— Эй, Кубик! Ты целоваться умеешь?
И смеется, как дурак. Просто ржет, умирает со смеху. Сострил! Тоже ягодка, этот Толя! Нет такой девушки, чтоб он не задел, не окликнул. Толя длинный и черный, как ворона. И, как ворона, вечно каркает. Если бы не Игорь, обрезала б я ему язык-то, живо бы угомонился, в карман за словом не полезла бы. А так и Игоря можно ненароком задеть и обидеть. Нашел с кем заниматься! Наверно, поручили но комсомольской линии, иначе не представляю, что могло привести Игоря к Толе. Такого лодыря надо поискать. Еще ни одного экзамена не сдал с первого раза. Какая сила держит его в университете, не знаю. Да еще и стипендию получает — не станет же он бесплатно учиться! Ха! Вообще-то по закону стипендия принадлежит Мариоре, а не ему. Но получает Толя. Дело в том, что Мариора материально обеспечена. А этот балбес нуждается. Вот студенческий совет и решил… Отец Мариоры — председатель колхоза, и в его семье только трое детей. А Толин отец работает гармонистом в клубе, и детишек у него целая дюжина. То, что он зарабатывает на свадьбах да крестинах, — не в счет. Халтура не считается. Кроме того, он вечно жалуется на нехватки. Да тут хоть мешками деньги получай, все равно не хватит, если у тебя такие отпрыски, как Толя. Берет пройдоха за Мариору стипендию и не краснеет. Еще и зовет Мариору расписаться в ведомости, когда та забывает. Видите ли, его сиятельство материально не обеспечен. А чтобы тянуть на стипендию — трудолюбия не хватает, надеется на сознательность других. На месте Мариоры я ему такую сознательность показала бы, что забыл бы и свое имя. Все возмущаются в группе таким безобразием, а толку-то что? Если еще и Толя учится, то не знаю, кто неученым останется.
Притворяюсь, что не услышала его дурацкую реплику, и прохожу мимо с поднятой головой. Только эти черти не оставят тебя в покое — прыгнули вниз, загородили дорогу. Видно, им хочется учиться так же, как кошке лизать соль. Толя совсем обнаглел:
— Слушай, Кубик, грех не только в том, чтобы делать что-то недозволенное, но и в том, чтобы не делать. Это сказал великий философ!
— Бедный философ не подозревал, что ты тоже когда-то возьмешься за науку.
— Серьезно! Есть грех воздержания.
Хочется так его трахнуть в лоб, чтобы зеленые искры из глаз посыпались. Но я воздерживаюсь. Из всей философии заучил только этот софизм. И кривляется. Игорь покраснел и одернул сокурсника:
— Не будь ослом.
Игорь часто краснеет, как девушки бабушкиной поры. Сейчас редко кто краснеет от смущения. Не модно. Сейчас чем больше развязности, тем скорей обратишь на себя внимание ребят. Не вовремя я родилась.
Чтобы не дать Толе сморозить еще какую-нибудь нелепицу, Игорь направляет, разговор в проторенное русло:
— Подготовилась по истории?
— Немного.
Толю, как я уже сказала, не волнуют проблемы учебы, он сделал еще одну попытку повернуть по- своему:
— Мы видели, папаша к тебе приезжал. Не привез чего-нибудь такого?… Чтобы горло промочить?
С наслаждением отвечаю:
— Кое-что есть, да не про вашу честь.
Толя недовольно покрутил носом и обиженный ушел: нету спичек, прикурить надо.
— Рассердился, — определил Игорь.
Я пожала плечами:
— Не велика потеря.
Игорь другого мнения:
— Зря ощетинилась. Он неплохой парень. Язык, правда, скверный, но не всегда. Иногда мне кажется, он притворяется, бравирует.
Что мои уши слышат: Игорь защищает Толю! Поразительно. Неужели всерьез? Вои тебе и на. Но молчу. Недоставало поругаться с Игорем из-за такого жучка, как Толя.
