и прославит мое величие по всем землям. Так и скажите своим князьям, моим улуснпкам и верным присяжникам».
Вернулись послы и передали все это от Мамая. Они же, безумцы, обрадовались этому пустому, суетному обещанию Мамая, не зная, что бог дает власть тому, кому захочет. Не вспомнили сказанного господом: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою опустошит, то есть погубит».* Ибо и эта жизнь преходяща, и царство переходит из рода в род и от народа к народу, а человек, сделавший зло, мучается вечно, не имея помощи от приобретения всего мира. Они же, ища земного и тленного, как скот, обманулись по безумию своему.
В то время к великому князю Дмитрию Ивановичу в Москву пришла весть, что князь Волжской Орды Мамай больше уже не прозывается князь, а великий и сильный царь, и что он с огромным войском кочует на Воронеже и хочет на него идти войной. Узнав об этом, князь великий Дмитрий Иванович весьма опечалился и исполнился скорби, и пошел в соборную церковь, и припал со слезами к образу пречистой богородицы письма евангелиста Луки и к гробнице великого чудотворца Петра, митрополита всея Руси, и, получив благословение у своего отца Киприана,* митрополита всея Руси, рассказал ему о Мамаевом нашествии.
Тогда, в тот год, митрополит Киприан только что прибыл из Киева в Москву, а до этого он пребывал в Киеве, будучи поставлен за много лет до этого в Царьграде митрополитом на Русь, еще при жизни митрополита Алексия.* В то время еще он написал великому князю Дмитрию Ивановичу в Москву, сообщая: «Патриарх меня поставил митрополитом на Русь». Но великий князь ответил ему так: «У нас есть митрополит Алексий и другого, кроме него, мы не принимаем». Киприан написал также в Новгород и во Псков, и оттуда ему так же ответили. И он жил в Киеве до самой смерти блаженного митрополита Алексия. После смерти митрополита Алексия великий князь Дмитрий хотел Митяя,* архимандрита Спасского монастыря, видеть на митрополичьем столе в Москве, и был Митяй введен на митрополичий двор. Затем он отправился из Москвы в Царьград к патриарху для поставления в митрополиты, и сам великий князь и все его бояре с почестями проводили его. Но Митяй умер, немного не доехав до Царьграда. Пимен,* архимандрит переславский, из Гориц, был послан с Митяем в сопровождающих его и, видя, что Митяй умер, задумал сам попасть на русскую митрополию, ведь все для этого было приготовлено и послано с Митяем. Его и поставил патриарх в Царьграде в митрополиты на Русь. И скоро весть об этом достигла великого князя в Москве, и не захотел принять его великий князь. «Я послал Пимена в сопровождающих Митяя, а не для доставления в митрополиты», — сказал он. И тогда в марте месяце он послал в Киев своего духовника Феодора, игумена симоновского,* за митрополитом Киприаном, зовя его с великими почестями в Москву. Киприан прибыл в Москву в четверг шестой недели после Пасхи, в праздник Вознесения Христова, и великий князь торжественно встретил его со своими детьми, боярами и со всем народом. А вскоре пришла весть о нашествии окаянного Мамая.*
И сказал митрополит своему сыну: «Разузнай точно, так ли это, и собирай войска, чтобы не застали тебя врасплох». Тот начал собирать многочисленное и великое войско, объединяясь с великой любовью и со смирением с русскими князьями и с местными удельными, подчиненными ему. Послал он и к своему брату, великому князю Михаилу Александровичу Тверскому,* прося помощи. Тот вскоре послал войско и направил на помощь к нему племянника своего, князя Ивана Всеволодича Холм-ского,* внука Александрова, правнука Михайлова, праправнука Ярослава Ярославича. Великий князь послал также за своим двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем; тот был тогда в своей вотчине, в Боровске,* и вскоре прибыл в Москву к великому князю.
И опять поступили новые известия, что Мамай действительно наступает в великой ярости с огромным войском. Великий князь очень стал скорбеть и печалиться. В своей опочивальне он встал перед образом Спасителя, который был у него в изголовье, и так молился: «Владыко господи Иисусе Христе, милостивый и человеколюбивый! Смею ли я, многогрешный раб твой, молиться тебе в печали моей! На тебя возложил я печаль мою, владыко милостивый господи! Не сотвори с нами того, что было с нашими прадедами, когда навел ты на них злого Батыя. Еще велик в нас тот страх и трепет. А ныне, господи, не до конца прогневайся на нас! Я знаю, господи, что из-за меня хочешь погубить всю землю — согрешил я пред тобою больше всех людей. Окажи мне милость, господи, ради моих слез!». После молитвы он вышел из опочивальни и, взяв с собою своего брата князя Владимира Андреевича, отправился к отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси, и сказал ему: «Достоверно, отче, идет на нас нечестивый Мамай в ярости и с огромным войском». Митрополит стал утешать его и укреплять, говоря так: «Не смущайся этим, господин и сын мой возлюбленный! Ведь сказано: „Многие скорби праведным и от всех их избавит господь', и еще: „Господь наказал меня сурово, но смерти не предал меня', и еще к тому же: „Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбях, постигших нас так сурово'.* Скажи мне, сын мой, правду — в чем ты перед ним виноват?». Великий князь сказал: «Я себя проверил во всем, отец мой. Я ни в чем перед ним не виновен. Как есть у меня с ним договор, так по этой договоренности я и плачу ему дань, не повинен я перед ним ни в чем».
