в чем заключался ее вред? Приемлемыми или желательными войны представлялись только тем. кто оставался на удалении —для самого солдата служба была тяжким и смертельно опасным трудом. Усовершенствованная артиллерия, тесные боевые построения и мушкетный огонь вели к огромным потерям. Основной прием сражения с XVI по XVIII век заключался в том, чтобы стянуть на поле боя максимальное число пехоты и теснить противника под залпами артиллерийских орудий, бивших с безопасного расстояния и разрывавших сплошной строй в клочья. К примеру, в ходе войны за испанское наследство 34 тысячи французских солдат были убиты или захвачены в плен в битве за Бленхейм в 1704 году; при Мальплаке в 1709 году объединенные британские и австрийские силы численностью 85 тысяч купили победу ценой жизни 20 тысяч своих солдат и 12 тысяч французских.
Поскольку армиям часто приходилось поддерживать существование за счет мест постоя, это провоцировало недовольство, страх и враждебность со стороны гражданского населения. Более того, материальные разрушения, причиненные, к примеру, Тридцатилетней войной, привели к серьезному спаду европейской торговли вместе с обесценением денег и крахом рынков на территории, где проживало до трети всех жителей Европы. Мощнейший удар испытала международная торговля; резкое уменьшение численности населения, вызванное войной и болезнями, кризис сельскохозяйственного производства и падение заработков, беспрецедентное повышение налогов для покрытия военных расходов обрушили спрос на товары. Война, ограничив ввоз серебра из испанской Америки, сделала невостребованной испанскую промышленную продукцию. Население и производство в испанских промышленных городах за период между 1620 и 1650 годами сократились на 50–70 процентов; выработка текстильной продукции в Венеции. Милане, Флоренции, Генуе и Комо за период между 1620 и 1660 годами снизилась на 60–80 процентов; в южной Германии такие центры, как Нердлинген, Аугсбург и Нюрнберг, навсегда утратили гегемонию на рынке шерстяных и хлопчатобумажных тканей.
Меньшие доходы работников на большей части территории Европы сказались в конечном счете даже на фламандской текстильной отрасли. В ответ на спад цен, происходивший на фоне по–прежнему высоких городских заработков, голландцы стали выводить производства за пределы городов и превращаться в предпринимателей. Европа тем самым вступила в, как ее называют историки, протокапиталистическую фазу — эпоху, когда в хозяйстве континента возобладали сельские мануфактуры. Города, терявшие промышленный потенциал, продолжали развиваться как преимущественно финансовые, административные и торговые центры.
Войны, как и массовые эпидемии, имеют смешанный экономический эффект. Резкое сокращение населения в Центральной и Восточной Европе позволило трудящимся требовать больших прав и лучшей оплаты. В восточногерманских землях, таких, как Бранденбург и восточная Саксония, землевладельцам удалось предотвратить подобное развитие событий, обратив арендаторов в крепостное состояние. Между 1600 и 1650 годами практика прикрепления крестьян к господской земле распространилась также на Польшу, провинции Прибалтики, Венгрию, Богемию, Моравию и Австрию. Правительства либо выступили в союзе с землевладельцами, приняв соответствующие запретительные законы, либо были слишком слабы, чтобы им противостоять. В Московии в 1649 году государство и землевладельческая аристократия приняли уложения, которые привязывали крестьян к земле навечно и заставляли их в любое время оказьюать господину любую услугу по его изволению. Помимо того, что учреждение крепостного права обрекло миллионы людей на беспросветную жизнь, заполненную рабским трудом, и лишило всяких прав, оно ознаменовало начало периода протяженностью в несколько столетий — периода экономического и общественного застоя, который развел восточную и западную части Европы в разные стороны.
Национальные и религиозные войны XVII века ввергли в крах Центральную Европу и явились экономическим бедствием в масштабах всего континента. Период приблизительно с 1650 по 1750 год позволил Европе прийти в себя, а также несколько изменить фокус существования. Пока Испания переживала губительные последствия своего участия в Тридцатилетней войне, другие атлантические державы — Франция, Нидерланды и прежде всего Британия — успели разглядеть гораздо более привлекательное поле деятельности в заморских странах, нежели во внутриевропейских территориальных конфликтах. Целью западной политики стало сохранение равновесия сил в Европе, которое высвобождало энергию ее государств для освоения остального мира. Следствием этого стали значительные успехи Британии на заморских территориях, а Франции период относительного спокойствия позволил добиться значительного процветания дома. Франция уже долгое время являлась самой густонаселенной европейской страной, обладавшей огромными ресурсами плодородной земли, однако ее размеры серьезно затрудняли осуществление централизованного контроля, и французским монархам приходилось постоянно иметь дело с влиятельными региональными группировками. Как бы то ни было, между 1589 и 1789 годами во Франции правили всего пять монархов, и за это время королевская власть, с помощью сменявших один другого искусных министров финансов, сумела сплотить и централизовать подвластную ей территорию. В результате страна превратилась в главную культурную и экономическую державу Европы. Людовик XTV (правил с 1643 по 1715 год) властвовал как абсолютный монарх, однако именно превосходные административные качества его главных министров, кардинала Джулио Мазарини (занимавшего должность в 1643–1661 годах) и Жана–Батиста Кольбера (в должности с 1643 по 1683 год),
