Любопытно, что в американском издании «Дневника одного гения» этого приложения нет, цензура не пропустила. Пуритане американцы крепко зажали носы, однако, если объективно, в этом приложении нет ничего безнравственного, а есть юмористическое изложение темы естественного физиологического отправления, что всегда воспринимается со смехом, несмотря на обонятельные неудобства. Да и, к слову сказать, пуки человеческие менее вредны, нежели пуки автомобильные.
Но вернемся к юной деве Вирджинии, пришедшей на холст Дали со страниц какого-то журнала для любителей «клубнички». На этом небольшом полотне художник создает одно из самых своих эротичных произведений. Здесь либидо является в чистом и открытом виде, и вожделение в той или иной степени овладевает зрителем, потому что событийный ряд дан на грани порнографии, во всяком случае, выявляет ее подлинную суть — вызвать половое влечение. Достигается это сочетанием символов мужской силы в виде носорожьих рогов и соблазнительных женских ягодиц, составленных из тех же фаллообразных рогов, прикоснувшихся друг к другу. Этот двойной образ нагружен и двояким смыслом — женское и мужское начало как бы взаимозаменяемы, выявляя такие понятия, как адрогинность и бисексуальность. Русский философ Василий Васильевич Розанов, размышляя о двух влечениях в природе человека, ввел понятие «третий пол», он называл таких людей лунными, подвластными древнему культу финикийской богини луны Астарты, жрецы и адепты которого вели целомудренный образ жизни. Монахи и иноки, по его мнению, тоже попадают в эту категорию. Он полагал, что языческое поклонение Приапу[6] способствует творческому вдохновению, и исповедовал это в самом прямом смысле — во время работы держал руку на причинном месте.
Эротический призыв, рвущийся со всех точек картины, усилен и динамичной композицией — разлетающиеся рога своим почти осязаемо-видимым движением перерождают виртуальность события в его очевидность, художник как бы отсылает зрителя из условности станковой картины в контекст кино. Неслучайно эту картину приобрела компания «Плейбой».
Тема носорогов еще долго будоражила воображение художника. Он даже решил прочесть на эту тему лекцию в Сорбонне, куда приехал на роллс-ройсе, нагруженном цветной капустой. Дали объяснил студентам, что капуста, как и подсолнухи, своими логарифмическими спиралями идентична носорожьим рогам.
Во время лекции он продемонстрировал на экране репродукцию Вермеера и свою так называемую копию под названием «Параноидно-критическая версия “Кружевницы” Вермеера». Потешавшиеся от души слушатели завопили, что работа Дали лучше вермееровской. На экране появилась и задница носорога, и лектор ошарашил публику еще одним своим «открытием»: «Задница носорога представляет собой не что иное, как сложенный пополам подсолнух». Ну и так далее в том же духе, при этом он тут же открыто признал псевдонаучность своих «открытий».
Закончил он свою лекцию так: «Думаю, после сегодняшнего выступления уже всякому ясно: догадаться перейти от “Кружевницы” к подсолнуху, потом от подсолнуха к носорогу, а от носорога прямо к цветной капусте способен только тот, у кого действительно есть кое-что в голове». Надо ли говорить, что студенты наградили Божественного бурными аплодисментами и другими проявлениями восторга. Еще бы! Никто из преподавателей такими лекциями их не баловал.
Очередным увлечением художника стала молекула ДНК, открытая еще в 1930 году, но ее строение и функциональное значение в биологическом организме было объяснено и опубликовано в 1953 году учеными Криком и Уотсоном. Дали просто заворожило двойное спиралевидное устройство молекулы, и она стала появляться в виде цветных корпускул во многих его работах.
Дали, кстати, как-то сказал по этому поводу: «Давным-давно я нарисовал молекулу дезоксирибонуклеиновой кислоты — и что же? На днях четверым ученым мужам дали Нобелевскую премию за то, что они умудрились описать эту самую молекулу».
Молекула ДНК, матрица жизни, появилась и на огромном, три на три с половиной метра, холсте под необычным названием «Галасидаласидеоксирибонуклеидная». Эту работу он все-таки посвятил Нобелевским лауреатам Крику и Уотсону. Она была продана за огромную сумму в сто пятьдесят тысяч долларов одному из банков в Бостоне.