И пока они так беседовали, вдруг неожиданно прибыли в Москву татары, послы от Мамая к великому князю Дмитрию Ивановичу, прося дани, как бывало при царе Азбяке и при сыне Азбяка Чянибеке,* а не но тому соглашению, которое 5ыло с Мамаем. Ведь великий князь платил дань по тому соглашению, которое было с Мамаем, а он просил, как было при древних царях; князь же великий так не платил. Мамаевы послы ответили заносчиво и сообщили, что Мамай близко стоит, в поле за Доном, с огромным войском.
Великий князь поведал все это отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси. Тот же сказал: «Видишь, господин, сын мой возлюбленный о господе, что божиим попущением за наши грехи идет Мамай разорить нашу землю. Но вам, православным князьям, следует этих нечестивых удовлетворять дарами вчетверо и вдвое большими, чем прежде, чтобы он в тихость и смирение пришел. Если же так он не укротится и не смирится, то господь бог его смирит. Ибо сказано: „Господь гордым противится, смиренным же дает благодать44.* Так было с Василием Великим в Кесарии,* когда злой отступник царь Юлиан, идя на персов, захотел разорить город Кесарию и всех жителей предать мечу. Василий Великий помолился господу богу вместе со всеми бывшими там христианами и собрал много золота, хотел дать царю Юлиану, чтобы утолить и утишить его ярость. Господь же увидел, что сердце Юлианово не смиряется, и послал на него своего воина святого Меркурия* и повелел предать его злой смерти. И так был убит божией силой окаянный царь Юлиан. Именно так господь повелел христианам поступать — со смиренномудрием, как говорится в Евангелии: „Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби44.* Ведь мудрость змеи такова: когда с нею случается беда, когда ее бьют и ранят, она отдает все свое тело на раны и побои, но голову свою изо всех сил бережет. Так и всякий христианин, во имя Христа, когда наступает тяжелое и трудное время, когда его гонят, ранят, бьют, мучают, он все отдает: золото, серебро, имущество, почет, славу, при необходимости допускает ранить свое тело. Но голову свою — а голова наша Христос и христианская вера в него — бережет со всей тщательностью ради любви ко Христу и веры в него. Так вот повелел нам господь мудро поступать и исполнять. Если ваши преследователи ищут стяжания, имущества, золота и серебра, дайте им все, что имеете; если они хотят почестей и славы, воздайте им; если же хотят отнять вашу веру, стойте крепко за нее п сохраняйте ее со всею заботливостью. Так и ты, господин, сколько можешь собрать золота и серебра, пошли ему и укроти его ярость».
Великий князь Дмитрий Иванович послушался отца своего Киприана, митрополита всея Руси, и по его совету послал избранного для таковых дел, по имени Захария Тутчев,* дав ему двух переводчиков, знающих татарский язык, и много золота и серебра отправил с ним к царю Мамаю. Посол, дойдя до Рязанской земли, узнал, что Олег, князь рязанский, и Ягайло, князь литовский, присоединились к царю Мамаю, и тайно послал гонца-скоровестника к великому князю в Москву. Узнав о случившемся, великий князь впал в сильную скорбь и печаль и, взяв с собой брата своего двоюродного, князя Владимира Андреевича, отправился к отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси, и объявил ему, что Ягайло, князь литовский, и Олег, князь рязанский, объединились с Мамаем против нас. Митрополит же Киприан сказал: «А ты, господин, сын мой о Христе, чем их обидел?». Великий князь Дмитрий Иванович со слезами сказал ему: «Грешен я, отче, и недостоин жить. Но против них я не преступил ни одной черты по закону наших отцов. Знаешь, отче, и сам, что довольно мне моих владений и я захватывать чужих не желаю. Я их ничем не обидел и не знаю, отчего они поднялись на меня». Сказал ему митрополит: «Если это так, не скорби и не тревожься. Господь тебе заступник и помощник, потому что господь любит правду и правду защищает, и правда от смерти спасает. Но не теряй времени попусту, чтобы тебя не захватили внезапно и врасплох.
