братом своим со князем Владимером Андреевичем и с новонареченною братиею с литовскими князи Волгордовичи от шестаго часа нача полцы уряживати. Есть же воевода некто, прииде с литовскими людми и князьми именем Димитрей Боброков,* родом Волынския земли. И той бе нарочит воевода полководец, и велми по достоянию, и урядив полки, елико где кому достоит по достоянию стояти.
Великий же князь поим брата своего князя Владимера и литовския князи и воеводы и вся местныя князи и выеха на высоко место, и зряше на полки своя, и видев образ Спасов, иже бе воображен в христианских знамениих, аки некия светилницы солнечныя светящеся, и стязи ревут наволочены, простирающеся аки облацы, тихо трепещуще, хотят промол-вити. У руских богатырей хоругови, аки живы пашутся, а доспехи руския, аки воды во вся ветры, воеводы колыблются, и шеломы на главах их златом украшены, аки утренняя заря во время ведрено солнцу светящуся. Еловцы* шеломов их, аки пламень огненный пашется.
Мысленно бо бе видети и ужасно зрети таковых руских князей и их удалых детей боярских и собрания их и учреждения их. Таоко бо вси равно и единодушно друг за друга хощет умрети, н вси единогласно глаголаху: «Всесвятый господи, призри на ны и даруй православному нашему великому князю победу на поганых, якоже Константину* покори Максентиа врага и якоже Давиду покорил Голиада».* Се же удивишася литовския князи и глаголюще себе: «Несть бо достойну при нас, ни прежде нас, ни по нас таковому воинству не быти. Много бо воинства есть, якоже Гедеоновых соузниц,* но и боле того господь бо силою своею вооружи их».
Великий же князь Димитрий Ивановичь видев полки своя достойно вооружены, обвеселися сердцем, и сшед с коня, паде на колену прямо великому полку и черному знамению,* на нем же бе воображен образ владыки нашего Исуса Христа, нача из глубины сердца звати: «О владыко вседержителю, виждь смотреливным оком на люди твоя, иже твоею рукою сотворени суть и твоею кровию искроплени, иже алистора из работы извед.* Внуши, господи, глас молитвы моея и обрати лице свое с яростию на нечестивых, иже творят рабом твоим злая. Молюся образу твоему святому и пречистой твоей матери и твердому и необоримому молитвеннику о нас к тебе рускому святителю Петру митрополиту. На его молитву наделся, молю и призываю имя твое святое». Скончав же молитву, паки сяде на конь и нача по полком ездити и коемужду полку рече своими усты: «Братия моя, руския удалцы, от мала и до велика, уже бо нощь приспе и день приближися грозный. В сю же нощь молитеся, мужайтеся и крепитеся. Силен бо во брани господь. Зде пребудите кождо на местех своих не мятущеся. Утре бо не пошгёти тако урядитися, уже бо гости наши ближут к нам. Имам общую чашу нити на реце на Непрядве. Имать бо быти поведенная, тоя бо чаши, друзи мои еще на Русе возжелеша. Но уповай на бога жива, мир да будет вам, братия моя. Утре ускоряют на нас татарове, а мы овей готови будем противу их».
Брата же своего князя Владимера великий князь отпусти въверх по Дону в дубраву, яко удалитися полку, и даде витязи достойны двора своего. И еще отпусти ему известнаго того воеводу Дмитрея Боброкова Волынскаго.
Уже бо нощь приспе противу светоноснаго дни Рождества пресвятыя богородицы. Осени же53 всегда одождевающейся, бысть же тишина и теплота в нощи той, яко в летния дни, и мрацы роении явишася. Поистинне бо рече: «Нощь не светла неверным, а верным же просвещение».* Рече же Дмитрей Волынец великому князю 54примету воинскую.55 Уже бо заря вечерняя потухла. Дмитрей же сяде на конь свой и поим с собою единаго велйкаго князя, выеха на поле Куликово и, став посреди обоих полков, обратися на полк татарский. Слышав же стук велик и клик, аки торзи снимаются и аки городы ставят, и аки трубы гласяще. Назади же полков татарских бысть волцы воют велми грозно. По правой же стороне вороны и галицы безпрестани кричаще, и бысть трепет велик птицам, прелетаю-щим с места на место, аки горам играющим. Противу же им на реце Непрядве гуси и лебеди и утицы крилами плещуще необычно, велику грозу подают. Рече же Волынец великому князю: «Что слышал еси, господине?». И рече великий князь: «56Слышах, брате,57 гроза велика есть». И рече Волынец: «Обратися же, княже, на полки руския». Яко обратися, и бысть тишина велика. И рече Волынец великому князю: «Что ты, господине, слышал?». Он‘же рече: «Ничто же, брате, слыщати, токмо видех от множества 58огней яко заря восходяще».59 И рече Волынец: «Господине княже, добры суть приметы и знамения. Призывай бога небеснага и не оскудевай верою». И паки рече: «Еще ми есть примета». И сшед. с коня, паде на землю, на правое ухо, прилежа на мног час. И востав, абие пониче. И рече великий князь: «Что твоя есть, брате, примета?». Он же не хоте сказати ему. Великий же князь нуди его добре. Он же рече ему: «Едина ти есть на ползу, а другая скорбна есть. Слышах землю плачущую надвое: едина страна, аки некая жена плачющи чад своих татарским гласом, другая же страна, аки некая девица просопе, яко свирель единоплачевным гласом. Уже множество тех примет я испытал, сего ради надеюся на бога вседержителя и на святых мученик Бориса и Глеба. Аз чаю победы на поганых, но христиан много же падет». Слышав же то, великий князь прослезися и рече: «Да будет воля господня». И рече Волынец великому князю: «Не подобает ти, государю, того никому в полцех поведати, но повели бога молити и святых его на помощь призывати. Вседая же на конь свой, всякому вели крестом вооружатися: то бо есть оружие на противныя».
