необходимого развития остается для него неизвестной. Функционирование психотика не основывается на принципе удовольствия; фактически неспособность идти по направлению к приятному возбуждению и составляет суть его проблемы. Всемогущество ребенка реально. Он- это будущее, наследник всего, что создано в прошлом, творец завтра. Если все это превращается в иллюзию, я могу только сказать, что мы не выполнили свои обязательства перед ребенком. Мания величия, столь типичная для шизофрении, является истинным расстройством.
Первобытный человек функционирует, исходя из принципа реальности, который, однако, ограничен отсутствием аккумулированного опыта. В пределах своих знаний он проявляет способность адаптировать поведение в соответствии с неотложными потребностями внешней ситуации. У него есть чувство подвижности и координации, обеспечивающее возможность тонкой регулировки движений и приводящее его действия в соответствие с той реальностью, которая ему известна. Это как раз то, чего нет у психотика. Поведение шизофреника не мотивировано принципом удовольствия, и у него отсутствует мышечный контроль, необходимый для того, чтобы его действия были адекватны реальности. Под влиянием обстоятельств он начинает отрицать себя и кончает отрицанием мира реальности. Именно это отрицание материальной реальности и дегуманизирует шизофреника, ведь даже ангел- не человек. Распад его Я является причиной деструкции материального мира.
В шизофренической реакции есть один симптом, который отображает физический процесс, лежащий в основе этого заболевания. Речь идет о кататонии, которая является не только патогномическим признаком шизофрении, но еще и критерием для определения тяжести патологического процесса. Обычно кататонические больные имеют более благоприятный прогноз, чем те, кто страдает другими формами заболевания. Некоторые из проявлений этой болезни следует понимать как попытку восстановить функцию Я. Именно так можно истолковать деструктивные вспышки. Они представляют собой высвобождение агрессивных импульсов, которые, несмотря на свою иррациональность и опасность для окружающих, способствуют усилению и интеграции Я шизофреника. Я всегда считал, что многого можно достичь, если позволить шизофренику разбить какую-нибудь старую мебель, естественно, под внимательным контролем. Многие шизофреники отмечают, что после этого чувствуют себя лучше. Разумеется, подобные действия допустимы в строгих рамках терапевтической программы.
В этой связи Фенихел заметил: «Корнем многих кататонических симптомов является восстановительная борьба за утраченный объективный мир». Особенно уместно утверждение, что «кататоническая ригидность отражает конфликт между импульсом к действию и защитой от него» (Fenichel 1945, рр. 437, 438), Ференци высказал идею, что кататония является результатом противопоставления активизации и сдерживания импульсов. Невротический мышечный спазм отличается от кататонической ригидности только степенью локализации. Это различие является, по существу, количественным.
Мне довелось лечить пациента, который только что выписался из больницы, пройдя серию сеансов лечения электрошоком. Увидев его впервые, я был потрясен его внешностью. Лицо напоминало лицо трупа, кожа туго обтягивала изможденные щеки, а рот ввалился, как у мертвого. Голос был чуть слышен, а говорить он мог, отвечая на вопрос только «да» или «нет». Все движения были крайне медлительны, но все же он мог с некоторой силой бить по кушетке. После того как я дважды вызвал у него рвотный рефлекс, глаза пациента увлажнились, а лицо несколько смягчилось и прояснилось. Ноги начали непроизвольно дрожать.
Повторив на следующем занятии эту процедуру, я несколько раз, пока он бил по кушетке, с силой согнул его ноги. Их продолжала бить сильная дрожь. Я снова вызвал рвотный рефлекс, но выражение его лица не улучшилось. Это несколько удивило меня, поскольку на эту встречу он пришел бол ее оживленным, чем в прошлый раз. Я попросил его побить по кушетке лежа. Движения пациента были совершенно механическими. Затем, ко гда я задержал его руку в поднятом положении, он так и остался в этой позе. Тщательно наблюдая за ним, я заметил, что его глаза еще больше остекленели, он стал безжизненным, а голос был еле слышен. Я понял, что он ушел в себя, впав в кататонический ступор. Что случилось? Можно предположить, что возбуждение, вызванное агрессивными движениями, было чрезмерным. Он явно был испуган сильным тремором нижних конечностей. Поскольку он не мог контролировать или произвольно остановить эти движения, он диссоциировал восприятие и тело. Его ноги продолжали дрожать, но совершенно механически. Он сознавал, что они двигаются, но для него это не имело никакого значения. Его там не было.