Игорь мне нравится, несмотря на очки. Симпатичный парень. Он напоминает котенка с забавной мордочкой в очках, если вообразить, что котенок умеет писать стихи. Наши девушки подсмеиваются над ним, прозвали сыном муз. Как и все остальные парни, он влюблен в Лилиану, однако цену себе не знает и держится на почтительном расстоянии. Втайне вздыхает. Но мы-то все знаем. Для Лилианы Игорь — резерв. Она его держит возле себя на всякий случай. Он у нее на побегушках, готовит за нее задания, делает небольшие одолжения. Вообще Лилиана любит, чтобы перед ней все были на задних лапках. Водит парней вокруг пальца. А Игорь доволен своей ролью и не претендует на большее. Как я уже говорила, девчата беззлобно подсмеиваются над ним; так он выбрал своим духовником меня. Мне он читает стихи, посвященные Лилиане, со мной восхищается ее красотой. Часами иногда болтаем о Лилиане. Когда у тебя нет других перспектив, и эта хороша. А мне вдвойне приятно это — я и Лилиану люблю, говорить о ней — удовольствие, с другой стороны, все же общаюсь с парнем, причем симпатичным и не глупым. Не успел Толя отойти от нас, Игорь спросил:
— Почему одна? Где Лилиана?
Предъявляет претензии, будто я повенчана с Лилианой. Раздраженно отвечаю:
— Захотелось зеленого луку, пошла на базар.
Кажется, влипла, Игорю ничего не стоит разоблачить меня. Ведь мама Лилианы работает в студенческой столовой, где может не оказаться деликатесов, но лук-то есть всегда. Так что Лилиане нет нужды бежать на базар за луком. Но Игорь витает в иных сферах, он, может, даже не услышал моего ответа. Для него радость упомянуть слово «Лилиана». Он и повторяет это имя, как заклинание, как ворожбу.
— Лилиана не может сидеть на месте, бежит, как лань, Если же чего захочет Лилиана, непременно добьется. Какая она легкая и быстрая! Почему ты не сделаешь такую прическу, как у Лилианы?
Мне только такой стрижки не хватало. Я бы походила на воробья, которого вырвали из лап коршуна. Подожди, да это же намек! Что он этим хочет сказать? Дескать, я выглядела бы сносно, лишь обладая прической, напоминающей стрижку Лилианы? Ну, знаете! И этот начинает задирать нос. Ничего, я могу и щелкнуть по нему. Отвечаю с вызовом:
— Мне и так неплохо.
Игорь краснеет и что-то бормочет под нос, потом предлагает послушать его новое стихотворение. Надоело слушать стихи, посвященные другим. Я ему прямо так и сказала, откуда только храбрости взяла. Игорь совсем смешался. Нет, он и не думал мне читать собственные вирши, ему пришло в голову показать стихи другого автора. Просто эти строки ему нравятся. Чтобы совсем не поссориться, соглашаюсь выслушать. Стихи, разумеется, лучше воспринимаются, когда сидишь где-нибудь в тени деревьев на скамеечке. Чтобы никто не помешал, мы удалились подальше в заросли. Я присела на край ветхой скамейки, а он, растирая в пальцах лепесточки сирени, вполголоса начал:
Чепуха. Туманная выспренняя меланхолическая галиматья. Губы у Игоря потрескались, как кожура спелой дыни. После каждой строфы он языком увлажняет их, однако спустя минуту они опять сухи. Надо намазать вазелином. Хотела подсказать, да неловко в такую минуту, ко гда человек декламирует стихи. Еще возомнит, что о нем забочусь. Мне-то его губы, как говорится, до лампочки. Пусть Лилиана печалится. Чистосердечно говорю ему, что стишок не нравится. Те, что читал в прошлый раз, были гораздо лучше.
— То я читал свои, а это известного поэта Баковия.
Лицо Игоря приняло цвет спелого бурака. Что это еще за Баковия? Неужели я ударила лицом в грязь — показала свое невежество? Учишься, учишься, а прорех в образовании не сосчитать. Счастье еще, что