В ту же нощь некто муж етер, разбойник именем Фома Хаберцыев* поставлен бысть сторожем от великаго князя на реце, муж роден, а поставлен был на крепкую сторожу от поганых. Сего человека, уверяя бог на чюдо архистратига Михаила,* откры ему видение в нощи. Той видев на высоте облак60 изрядно идяше от востока. Из него же изыдоша два юношы* светлы зело, имуще во обоих руках мечи остры, и рекоша полковником поганым: «Кто вам повеле требити отечество наше, нам бо господь дарова?». И начаша их сещи, и ни един от них не избысть. И оттоле бысть уверен человек той и нача быти целомудр и христолюбив. На утрие же поведа единому великому князю. Он же рече ему: «Никому же сего поведай». Сам же воздев руце на небо, нача плакатися и глаголати: «Господи владыко человеколюбче, молитвами святых мученик Бориса и Глеба помози ми, якоже Моисею на Аммалика* и яко Давиду на Голиада, и прадеду моему князю Александру на хвалящагося короля Свейскаго* разорити отечество его. Ныне же воздаждь ми, господи, не по грехом моим, но излей на ны милость свою и просвети нас благоутробием твоим. Не даждь же нас в посмех врагом нашим, да не порадуются врази наши о нас, да не реокут во странах иноверных: „Где есть бог их, на него же уповаша“.* Но помози, господи, христаном, призывающым имя твое святое!».
Приспевшу же великому празднику, началному дни спасения рода христианскаго, Рождеству пресвятыя богородицы, то есть сентября 8 дня, светающу дню 61Христову воскресению62 и восходящу солнцу, бысть же того утра мгла. Начаша стези христианския простиратися, и трубы многи гласят. Уже бо руских князей и воевод и у всех удалых людей окротиша кони от глас трубных, койждо под своим знамением идяше. Полцы же, которому как повелено поучением Дмитрея Волынца уставливахуся. Часу же первому дни наставшу и начаша гласи трубныя от обоих стран сниматися. Татарския трубы аки онемеша, руския же паки утвердишася. Полцы же еще не видятся, занеже мгляно бысть. 63Но всюду земля гремит,64 а ту грозу подает на восток до моря, на запад же паки до Дуная. Поле же то Куликово пригибающися,65 вострепета лузи и болота, реки и езера из мест своих выступиша, яко николи же убо толиким полком быти на месте том.
Великому же князю преседающу на борзыя кони и ездящу по полъком своим, глаголаше со слезами: «Отцы и братия, господа ради, подвизайтеся веры ради христианския. Сия бо есть смерть не есть смерть, но вечный66 живот. Ни желайте, братие, ничтоже земнаго, ни помышляйте о богатстве, и не уклонимся, братие, на усвоение, да венцы победными увяземся от Христа бога спаса нашего Исуса Христа», утвердив же полки руския. По исправлении же сего, великий князь прииде под свое черное знамя, и сниде с коня и вседе на ин конь, и совлече с себе приволоку царскую, и во оную облечеся. Тот же свой конь даде под Михаила Андреевича под Бренка67* и ту приволоку на него же облече, иже бе любим ему паче меры, и то знамя повеле рыдалю своему возити перед ним. Под тем же знамением и убиен бысть за великаго князя.
Великий же князь Димитрий Ивановичь ста на месте своем, воздев руце свои на небо и вложи в недра своя, в них же бе живоносный крест, на нем же воображены страсти Христовы,* восплакася горко и рече: «На тебе уже конечно надеюся, живоносное древо* и честный кресте, иже сим образом явися православному греческому царю Константину* и дал еси на брань сию победу с нечестивыми битися. Неоскудным своим образом победи их, не могут бо обрезаннии человецы противу образу твоему сто-яти. И ныне удиви, господи, милость свою на рабех своих», — се же ему глаголющу.