Сюжетом послужило стихийное бедствие — наводнение неподалеку от Барселоны, когда погибли сотни людей. Изображенная со спины Гала созерцает разгул стихии и Бога-Отца, возносящего в небо тело Христа, а рядом с ним матрица жизни. Мысль вполне понятная — их божественное единство и естество носит не только духовный, но и генетический характер.
Откликом на сентябрьское наводнение 1962 года, от которого пострадали многие районы Испании, можно считать и великолепную работу «Христос Валенсийский». Это несомненный шедевр, где Дали показал, что не только умеет пользоваться выразительными средствами живописи авангарда, но и
Эту картину приобрели супруги Альбаретто, которых Дали называл своей «итальянской семьей». Они летом 1956 года отдыхали в Кадакесе и свели знакомство с критиком Сантосом Торроэлья и его женой Маит, а узнав, что Торроэлья не просто знаком со знаменитым живописцем, но и является исследователем его творчества, да еще и вхож в дом Дали в Порт-Льигате, загорелись желанием увидеть великого человека. Они были просто очарованы мастером, его обаянием и приемом, а особо тем, что их дочь Кристина и Дали быстро нашли общий язык и подружились. Словом, у них установились добрые приятельские отношения, как в свое время с Джеймсом и Морзами.
Супруги Альбаретто оба были медиками из города Турина. Мара была дочерью крупного итальянского промышленника, а ее муж Джузеппе, иезуит, забросил стоматологию и стал финансистом в издательском отделе ордена.
Они стали новыми меценатами Дали, причем, как и Морзы, за спиной художника приобретали картины и у его сестры Аны Марии. Таким образом у них в коллекции оказался знаменитый натюрморт с головой Лорки «Приглашение ко сну» и портрет самой Аны Марии 1925 года. Ярый иезуит Джузеппе решил позаботиться также о душе художника, так как, сказал он, «душа Дали в опасности, потому что его жена была ведьмой…»
Бедная Гала! Как только ее ни называли, всем она не нравилась, кроме Дали, и никто не подумал, что она была тем человеком, который вырастил этот редкий и уникальный цветок под названием Сальвадор Дали Доменеч — Спаситель современного искусства.
Так вот, Альбаретто заказал художнику сто иллюстраций к Библии. Он был уверен, что тесное знакомство с текстом Священного Писания обратит заблудшего к вере. Проповедник говорил, что работа над Ветхим и Новым Заветом изменила Дали, хотя тот факт, что он во время работы над Библией вдруг захотел проиллюстрировать и сказки «Тысячи и одной ночи», заставляет усомниться, что старания Джузеппе Альбаретто увенчались хоть и частичным успехом. Иезуит, кстати, оплатил и работу над иллюстрациями к арабским сказкам, причем Гала не позволяла малышу Дали заглядывать в само произведение, дабы не ограничивать творческую фантазию художника. И в результате — гаремы и гаремы с сотнями аппетитных попок…
Позже, во второй половине 60-х годов, Альбаретто заказал иллюстрации также к «Одиссею», «Гамлету» и «Дон Кихоту».
«Дон Кихота», как мы помним, Дали иллюстрировал еще в Америке, а затем, в ноябре 1956 года, получил от Жозефа Форе заказ на пятнадцать литографий к этому произведению Сервантеса. В «Дневнике одного гения» Дали пишет, что «вообще был против искусства гравюры. Я считал, что в технике этой нет суровости, нет монархии, нет инквизиции. На мой взгляд, это была методика чисто либеральная, бюрократическая, дряблая».
И он решил эту технику усовершенствовать в согласии со своими монархическими пристрастиями. Зарядил пулями, начиненными литографской краской, «аркебузу ХV века с прикладом, инкрустированным слоновой костью» и в присутствии толпы поклонников и журналистов стал палить с палубы баржи на Сене по литографским камням. В результате получились динамичные кляксы, которые Дали, пользуясь своим талантом рисовальщика и гениальным воображением (он с детства, как помним, умел видеть в пятнах сырости на потолке те или иные образы или предметы), обращал в изображения подвигов Дон Кихота и Санчо Пансы. Продолжая свои опыты по «пулькизму», он устроил подобное же шоу и на Монмартре, когда начинил пропитанные хлебным мякишем носорожьи рога и шмякнул их об камень. Расколовшись, они дали
