бочонок с порохом. При втором ударе, ещё более мощном, Рябова резко кинуло к борту, на какое-то мгновение он потерял сознание и очнулся только в воде.
«Элефант» был рядом. По всей поверхности бухты, здесь и там, колыхались обугленные деревянные обломки палубных надстроек, догорающие остатки нескольких разбитых галер. Дым шёл низко над водой, мешая дышать.
Рябов уцепился за какой-то торчащий из потемневшей воды ящик и огляделся.
От кормы фрегата незаметно для русских пыталась отвалить зелёная шлюпка. Из-за сильного дыма, клубящегося в резких бликах огня, с борта фрегата её, должно быть, не видели. Около десятка шведов, в синих мундирах, уже сидели на вёслах, а на средней банке, на том месте, где крепится обычно ценной подъём, виден был замерший без движения в неудобной позе грузный пожилой человек в адмиральской форме. Под разорванным мундиром виднелись окровавленные бинты.
Лицо этого человека Рябов узнал бы сегодня из тысячи.
— Братцы! — закричал он в пространство что было мочи. — Братцы! Эреншельда уходит!
И грохоте боя его не слышали. Свист пуль, крики, скрежет рвущегося металла заглушали человеческий голос.
— Братцы!
Рябов выпустил свой спасительный ящик и вплавь, сажёнками, по-крестьянски, несмотря на то, что был ранен, кинулся догонять уходящую шлюпку. Удалось. За корму нацепился. Потому как шведы в панике вёслами работали плохо. Спешили, друг на друга покрикивали. по по левому борту размаха для вёсел не было: близость «Элефанта» мешала.
Наконец упёрлись дружно сразу тремя вёслами в борт фрегата и оттолкнулись. Разворачиваться стали, чтобы уходить куда-нибудь на остров как можно скорее. Чтобы шаутбепахта Эрепшельда от плена спасти.
Рябов снова тут крикнул:
— Братцы!
И сейчас же почувствовал сильный удар по пальцам левой руки, которой он цеплялся на борт. Это рулевой, повернувшись всем телом, рукояткой пистолета пытался отогнать Рябова. И ещё один швед, вытащивший уже из портика длинное косое весло, пробирался к корме, глядя в упор на Рябова чёрными, будто обугленными глазами.
— Бра…
Но крикнуть на этот раз он больше ничего не успел. Гром раздался над самым ухом, полыхнуло прямо в глаза, и сомкнулись тотчас же пенные бесшумные волны над простреленной головой русского солдата Ивана Рябова.
В суматохе боя никто, конечно же, этого не заметил…
Эреншельду уйти, однако, не удалось. Крики Рябова услышаны были не на фрегате, а на галере капитана Бакеева. Да и куда мог уйти, ежели разобраться, в этом аде кромешном поверженный адмирал? Русские резервные галеры все ходы и выходы закрывали.
Эреншельд был снова поднят на «Элефапт», где стрельба в это время почти уже совсем прекратилась. Пётр, отвлёкшийся на минуту от тушения пожара, затихающего на палубе, приказал передать адмирала на попечение лекарей. Храброго противника государь приучен был уважать…
Отбуксированы были шведские галеры и шхерботы к правому берегу Прекратился на «Элефанте» пожар. И опить над бухтой Рилакс повисла сонная бесстрастная тишина.
Дело было по чести исполнено, теперь надо было счёт потерям произвести.
У неприятеля перебито оказалось около трети экипажа. Всего взято: один фрегат, шесть галер, три шхербота и пленных пятьсот восемьдесят человек.
У русских общим числом было четыреста шестьдесят девять убитых и раненых.
Путь на Або был свободен.
Таков был внешний итог первой битвы на море русского и шведского флота.
Время сохранило для нас интересный документ — краткий отчёт об этом событии. Ту далёкую эпоху он отражает даже в своей стилистике. Это — «Реляция о случившейся морской баталии между российскою авангардиею и швецкою эскадрою», составленная в резиденции государя. В иен говорилось:
«И хотя неприятель несравненную артиллерию имел пред нашими, однакож по зело жестоком суопротивлепии перво галеры од на по одной, а потом и фрегат флаги опустили. Однакож так крепко оборонялись, что ни единое судно без обордирования от наших не отдалось…»
Вскоре корабли победителей вернулись в столицу. Жители Петербурга высыпали на набережную. Возвращение галерного и парусного флотов превратилось в народное празднество. Окружённые русскими кораблями, по Неве шли захваченные в плен шведские суда, в том порядке, как они располагались во время боя в бухте Рилакс. У Петропавловской крепости стояли пушки, салютовавшие героям Гангута.
Перед входом на мост, ведущий в крепость, была сооружена арка, украшенная цветами и флагами. В её центре изображался двуглавый орёл, держащий в когтях слона. (Ещё раз напомним, что «Элефант» по- русски значило «Слон».) Надпись гласила: «Русский орёл не мух ловит».
Остаётся ещё сказать два слова о судьбе Карла XII.
На родину он вернулся из Турции только во второй половине 1715 года. Убедительных документов, объясняющих шестилетнее пребывание шведского короли при дворе султана, история не сохранила.
30 ноября 1718 года Карл XII был убит случайной пулей в Норвегии, при осаде крепости Фридрихсгам.
14. ЭПИЛОГ
дмирал Ватранг, понимая всю дальнейшую бесполезность пребывания своих кораблей у Гангута, с первым же ветром снялся с якорей и повёл эскадру свою к пограничным районам Швеции. После стремительного прорыва флота Петра надо было срочные меры принимать к обороне собственных берегов.
Уходила в тот год война всё дальше от русских границ, передышку давая истощённой в битвах земле и усталым людям на ней.
Паника царила в Стокгольме: не привыкла Швеция с Россией на собственной земле воевать, а теперь вот, после Гангута, именно такой поворот событий оказался возможным. Паника эта ещё больше усилилась, когда русский флот занял — почти без боя — Аландские острова.
Тут уже вообще речь пошла для Швеции не об активных военных действиях на Балтийском море, а только о спасении собственном.
Как тут не вспомнить ещё раз знаменательные слова Петра, сказанные им перед началом похода: «Я к миру всегда был склонен, но того неприятель и слышать по хочет. Посему в нашей воле: что Карл XII запутал упрямством, то распутывать будем умом. А буде и сие ныне не поможет, распутывать будем силою и оружием, доколе мир решит сам бог!»
Только теперь, после глубокого Гангутского рейда, для России стало наконец-то возможным впервые на четырнадцать лет войны вопрос о мире поставить.
И однако пройдёт ещё долгих семь лет, прежде чем будет заключён мир. Договор будет подписан в городе Ништадте 30 августа 1721 года.
Балтика для России станет наконец-то свободной.