Где же находилось Я пациента во время кататонического ступора? Когда я спросил его, слышит ли он меня, раздался еле слышный голос: «Да». Я остановил тремор ног, и пациент продолжал лежать тихо и неподвижно. Но его чувства бодрствовали. Свет проникал сквозь остекленевшие глаза, которые слегка двигались, но ничего не выражали. Агрессивная, моторная, материальная сторона его существования спала. Нежность, чувствительность, духовный компонент были живы. До этой стороны личности можно было добраться, другая же была недоступна. Мой пациент был диссоциирован: одна половина личности бодрствовала, другая спала сном, подобным смерти. Это как раз то чувство, которое имели в виду другие шизофреники, рассказывая, что их тело умерло — не душа, не разум, а тело. Я посадил его и стал объяснять, что с ним произошло. Постепенно глаза его прояснились, а лицо оживилось. Затем оно стало грустным. В конце занятия он выглядел гораздо лучше, чем час назад.
Это — описание кататонического ступора, во многом напоминающего сон. Это состояние станет нам более понятным, если мы больше узнаем о динамическом, биоэнергетическом механизме обычного сна. При кататонической ригидности мы обнаруживаем ту же самую диссоциацию, но мышечная система не столько находится в состоянии ступора, сколько является застывшей, окоченевшей. И в том и в другом случае подвижность организма значительно редуцирована, но сенсорное восприятие при кататонии сохраняется. При изучении этих феноменов прежде всего важно понять отношение Я к моторному процессу. Хотя это чисто психический феномен, он зависит от лежащих в его основе биоэнергетических процессов в соме. Я можно сравнить с пробкой, качающейся на волнах. Ее покачивание вверх и вниз — результат движения волн. И в то же время это представляет собой наиболее яркое проявление движения. Здесь вполне подходит и сравнение с электрической лампочкой, которая при замыкании цепи служит индикатором электрического тока.
Итак, если Я зависит от телесного потока, то последний может быть независимым от процессов восприятия. При значительном расщеплении восприятия и движения, когда поток не достигает органов восприятия, мы сталкиваемся с проявлениями проекции и галлюцинации. При кататонии имеет место некоторое единство восприятия и импульсов. Только благодаря такому единству Я, защищая себя, подчиняет себе импульс, даже за счет временного прекращения его функции. Этот процесс непроизвольный и бессознательный. Функцию подавления выполняет та часть Я, которую мы называем Сверх-Я.
Нам известно, что Я в том числе является органом восприятия, в функции которого входит сдерживание или высвобождение действия. Функция сдерживания проистекает из контролирующей позиции Я, действующего исходя из принципа реальности. Я, по выражению Фрейда, владеет подступами к подвижности. Оно или дает команду действовать, или воздерживается от этого. Я подобно капитану, командующему солдатами. Дисфункцию нижних отделов нервной системы при травме спины можно сравнить с потерей капитана. Только постепенно нижние звенья восстанавливают свою автономную способность к движению, но при этом высшая координация по-прежнему отсутствует. С биоэнергетической точки зрения Я вызывает разрядку мышц. Однако разрядить можно только то, что заряжено. Импульс заряжает мускулы и организовывает действие. Он как бы подготавливает ружье к выстрелу, но, чтобы он прогремел, необходима команда.
Почему же Я не дает своей санкции? Это легко понять, если действие может привести к опасной ситуации. В таком случае мы говорим, что поведение рационально, но не невротично. Сдерживание агрессии в ситуации, требующей действия, является проблемой, с которой сталкиваются все пациенты. Психоаналитики считают, что существует бессознательный страх, который заставляет Я сдерживать действие. Этот страх уходит корнями в ранние детские переживания и может сохраняться, даже если взрослый пациент осознает свои детские травмы. Страх, таким образом, обращен в настоящее. Но что же он собой представляет?
